Мир богов. Книга 2 (СИ) - Борисова Светлана Александровна

Пока я разбиралась с непонятной тварью, Алконост уже не было в спальне. Я догнала её уже у выхода из дома. Опередив меня, она вылетела на улицу и, быстро оглядевшись, бросилась бежать в сторону гаража.

— Кто такая Тонанцин? — выкрикнула я, несясь следом за ней.

— Богиня земли! — выкрикнула двойняшка. — Это она забрала твоих детей!

У меня оборвалось сердце.

— Зачем? — в отчаянии выкрикнула я.

— Затем, что отец принёс тебя в жертву Тонанцин!

— Что?!

— Что слышала! Давай быстрей, пока она не переместилась! Иначе можешь попрощаться со своими недомерками!

После её слов у меня словно крылья выросли за спиной, и всё же пёс оказался быстрей. Он проскочил мимо меня и с яростным рычанием вцепился в кого-то невидимого у нас на пути.

Неожиданно Алконост схватила меня за руку.

— Пой, Сирин, иначе будет поздно! — выкрикнула она и я, не раздумывая, запела.

Чтобы вернуть сыновей я была готова вырвать себе сердце, не то что запеть.

Поначалу мой рыдающий голос срывался и дрожал, но постепенно он набрал силу и окреп. Я пела о своей любви к детям и мужу и о счастье, которое они мне дарят одним лишь своим существованием, и что ради них я готова продать душу дьяволу. Пела о том, что без сыновей мне нет жизни, и я сделаю всё, чтобы найти и покарать того, кто посмел отнять их у меня. Пела о том, в какой ад я превращу жизнь похитителя; и мне плевать человек это или бог; я обязательно его найду и убью, чего бы мне это ни стоило. Чтобы дать до конца прочувствовать мои страдания, я на глазах виновника моих бед убью всех его близких, а затем живьём вырву его сердце и брошу его собакам, и их дерьмо будет ему единственным памятником в этом и потустороннем мире.

Под воздействием моего пения вокруг пса, который мёртвой хваткой держал невидимку, вспыхнуло неяркое сияние, и в его свете проступил силуэт женщины и двух малышей, которых она держала за руки.

При виде сыновей моё горло перехватил нервный спазм, но я сдержала порыв и не бросилась к ним; интуиция говорила, что нельзя спешить; нужно чтобы Егорка и Ильюшка окончательно материализовались, только тогда они вернутся в реальный мир.

Видимо, Алконост тоже это знала. Как только наступил нужный момент, она бросилась к женщине и положила ей руку на голову, и та закричала так, что у меня волосы встали дыбом. Не теряя времени, я схватила сыновей и отскочила прочь.

Не знаю, что двойняшка сделала с Тонанцин, но зрелище было не из приятных. Богиня явно страдала; вскоре она выгнулась дугой и, не переставая кричать, рухнула на колени.

Обуреваемая разноречивыми чувствами, я смотрела на похитительницу моих детей и, несмотря на ненависть к ней, едва удерживалась от того, чтобы не броситься ей на выручку. И тут я заметила ещё кое-что. Воздух ощутимо похолодел, и им стало трудно дышать, к тому же сосны, растущие поблизости, стали прямо на глазах жухнуть и осыпаться. Бог ты мой! Судя по стремительной экологической катастрофе, двойняшка выкачивает жизнь не только из Тонанцин, но и изо всей планеты.

Чёрт, чёрт, чёрт! Нет, так дело не пойдёт! С этим нужно что-то делать и быстро, а я по рукам и ногам связана детьми…

«Госпожа, не беспокойтесь! Я присмотрю за малышами», — прорычал у меня голос за спиной, и я резко обернулась.

Оборотню всё же удалась трансформация. Это был шолоицкуинтли, но несколько мельче, чем его сородичи из Огненной стражи, с которыми я повстречалась в башне Руха. И этот шолоицкуинтли внушал мне доверие.

— Как тебя зовут?

— Нэхуель[23]

— Чего? — не поняла я, решив, что это ругательство. Всё же сказывается дурное влияние Алекса.

— Нэхуель, — сдержанным тоном повторил шолоицкуинтли.

Надо же, какое оригинальное имечко! В другое время я бы посмеялась, но сейчас мне было не до смеха.

— Нэхуель, если ты ещё раз посмеешь тронуть моих детей, я тебя изничтожу. А сейчас будь добр присмотри за ними.

Оставив Егорку и Ильюшку на попечение адского пса, я бросилась спасать Тонанцин.

— Прекрати немедленно! Ты её убьёшь! — я оттолкнула двойняшку, и она с возмущением посмотрела на меня.

— Тонанцин украла твоих детей, и ты заступаешься за неё?

— Ты посмотри, что творится! Если ты дальше будешь выкачивать её силу, мы попросту умрём!

К счастью, двойняшка вняла моим словам и не стала петушиться. В тусклом свете гаражного фонаря я особо не разглядела, но, кажется, она сама подрастерялась: видимо, не ожидала такого эффекта. Правда, когда я потребовала, чтобы она вернула Тонанцин украденную силу, она отказалась, причём исключительно из вредности. Тогда я схватила её за руку и, подтащив к стонущей богине, положила ладонь ей на лоб.

Да, туго здесь приходится богам! Магия, что струилась к Тонанцин через меня, была совсем жиденькой; даже не знаю, сколько ею нужно заряжаться, чтобы с её помощью создать что-нибудь путное.

Тут ещё снег повалил крупными мокрыми хлопьями; его слой на земле рос прямо на глазах, грозя утопить нас в своей холодной глубине.

Решение пришло спонтанно. Я сплела свои пальцы с пальцами двойняшки. Она вопросительно посмотрела на меня и, помедлив, согласно кивнула. «Эллирэу, торадо-ци!» — выкрикнули мы хором и воздели руки к мутной черноте неба, слегка затронутой рассветом. «Эллирэу, заф-ци!» — донёсся до нас ответный крик, но такой слабенький, что мы скорей догадались, чем услышали.

Не знаю, что нашло на двойняшку. Она вскочила на ноги и, не выпуская моей руки, потянула за собой. «Ратуй, Хорс! Ратуй, Ярило! Ратуй, Даждьбог! Ратуй, Сварог! Ратуйте, сыны Ра[24]!» — закричала она так громко, что у меня заложило уши. Не успело отзвучать эхо её призыва, как солнце выкатилось из-за горизонта, и на нас обрушился столб яркого света, прорвавшийся сквозь пелену мрачных туч; причём центр золотого круга приходился на Тонанцин, недвижно лежащую на земле.

Тогда Алконост, протянув руки к солнцу, запела. И как запела! Я сразу вспомнила, что в мифологии её тёзку зовут птицей радости. Так оно и было. Голос сестры звучал песней весеннего ручейка, пробивающегося сквозь кружево подтаявшего льда. Такой хрустально-прозрачный и чистый, что наворачивались слёзы на глаза; и при этом душа полнилась таким восторгом, что, казалось, за моей спиной вновь развернулись крылья.

Завороженная волшебным пением я не сразу заметила, что Тонанцин очнулась и встала рядом с нами. Я покосилась на неё, и она с молящим выражением прижала палец к губам. Вопреки словам экономки, богиня выглядела значительно старше сорока лет. Это была хорошо одетая худощавая женщина, которой далеко за пятьдесят; на лицо ничего особенного, обычная индейская скво в возрасте; разве что глаза необычайно хороши — карие, с зелёными крапинками они были чисты и невинны, как глаза младенца. «Или как воровские глазки Альхена[25], — с холодной иронией подумала я, стараясь подавить симпатию к богине.

Глава 11

Пытки не кончались и следовали одна за другой. Чужая воля отказала ему в благодати беспамятства. Боль рвала душу и тело, от неё не было спасения; она накатывала волнами раскалённой магмы, и краткие мгновения между их приходами были его единственными передышками.

Но даже самые неутомимые палачи нуждаются в отдыхе, и уход истязателя был подобен величайшему счастью.

«Вифания!» — позвал Золотой император, придя в себя. Он попытался открыть глаза, но у него больше не было глаз, как не было ушей и языка; на их месте остались только чёрные ямы с осколками опалённых костей. Тогда он, собрав волю в кулак, снова попытался вырваться из плена.

Страшно изуродованное тело всесильного властителя Фандоры воспарило вверх; цепи загремели и до отказа натянулись, но не порвались. Хромоногий Гефест знал своё дело, его не зря прославляли как искуснейшего из кузнецов.