Домби и сын - Чарльз Диккенс

Быстро летѣли дни одинъ за другимъ, и, наконецъ, наступилъ послѣдній вечеръ передъ свадьбой. Общество собралось y деревяннаго мичмана наверху и заняло всѣ покои, такъ какъ во всемъ домѣ не было теперь другихъ жильцовъ и мичманъ былъ единственнымъ владѣльцемъ этого апартамента. Всѣ были спокойны и серьезны, представляя впереди утреннюю перспективу, и всѣ были умѣренно веселы. Флоренса сидѣла подлѣ Вальтера и доканчивала вышивать свой прощальный подарокъ капитану Куттлю, м-ръ Тутсъ, подъ руководствомъ и верховнымъ надзоромъ дѣвицы Нипперъ, игралъ съ капитаномъ въ пикетъ. Миссъ Нипперъ, съ таинственнымъ и глубокомысленнымъ видомъ, заглядывала въ карты и дѣлала всѣ необходимыя соображенія относительно ходовъ и взятокъ. Діогенъ слушалъ очень внимательно и по временамъ разражался какимъ-то двусмысленнымъ лаемъ, котораго, казалось, стыдился и самъ, сомнѣваясь, повидимому, въ основательности повода къ своимъ подозрѣніямъ.

— Тише, любезный, тише! — говорилъ капитанъ Діогену. — Что съ тобой сдѣлалось? Ты, пріятель, кажется, сегодня не въ духѣ.

Діогенъ завилялъ хвостомъ, но тотчасъ опять насторожилъ уши и огласилъ комнату новымъ двусмысленнымъ лаемъ, въ которомъ поспѣшилъ извиниться передъ капитаномъ, положивъ свою морду на его колѣни.

— Я того мнѣнія, — сказалъ капитанъ, разглаживая своимъ крюкомъ діогенову шерсть, — что твои подозрѣнія относятся къ м-съ Ричардсъ; но если ты разсудителенъ, какимъ я всегда тебя считалъ, ты долженъ перемѣнить свои мысли, такъ какъ м-съ Ричардсъ женщина хорошая, и это ты могъ бы замѣтить по ея глазамъ. Ну, пріятель, — продолжалъ капитанъ, обращаясь къ м-ру Тутсу, — если ты готовъ, такъ отваливай.

Говоря это, капитанъ погрузился весь въ свою игру, но вдругъ карты вывалились изъ его рукъ, глаза и ротъ открылись, ноги подкосились, и онъ растянулся въ своемъ креслѣ такимъ образомъ, что во всей его позѣ обнаружилось самое экстренное изумленіе. Оглянувшись вокругъ на всю компанію и видя, что никто не замѣчаетъ причины его столбняка, капитанъ перевелъ духъ, разразился страшнымъ ударомъ по столу, проревѣлъ громовымъ голосомъ: "Соломонъ Гильсъ, эгой!" и повалился въ объятія опустошеннаго непогодами камзола, который входилъ въ комнату, сопровождаемый Полли.

Еще минута — и Вальтеръ былъ въ объятіяхъ опустошеннаго непогодами камзола. Еще минута — и Флоренса была въ его объятіяхъ. Еще и еще минута — и капитанъ Куттль принялся обнимать м-съ Ричардсъ и миссъ Нипперъ и свирѣпо пожимать руки м-ру Тутсу, восклицая: "Ура, любезный другъ, ур-р-ра!" — Ошеломленный этой непостижимой сценой, м-ръ Тутсъ, не зная самъ, что дѣлаетъ, съ большою учтивостью отвѣчалъ:

— Безъ сомнѣнія, капитанъ Гильсъ, ваша правда, покорно васъ благодарю!

Опустошенный непогодами камзолъ, равно какъ шапка и дорожный шарфъ, не менѣе опустошенные бурей и дождями, отвернулись отъ капитана и Флоренсы къ Вальтеру, и вдругъ изъ подъ всѣхъ этихъ статей раздались звуки на подобіе стариковскаго плача, между тѣмъ какъ косматые рукава плотно обвивались вокругъ Вальтеровой шеи. Во время этой паузы продолжалось всеобщее молчаніе, и капитанъ съ большимъ усердіемъ полировалъ свою переносицу. Когда, наконецъ, Флоренса и Вальтеръ сбросили съ плечъ пришельца гороховый камзолъ со всѣми принадлежностями, глазамъ общества представился во всей красотѣ разоблаченный инструментальный мастеръ, тощій, тонкій, изнуренный старичекъ въ своемъ прежнемъ валлійскомъ парикѣ, въ кофейномъ сюртукѣ со свѣтлыми пуговицами и съ неизмѣннымъ хронометромъ, который издавалъ умильные звуки въ полосатомъ жилетѣ.

— Бухта человѣческихъ познаній, палата широкаго ума! — возопилъ лучезарный капитанъ. — Соль Гильсъ, Соль Гильсъ, гдѣ ты скрывался отъ насъ въ это долгое время, старинный мой товарищъ?

— Я слѣпъ и нѣмъ, и глухъ отъ радости, любезный Недъ! — отвѣчалъ старикъ.

— Самый его голосъ теперь, какъ и всегда, настоящая труба человѣческой науки! — говорилъ капитанъ, озирая стараго друга съ неимовѣрнымъ восторгомъ. — Возсядь, Соломонъ, посреди своего винограда и смоковницъ и, какъ древній патріархъ, повѣствуй намъ, своимъ гроздіямъ, о странствованіяхъ и чудныхъ приключеніяхъ на твоемъ пути. Голосъ твой могучъ, и рѣчь твоя сладка. О голосъ, голосъ!.. Помнишь ли, какъ пробуждалъ ты меня отъ глубокаго сна, когда я лежалъ утомленный на ложѣ праздности и нѣги! Воструби, Соломонъ, и да разсѣются впрахъ всѣ враги твои. Видѣхъ очима превозносящася, яко кедръ ливанскій, и мимо идохъ, и ce не бѣ взыскахъ кости его и обрѣтостася. Аминь. Пріискать въ книгѣ Товита и положить закладки.

Капитанъ сѣлъ на мѣсто съ видомъ человѣка, которому витіеватой рѣчью посчастливилось удачно выразить общія чувства всѣхъ и каждаго, но вдрутъ онъ вскочилъ опять, чтобы представить м-ра Тутса, который во все это время былъ очень озадачень прибытіемъ человѣка, неизвѣстно почему присвоившаго себѣ фамилію Гильса.

— Хотя, сэръ, — лепеталъ м-ръ Тутсъ, — я не имѣлъ удовольствія пользоваться вашимъ знакомствомъ, прежде чѣмъ вы… прежде чѣмъ…

— Потерялись изъ виду, оставаясь любезнымъ для памяти, — тихонько подсказалъ капитанъ.

— Точно такъ. Благодарю васъ, капитанъ Гильсъ. Хотя я не имѣлъ удовольствія пользоваться вашимъ знакомствомъ, м-ръ… м-ръ… Сольсъ, — продолжалъ Тутсъ, напавшій на это имя по вдохновенію свѣтлой мысли, — прежде, чѣмъ случилось то, что должно было случиться, однако, увѣряю васъ, я имѣю величайшее удовольствіе… ну, вы плнимаете, съ вами познакомиться. Надѣюсь, сэръ, — заключилъ м-ръ Тутсъ, — вы совершенно здоровы и благополучны.

Послѣ этого комплимента м-ръ Тутсъ покраснѣлъ, какъ піонъ, и подарилъ компанію самодовольной улыбкой.

Инструментальный мастеръ усѣлся въ уголку между Вальтеромъ и Флоренсой и, кивиувъ на Полли, которая въ эту минуту была олицетвореніемъ неподдѣльнаго восторга, отвѣчалъ капитану такимъ образомъ:

— Недъ Куттль, дружокъ мой, хотя я слышалъ кое-что о здѣшнихъ перемѣнахъ отъ прекрасной моей пріятельницы… какое y ней доброе, пріятное лицо! — сказалъ старикъ, потирая руками отъ полноты сердечной услады.

— Внимайте ему! — пробасилъ капитанъ серьезнымъ тономъ. — Женщина соблазняетъ весь человѣческій родъ. Припомни, любезный, исторію Ветхаго Завѣта, заключилъ онъ, обращаясь къ м-ру Тутсу.

— Постараюсь, капитанъ Гильсъ. Покорно васъ благодарю, — отвѣчалъ м-ръ Тутсъ.

— Хотя я слышалъ кое-что отъ нея о здѣшнихъ перемѣнахъ, — продолжалъ инструментальный мастеръ, вынувъ изъ кармана очки и попрежнему надѣвая ихъ на свой лобъ, — однако онѣ такъ велики и неожиданны, и я до того обрадованъ свиданіемъ съ моимъ ненагляднымъ племянникомъ и съ… — взглянувъ на Флоренсу, которая потупила глаза, онъ не рѣшился докончить фразы — … что я… сегодня ничего не могу сказать. Но почему же ты, милый Недъ Куттль, не писалъ ко мнѣ?

Изумленіе, отразившееся въ чертахъ капитанскаго лица, положительно устрашило м-ра Тутса, и онъ не могъ оторвать отъ него своихъ глазъ.

— Не писалъ! — повторилъ капитанъ. — Писалъ, Соль Гильсъ!

— Ну да, — продолжалъ старикъ, — отчего бы тебѣ не написать въ Барбадосъ, напримѣръ, или въ Ямайку, или въ Демерару? Вѣдь я же тебя просилъ.

— Ты меня просилъ, Соль Гильсъ!

— Да, да, мой другъ! Развѣ ты не знаешь? Неужто забылъ! Я писалъ тебѣ каждый разъ.

Капитанъ снялъ лощеную шляпу, повѣсилъ ее на свой крюкъ и, разглаживая рукою затылокъ, глядѣлъ на все собраніе, представляя своей особой совершеннѣйшій идеалъ воплощеннаго удивленія.

— Ты, по-видимому, не понимаешь меня, мой другъ! — замѣтилъ старикъ.

— Соль Гильсъ, — возразилъ капитанъ послѣ продолжительнаго молчанія, — ты меня сдрейфовалъ на самый экваторъ и пробилъ напроломъ. Удѣли, почтенный другъ, пару словъ насчетъ своихъ приключеній. Неужто Эдуардъ Куттль будетъ стоять на мели? — заключилъ капитанъ, переминаясь и осматриваясь во всѣ стороны.

— По крайней мѣрѣ, ты знаешь, милый Недъ, зачѣмъ я уѣхалъ отсюда. Вскрылъ ли ты мой пакетъ?

— Да, да, да, — отвѣчалъ капитанъ скороговоркой. — Разумѣется, я вскрылъ твой пакетъ.

— И прочелъ? — сказалъ старикъ.

— Какъ не прочесть? — отвѣчалъ капитанъ, изъявляя готовность отдать полный отчетъ въ содержаніи пакета. — Вотъ что писалъ ты: "Милый мой, Недъ Куттль! Оставляя теперь Лондонъ для отправленія въ Вестъ-Индію, въ надеждѣ получить какія-нибудь извѣстія о миломъ племянникѣ"… баста! вотъ твой милый племянникъ, вотъ дорогой нашъ Вальтеръ! — сказалъ капитанъ, какъ будто обрадованный тѣмъ, что могъ остановить свои мысли на такомъ явленіи, которое по своей дѣйствительности не подлежало никакому сомнѣнію.

— Ладно, любезный другъ. Теперь остановимся на минуту. Первый разъ я писалъ къ тебѣ изъ Барбадоса, и если ты хорошо помнишь, я говорилъ въ томъ письмѣ, что хотя еще далеко не прошло двѣнадцати мѣсяцевъ, я съ радостью уполномачиваю тебя вскрыть пакетъ, такъ какъ въ немъ объяснена причина моего отъѣзда. Ладно, Недъ Куттль. Во второй, третій, a можетъ, и четвертый разъ я писал ь къ тебѣ изъ Ямайки, подробно объясння, что дѣла мои не подвинулись впередъ, что о Вальтерѣ нѣтъ ни слуху, ни духу, и что все-таки я не рѣшаюсь воротиться въ Лондонъ, пока не получу о немъ какихъ-нибудь извѣстій. Потомъ я, кажется, писалъ къ тебѣ изъ Демерары, не такъ ли, мой другъ?