Хищник - Макс Мах

Макс Мах

Хищник

Адекватность — это всего лишь тщательно контролируемое безумие

Часть I

Дари

Глава 1

Темное дитя

24 декабря 1929 года, нейтральная территория Водская Падь, Вольный город Ландскрона

1. Грета Ворм

Зимние вакации 1929 года случились, следует заметить, совершенно неожиданно. Упали сразу вдруг, как снег на голову. Срочный фрахт, который, впрочем, так и не состоялся; приступ острой меланхолии у господина Главного Кормчего, приключившийся, как всегда, некстати, то есть не ко времени; и прочие плохо просчитываемые наперед обстоятельства, сложившиеся так, а не иначе, попросту не оставили Грете выбора. Да и Марк с Карлом «настоятельно рекомендовали»: дескать, «плюнь на все, Гретхен, и отдохни, как следует». Так что, грех было не воспользоваться случаем, и Грета, давно и трепетно любившая русский север, решила провести свои нежданные каникулы в Ландскроне.

«От Рождества до Рождества, — она вполне оценила циничную иронию момента, и его же двусмысленную щедрость. — Начнем с католиков, закончим православными!»

Сказано — сделано, и двадцать третьего декабря она уже была на месте, обустраивая свой отдых в одном из самых изысканных городов Севера с характерной для нее деловитой тщательностью и упоительной неумеренностью в потакании своим капризам. Шестизвездочный постоялый двор «Варяжский бург» на Заячьем острове, личный извозчик на огромном и прекрасном локомобиле — красный и черный лак, матовая бронза и седое серебро — и, разумеется, новая шуба из баргузинского соболя. Впрочем, по-настоящему основательным обновлением гардероба Грета предполагала заняться двадцать четвертого, сразу после завтрака. А завтракать она отправилась в одно из самых привлекательных мест города, в Воздухоплавательную гавань на Малой Охте. Там на вершине старой причальной башни — она называлась Свенской, поскольку принимала некогда пакетботы из Гетеборга — располагался трактир «Нордия».

Ровно в девять часов утра, в еще не развеявшейся невнятной полумгле, арендованный на все «рождественские вакации» извозчик остановил свой роскошный «Нобель-Экселенц» у главного входа в массивное, постройки двадцатых годов прошлого века краснокирпичное здание, и Грета сошла на подогретый паром тротуар. Цокнули о гранитные плиты высокие каблуки сафьяновых сапожек, проплыл мимо лица клок белого пара, открывая взгляду полные восхищения и вожделения две пары мужских глаз — серые молодые и зеленоватые «в возрасте» — и Грета поняла — «каникулы начинаются».

— Сударыня! — Высокие застекленные двери услужливо распахнулись, и в лицо пахнуло теплом парника и запахами тропических растений. Обширное фойе, занимавшие практически всю площадь цокольного этажа, представляло собой экзотический зимний сад, по аллеям которого даже в эти ранние часы пасмурного зимнего утра прогуливались в одиночестве и парами состоятельные пассажиры «Нарвских Воздухоплавательных Линий». Но Грета, слава Богу, никуда сегодня не летела. Она прошла к лифтам, поднялась на поскрипывающей платформе на двенадцатый этаж и оказалась в трактирном зале.

— Доброе утро, сударыня! — поклонился, шагнувший навстречу метрдотель. — Ваш столик!

Ее столик стоял у западной стены. Впрочем, стен, как таковых, в «Нордии» не было. Бывшую швартовочную платформу, превращенную нынче в трактирный зал, накрывал застекленный купол из ажурных металлических конструкций, так что посетителям открывался захватывающий вид на эллинги и причальные башни Воздухоплавательной гавани. Здесь, на высоте, ярко светили электрические прожектора, заставлявшие жемчужно сиять клочья облаков и клубы стравленного швартующимися кораблями пара, горели хрустальные линзы газовых иллюминатов, перемигивались красными и зелеными огнями семафоры и габаритные маяки. Зрелище и само по себе захватывающее, но сегодня Грету поджидал настоящий сюрприз. На ее глазах к высокой, казавшейся издали тонкой и хрупкой Новгородской башне медленно подходил, подрабатывая вертикальными и горизонтальными плавниками броненосный крейсер Русского Императорского флота «Глаголъ».

— Красавец! — она почувствовала, как пузырьками шампанского щекочет губы поднимающееся из глубины души возбуждение.

— Хорош, — согласился Карл, раскуривая толстую гавану.

— Хм, — коротко бросил Марк и, отвернувшись, от крейсера, щелкнул пальцами, привлекая внимание полового. — Кофе по-турецки! — он взглянул на Карла и пожал плечами: — Виноват! Два кофе! И карту вин для дамы!

Марк никогда не упускает случая, продемонстрировать заботу. И да, он внимателен к мелочам, неравнодушен, и понимает ее, как никто другой.

— Прошу прощения? — половой откровенно растерялся, но метрдотель уже пришел ему на помощь.

— Степан, — сказал он наставительно, с полупоклоном протягивая Грете папку из бордовой тесненной золотом кожи, — как же так, голубчик! Подал даме меню, а про карту вин забыл!

«И то сказать, — усмехнулась мысленно Грета, начиная неторопливо перелистывать меню A La Carte, — кто же пьет шампанское за завтраком?»

— Чем вы заняты, Bellissima? — прервал повисшее за столом молчание Карл. — Размышляете о вечном или выбираете из двух зол — фигура или удовольствие?

— Я изучаю пути зла, Карл, — подняла взгляд Грета. — Красное на красном, как считаете?

— Звучит интригующе, но красное на белом выглядит лучше.

— Кровь с молоком? Или, быть может, на снегу?… — «задумалась» Грета, представляя, как это будет смотреться со стороны, и сразу же одним плавным движением шеи и плеч обернулась к половому. — Строганина из медвежатины, паюсная икра, яичница-глазунья по-тартарски на сале и с кайенским перцем, желтое масло и белый хлеб, и стопку либавской старки.

— Старка? — поднял бровь Марк и словно бы принюхался на манер волка, но, разумеется, волка деликатного, образованного, воспитанного. — Полагаю, двадцатилетней выдержки?

— Другой не держим-с, — вежливо улыбнулся опамятовавший половой.

— Тогда, неси, любезный, сразу полуштоф, — решил Марк. — И кофе прикажи варить крепкий, а не абы как! Даме тоже. Ведь вы не против, belleza?

— Отнюдь, нет! — Грета снова смотрела на швартующийся крейсер.

Завораживающее зрелище, если честно. Сродни наблюдению за отдыхающим хищником. Крупным хищником, что вернее.

— Блондинка в малиновом берете… — она ни в чем не была уверена, да и откуда бы взяться уверенности в таком деле. И все-таки, все-таки…

— Слишком хорошо, чтобы быть правдой! — Карл не оглянулся, а, значит, и сам уже заметил эту молодую стильно одетую женщину, завтракающую в обществе интересного брюнета.

«Не мальчик, но все еще не старик. И, верно, хорош в постели!» — Почти с завистью подумала Грета. В мужчине было нечто эдакое, что опытный женский взгляд не пропустит, хотя словами такое не объяснишь.

— Потеряно, не значит — утрачено. — Марк достал портсигар и выбирал теперь папиросу, хотя, казалось бы, что там выбирать?

— Сформулируй! — предложила Грета.

— Ее внешность…

— Ты ее никогда не видел, — возразил Карл.

— Не скажи! — улыбнулся Марк и наконец, остановил свой выбор на одной из папирос. — Я ее предвкушал, а мои ожидания редко когда не соответствуют действительности. Так что, считай — видел.

— Возможно, но не обязательно, — покачал головой Карл. — А ты что скажешь, моя прелесть?

— Скажу, что придется с ней познакомиться.

— Разумно, — согласился Марк, закуривая.

— Но будь осторожна, ее спутник не так прост, как кажется, — Карл пыхнул сигарой и перевел взгляд на русский крейсер. — Грациозен, не правда ли? И завораживающе смертоносен! Каков у него главный калибр?

Знать, что имеет в виду Карл, было невозможно в принципе. Особенно, когда он этого не желал. Поэтому Грета предпочитала делать вид, что понимает его дословно, при этом оставляя за собой право на комментарии того сорта, какие на ум придут.

— Шестнадцать шестидесятифунтовых орудий, — сказала она, наблюдая за тем, как опускаются броневые плиты, и из недр корабля выдвигается вперед фасеточный глаз штурманского поста. Подсвеченное изнутри электричеством остекление рубки переливалось, словно волшебный топаз. — А мужичек-то, и в самом деле, непростой. Изображает из себя правшу, а бьет обычно с левой.

— И обучен в одной из техник у-и, — добавил свои пять копеек Карл.

— Скорее всего, кун-фу, — не согласилась Грета.