Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

И когда вечером номер наконец выходил из типографии, все здание редакции трясло, будто мы находились на огромном пароме посреди бушующего моря.

В залах пахло металлом и типографской краской, и все это утопало в табачном дыме, как в лондонском тумане.

Сейчас в Лондоне нет туманов.

И мало кто помнит о существовании газет.

И никакого просвета.

Мир будто погрузился в спячку.

В коридорах никого не видно, никто не орет в телефонную трубку.

Зачем, когда есть мобильники?

Карл-Эрик Юханссон встретил меня на входе, у вахты.

Я представился внушительного вида лысому охраннику, которому больше подошла бы роль главаря банды или героя футбольных дерби, и получил на грудь значок: «Гость. Свенссон».

Несмотря на бесконечное общение по телефону, с Карлом-Эриком мы не виделись почти год. Трудно сказать, сколько волос он потерял за это время. Юханссон принадлежал к числу тех мужчин, которые лысеют, едва выйдя из подросткового возраста.

На Карле-Эрике был светлый костюм и белоснежная рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Я слышал о новых дресс-кодах, и все же его внешний вид меня удивил.

Мы миновали еще две двери, которые Карл-Эрик открыл ключом-карточкой, вышли к лифтам и поднялись на недосягаемую для простых смертных высоту.

Собственно говоря, все происходило в квартале, застроенном небоскребами и офисными зданиями, битком набитыми малыми предприятиями и рекламными агентствами, частными клиниками и радиостанциями, ремонтными мастерскими, гаражами и тренажерными залами.

Прессе отводился отдельный этаж, ступив под низкие своды которого я сразу понял, почему предпочитаю работать в кафе «Иль». Нет ничего губительнее для журналиста, чем сидеть за стеклянной перегородкой. Офис открытого типа – что может быть дальше от реальной жизни и от мест, где эта жизнь творится, – городских и сельских улиц, футбольных стадионов, рок-клубов, привокзальных буфетов и подземных переходов метро.

Я не появлялся в редакции со дня увольнения. За пластиковыми ширмами и полупрозрачными стенками мелькали незнакомые молодые лица. Несколько старых сослуживцев курили на улице и выглядели на удивление постаревшими, усталыми и измотанными.

– А здесь делают нашу интернет-версию, – объявил Карл-Эрик и обвел рукой территорию, занимавшую по меньшей мере три четверти общей редакционной площади.

Я и раньше читал, что будущее за Интернетом, что виртуальные издания должны вытеснить бумажные, которые в лучшем случае станут их необязательными приложениями. Единственное, чего не ожидал, – что это будущее наступит так скоро.

– Нас ждут. – Карл-Эрик махнул рукой.

Я не слушал. Снова и снова обводил глазами офисный зал, но, как ни вглядывался, не мог узнать никого, кроме старого вахтера, который всегда был приветлив со мной. Когда-то он заведовал парковкой во дворе, а сейчас сидел на коммутаторе.

– Что, опять перестроились? – спросил я вахтера, кивая в сторону зала.

– Уже третий раз перестраиваемся, – проворчал он. – Было время, всю газету запихнули в подвал.

Мы прошли по коридору, на его стенах висели фотографии главных редакторов в позолоченных рамах. Похоже, время тоже ускорилось. Если за первые тридцать лет на этом посту сменилось всего три человека, то теперь едва ли не каждый год галерея пополнялась новым портретом.

Последней была женщина – Анна-Карин Экдаль.

Мы встретились с ней в одной из многочисленных комнат для переговоров – просторном помещении с огромным белым столом. По моим подсчетам, ей было за сорок, но выглядела она моложе. Анна-Карин держалась на посту уже больше года – рекордно долгий срок для последнего десятилетия.

Мне почти не пришлось с ней работать, но я много о ней слышал. Амбициозная охотница за новостями из Вестергётланда, она отличалась редкой трудоспособностью и могла заночевать в комнате для отдыха в редакции, если того требовали обстоятельства. С годами она накопила опыта и стала хитрее, брала одну высоту за другой на крутой карьерной лестнице, пока не прыгнула в редакторское кресло.

Ходили слухи, что и здесь не обошлось без интимных услуг высокопоставленным лицам. Не знаю, с кем она ложилась в постель, оказавшись в Стокгольме, но, будь она мужчиной, ее подвиги ставились бы ей в заслугу.

Мы с ней почти не общались – принадлежали к разным поколениям и разному кругу интересов. Она была высокой и спортивной, в интервью часто повторяла, что любит бегать трусцой. Носила короткие стрижки и красила волосы в пепельный цвет. Идеальную форму бровей корректировала в салонах красоты и в редакции всегда появлялась в темном костюме с брошью на лацкане воротника.

Брошь вспыхивала, стоило Анне-Карин повернуться под определенным углом к свету.

Блузка ослепляла белизной.

Подозреваю, она была не замужем, но жила с журналистом, который возглавлял производственный отдел и делал на телевидении реалити-шоу.

Рядом с Анной-Карин Экдаль сидела Лотта Берг, которую Карл-Эрик Юханссон представил как редактора отдела новостей. Я никогда прежде не видел ее и ничего не слышал о ней. Лотта была молодой блондинкой, в просторном белом платье с наброшенной на плечи голубой кофтой.

Я понял, что это неспроста.

Напротив Лотты расположился Мартин Янзон, тоже редактор отдела новостей. Из всех присутствующих, кроме Карла-Эрика, его я, пожалуй, знал лучше всех. Несмотря на его юный возраст или даже благодаря ему. Самое удивительное, что и на Мартина удалось напялить костюм.

Даниэль Клэссон, редактор веб-версии.

Казалось, он получил свое место только потому, что начальство не знало, куда его приткнуть. Клэссон принадлежал к числу тех мелких, плюгавых мужчин, которые своим поведением стараются компенсировать все, чем их обделила природа. Говорил он рублеными фразами и всегда в командном тоне, как сержант, любил тыкать в собеседника пальцем и входил при этом в такой раж, что не замечал смешков за спиной.

– Хотите кофе или минеральной воды? В автомате есть шоколадные шарики, – предложила Анна-Карин.

Я отказался. Карл-Эрик в общих чертах обрисовал ситуацию, и я приступил к изложению подробностей.

Лотта Берг делала пометки в блокноте. Клэссон строчил как одержимый. Карл-Эрик Юханссон, по своему обыкновению, что-то выводил в записной книжке.

Анна-Карин Экдаль сидела уронив голову на руки. Янзон слушал, откинувшись на спинку кресла.

Когда я закончил, повисла тишина.

Первой заговорила Анна-Карин. Не думаю, что остальные ждали ее слова, просто она быстрее всех сформулировала свои чувства.

– Это… это зашибись, Харри! – прошептала она. – Просто зашибись…

– Хм… Может, и так. – Я скромно пожал плечами.

Карл-Эрик Юханссон и раньше высказывал опасения на тему «что можно, а чего нельзя публиковать», но брюзжал только потому, что был инициатором встречи. Теперь же, когда мы собрались вместе и перешли к делу, сомнения развеялись сами собой.

– Значит, говорите, порка? – переспросила Анна-Карин. – И как нам это назвать? «Убийства с розгой» или, может… «Экзекутор»? Что скажете?

– Мм… Неплохо… – одобрил Мартин.

– «Убийства с розгой» будет лучше смотреться в анонсе номера, – кивнула главный редактор. – «Убийства с розгой» в анонсе, «Экзекутор» – заголовок. На том и порешим. Спасибо, Мартин.

Быстрые решения – вот то, что мне в ней нравилось. Возможно, владелец газеты после модной нынче критики по поводу доминирования в его организации мужчин искал именно такую женщину – которой не занимать решительности у сильного пола.

Как журналист, Анна-Карин Экдаль всегда балансировала на грани дозволенного, выглядела настоящей железной леди в теледебатах, а ее блог был одним из самых популярных и цитируемых.

– И, кроме вас, над этим никто не работает? – спросила она меня.

– Никто.

– Точно?

– Абсолютно.

– Прекрасно. Итак, – продолжила она, – Харри занимается непосредственно этой историей. Лотта и Мартин ищут дополнительные материалы с максимальным числом подробностей. Например, о шефе полиции, который оказался лидером тоталитарной секты, или о психе из Халланда, который устроил у себя в подвале камеру пыток. Эмма объяснит, что за болезнь стоит за всеми этими садомазо, Хелена осветит медицинскую сторону или что-нибудь в этом роде, не знаю… А Крюгера мы попросим поразмышлять над тем, о каких изменениях в шведском обществе свидетельствует это явление.

Эмма Лундин была кем-то вроде штатного сексолога. Хелена Бергквист писала на медицинские темы, а пенсионера Бертила Крюгера призывали каждый раз, когда требовалась жесткая политическая критика, особенно в адрес социал-демократов, или нужно было порассуждать о кризисе обшества, если это не одно и то же.

– Анонс, мы должны подумать об анонсе, – напомнила главный редактор. – Займешься этим, Мартин?

Мартин кивнул.

– А что с веб-версией? – подал голос Даниэль Клэссон.