Хищник - Макс Мах

— С кем она спит? — спросила Грета, снова увидев в зеркале свое отражение.

— Ни с кем, — шепнул голос из ниоткуда. — Ну, разве что с Феоной один раз попробовала. Но это так, я думаю. Одно баловство!

— Рекомендуешь сблизиться?

— Отчего бы и не попробовать, — согласился Управляющий. — Марк, уж верно, колебаться не станет. Как пить дать, «уговорит девушку на койку».

— Смени стиль общения! — Грете вдруг стал неприятен этот панибратский тон и эта простонародная грубость в выборе лексических единиц.

— Прошу прощения, фрейлейн! — тут же извинился Управляющий, заодно заговорив вместо шепота сочным баритоном с «погромыхиванием» на горловых звуках. — Какие будут приказания?

— Скажи девушкам, я надену костюм Дианы-охотницы. И задержи нашу гостью минут на двадцать. Пусть Кормчий подождет немного, да и я хочу без спешки выпить чашечку кофе.

— Сварить кофе? Какой?

— Черный, крепкий, с кардамоном, но без сахара… Рюмку шдэрха… Да, смотри — не дури там! А то знаю я тебя! Граненую рюмку на восемьдесят франкских грамм и… Может быть, у Марка остались еще сигары с Йяфт? Такие длинные, тонкие…

— Гжежчи, — подсказал Управляющий, — убивающие ночь.

— Так что? Есть или нет?

— Есть, но Марк не любит…

— Я с ним сама разберусь! — остановила она возражения. — Значит, гжежчи. Как думаешь, сколько она может стоить на внутреннем рынке?

— Тройская унция, — сразу же откликнулся управляющий. — Золотом, за штуку.

— У кого? У баталера или у каптенармуса?

— У обоих.

— Купи мне штук десять!

— Десять или более?

— Дюжину! — решила Грета. — Купи сразу дюжину, только качество сначала проверь!

— Будет исполнено! Где прикажете накрыть стол?

— В будуаре! — Грета развернулась и, оставив свое отражение резвиться в одиночестве, пошла в туалетную комнату.

Идти было недалеко, буквально десять шагов, но Управляющий умел творить чудеса. В уборной Грету уже ждали служанки с бельем, костюмом и прочими «дамскими штучками», включая «дежурную» шкатулку с драгоценностями. А привычный ко всему фрачный слуга — он даже глазом не повел, когда в помещении появилась обнаженная хозяйка, — заканчивал сервировать стол: сигара на подставке черного дерева, пепельница из дымчатого кварца, оправленного в серебро, гильотинка, зажигалка… кофейник и чашка… хрустальная рюмка и узкогорлый кувшинчик из красной яшмы.

— Великолепно! — прокомментировала Грета, подходя к столу. — Налей-ка, братец!

Она не уточнила, но слуга был опытный — начал с водки, и, лишь наполнив рюмку почти до краев, перешел к кофе.

«Кофе…» — Грета прищурилась и втянула носом воздух.

Шдэрх, как и следовало, пах грозовой свежестью, сигара — черным табачным листом с предгорий Йяфетской Стены. И аромат кофе, что характерно, не вызывал и тени сомнения.

— Кто варил кофе? — спросила Грета.

— Лука, — сразу же ответил слуга.

— И когда же он начал? — вопрос по существу, а не лишь бы как. Все можно успеть вовремя, кроме одного — сварить кофе. Процесс сложный, требует времени и усилий.

— Семь минут назад! — подал голос Управляющий. — И это уже третий кофейник, моя светлая госпожа. Я приказал варить кофе с кардамоном еще двадцать минут назад.

— Знал или угадал? — поднявшееся, было, раздражение сошло на нет, сменившись чувством «глубокого удовлетворения».

— Знал.

— Откуда? — она взяла сигару и в одно движение, не примериваясь, обрезала кончик.

— Опыт.

— И опыт — сын ошибок трудных? — усмехнулась Грета и принялась раскуривать сигару.

— Так точно! — отрапортовал Управляющий. — Если помните, я вам чего только не предлагал, когда вы «в духе» пребываете. Ан, нет! Все не то. А потом приметил — вы кофе с кардамоном предпочитаете, а вот табак и алкоголь по настроению. Тут и не угадаешь.

«Не угадаешь!» — пыхнула она сигарой.

Гжежчи — сигара необычная: длинная, тонкая, напоминающая формой Гран Корону 47-го калибра и притом черная — почти оскуро, но не совсем. Оттенок другой, да и запах тоже.

«Этот табак рос под другим солнцем, на другой почве… в чужих горах…» — она вспомнила вдруг горы Йяфетской Стены. Пейзажи долин и предгорий, и Солнечное плато, и пустоши Гештсайи. Хвойные леса, чайные и табачные плантации, пастбища, деревни с каменными башнями, и одинокие хижины на склонах гор. Водопады и озера, перекаты Своенравной, и светлые глаза стройных горянок, обещающие больше, чем приоткрытые врата в рай.

«Да, черт возьми, было бы совсем неплохо!» — она опрокинула в рот содержимое рюмки — считай, полтора шкалика жидкого огня — и задержала дыхание, чувствуя, как грозовая свежесть одним махом очищает еще не проснувшийся окончательно мозг.

4. Дарья Телегина

К своему удивлению, спустившись в Венецианскую гостиную, Дарья обнаружила там не только господина Главного Кормчего, коротающего время за чашкой чая с молоком, но и Грету Ворм. Роковая красавица оделась так, словно собиралась на охоту: замшевый костюм темно-бутылочного цвета — бриджи, заправленные в коричневые сапоги для верховой езды, и приталенный камзол до середины бедер, расшитый темным золотом, — салатная рубашка со стоячим воротничком и пышным кружевным жабо, широкополая шляпа с чьим-то — «уж не павлиньим ли?» — пером, и, разумеется, дорогой гарнитур из изумрудов и черных алмазов.

«Удивительная женщина!»

В одной руке Грета держала кофейную чашечку, в другой — дымящуюся сигару.

— Дари, счастье мое! — воскликнула она, увидев Дарью, спускающуюся по винтовой лестнице.

— Я тоже рада вас видеть, госпожа Ворм! — Дарье не понравилось обращение, еще больше — интонация.

— Ах, прости! — взмахнула Грета сигарой. — Совсем забыла, ведь Карл говорил, что тебе не нравится…

— Мне все нравится, — остановила ее Дарья. — Зачем вы здесь, Грета?

— В последнюю нашу встречу ты меня об этом не спрашивала! — Грета умела улыбаться так, что скулы сводило от оскомины.

«От такой улыбки кровь в жилах скисает, не то, что молоко!»

— Вы правы, Грета.

— Ты! — остановила ее Грета.

— Я? — Не поняла Дарья.

— Нет, я! — взгляд синих глаз стал тверд, неумолим. — Я! Ты должна обращаться ко мне на «ты». Мы сестры, разве нет?

«Она безумна!»

— Мой вам совет, княгиня, — хмыкнул Главный Кормчий, — соглашайтесь! Есть люди, которым легче сказать «да», чем пытаться объяснить, отчего «нет».

— Хорошо, — кивнула Дарья. — Ты.

— Вот и славно! — мило улыбнулась Грета, словно не она только что готова была испепелить и заморозить все вокруг. — Мы идем гулять? Куда?

— Где Карл? — спросила Дарья.

— Где Марк? — спросил Сам.

— Они заняты, — как ни в чем не бывало, пропела «Диана-охотница» и, подхватив Дарью под руку — от кофейной чашки она уже успела избавиться, обернулась к Кормчему. — Итак?

— Начнем с обзорной палубы, если не возражаете.

— С чего бы мне возражать? Ты пригласил, тебе и решать.

— А с чего бы начала ты? — прищурился Главный Кормчий. Похоже, вопрос был не праздный, его это действительно заинтересовало.

— С садов Сибиллы или с кухонь господина Вателя.

— Хм… а ведь действительно! Но отчего бы не совместить, как считаешь?

— В каком порядке?

— В произвольном, — пожал плечами Сам. — Бросим монетку, или вот девушку спросим?

— Девушке скоро полтинник стукнет! — не удержалась Дарья.

— Я в курсе, — поправил фуражку Кормчий. — Но вопрос не в этом.

— Кто такая Сибилла? — спросила тогда обиженная тоном Кормчего Дарья.

— Сибилла Иерусалимская, — усмехнулась Грета. — Ты разве не знаешь этой истории?

— А я думал, речь о Сибилле Армянской… — Сам успел достать сигарету и теперь как раз прикуривал.

— Сибилла Иерусалимская — королева Иерусалима, ведь так? — Дарья не интересовалась историей специально, но кое-что все-таки знала. Помнила из прочитанного по случаю, услышанного между делом, да и в университете, в Гёттингене, взяла, помнится, курс или два.

— Так, — кивнул Главный Кормчий и пыхнул зажатой в углу рта сигаретой. — А Сибилла Армянская жила в тринадцатом веке и являлась принцессой Киликии.

— Господи, помилуй! Что за бредовые идеи! — покачала головой Грета.

— И то верно, — согласился Сам. — Сады Сибиллы — это сады, созданные Незнакомкой, — он вздохнул, и мгновение смотрел куда-то за окно.

— У нас в коммуне, — сказал, возвращаясь, наконец, к начатому, — осуществляется принцип невмешательства. Это один из наших основных, я бы сказал, фундаментальных законов. До тех пор, пока это не вступает в противоречие со свободой жить, как вздумается всех остальных, каждый волен быть тем, чем желает, и так, как ему или ей этого хочется. Кто-то из наших дам… — он словно бы запнулся, но сразу же продолжил, переведя взгляд на Дарью, — время от времени принимает образ Незнакомки. Появляется инкогнито, не вступая ни с кем в контакт, и не показывая лица. Она создала однажды эти чудесные сады, затмевающие, как мне кажется, своей роскошью даже сады Семирамиды…