Домби и сын - Чарльз Диккенс

— Онъ полагаетъ, что писалъ изъ Демерары, уфъ! — воскликнулъ капитанъ, безнадежно озираясь вокругъ.

— Я говорилъ въ томъ письмѣ, что покамѣстъ все еще нѣтъ никакихъ вѣрныхъ извѣстій, но что я нашелъ въ этой части свѣта многихъ изъ своихъ старинныхъ земляковъ, которые мнѣ оказали кое-какія услуги. Они принимали большое участіе въ моихъ странствованіяхъ, и всѣ вообще жалѣли о моей судьбѣ. Въ ту пору я начиналъ думать, что мнѣ суждено до могилы скитаться по бѣлому свѣту, отыскивая слѣдовъ пропавшаго мальчика.

— Тамо сѣдохомъ и плакахомъ, на рѣкахъ вавилонскихъ. Внимайте ему! — замѣтилъ капитанъ глубокомысленнымъ тономъ.

— Воротившись опять въ Барбадосъ, я услыхалъ, наконецъ, что мой племянникъ Божіею милостью живъ и здоровъ и находится въ большомъ почетѣ на купеческомъ кораблѣ, который ведетъ чайную торговлю съ Китаемъ. Тогда и я, Недъ Кутгль, не теряя времени, сѣлъ на первый корабль, и вотъ, слава Богу, пріѣхалъ на родину благополучно и вижу свой счастливый домъ.

Капитанъ склонилъ голову съ великимъ благоговѣніемъ, поднялъ къ потолочному окну свой крюкъ и осмотрѣлъ одного за другимъ всѣхъ членовъ общегтва, начиная съ м-ра Тутса и оканчивая инструментальнымъ мастеромъ. Потомъ онъ сказалъ съ большою важностью:

— Соломонъ Гильсъ! замѣчаніе, которое я намѣренъ предложить, способно разорвать паруса твоего летучаго разума, переломать всѣ снасти твоихъ догадокъ и перепутать всѣ канаты твоихъ размышленій. Ни одно изъ этихъ писемъ не было передано Эдуарду Куттлю. Ни одного изъ этихъ писемъ, — повторилъ капитанъ, придавая этой деклараціи соотвѣтственную торжественность, — не получилъ Эдуардъ Куттль, мореходъ великобританскій, избравшій по доброй волѣ и благому произволу мѣстомъ своего жительства городъ Лондоиъ, столицу трехъ Соединенныхъ королевствъ!

— И писалъ-то я ихъ собственноручно! И отправлялъ-то я ихъ собственноручно! Корабельная площадь, номеръ девятый! — воскликнулъ старикъ Соломонъ!

Багровая краска выстуиила на лицѣ капитана, и глаза чуть не закатились подъ лобъ.

— Соломонъ Гильсъ, любезный другъ, что ты разумѣешь подъ номеромъ девятымъ на Корабельной площади? — спросилъ капитанъ.

— Какъ что разумѣю? Твою квартиру, Недъ Куттль, — квартиру y м-съ… какъ бишь ее зовутъ? Я иной разъ забываю собственное свое имя. Что дѣлать? Я давио отсталъ отъ времени, ты это знаешь. М-съ…

— Соль Гильсъ! — возгласилъ капитанъ, какъ будто собираясь сдѣлать самое невѣроятное предположеніе въ мірѣ, — неужто y тебя на умѣ фамилія м-съ Макъ Стингеръ?

— Ну да, мой другъ, что же тутъ удивительнаго? — возразилъ инструментальный мастеръ. — Я адресовалъ свои письма на имя м-съ Макъ Стингеръ.

Капитанъ открылъ свои глаза до послѣдней степени возможной широты, испустилъ изъ своихъ устъ длинный-предлинный и пронзительный свистъ самаго меланхолическаго свойства и остановился среди комнаты, глазѣя на всѣхъ съ дикимъ и безмолвнымъ любопытствомъ.

— Поясни намъ еще разъ свою загадку, Соломонъ! — проговорилъ онъ наконецъ.

— Всѣ эти письма, — отвѣчалъ дядя Соль, барабаня правой рукой по столу съ такимъ вѣрнымъ тактомъ, который могъ бы сдѣлать честь даже непреложному хронометру въ его карманѣ, — всѣ эти письма писалъ я собственноручно, отправлялъ собственноручно и адресовалъ такимъ образомъ: "Капитану Куттлю, въ домѣ м-съ Макъ Стингеръ, что на Корабельной площади, номеръ девятый",

Капитанъ сдернулъ съ крюка свою лощеную шляпу, заглянулъ въ ея тулью, надѣлъ на голову и сѣлъ на стулъ.

— Други мои! — сказалъ капитанъ, озирая изумленными глазами все собраніе, — я дезертировалъ и скрылся оттуда!

— И никто не зналъ, куда вы ушли? — поспѣшно вскричалъ Вальтеръ.

— Помилуй тебя Богъ, любезный другь! — сказалъ капитанъ, покачивая головой. — Она бы никогда не отпустила меня въ эти предѣлы, чтобы хранить и опекать собственность дяди Соломона. Ничего не оставалось дѣлать, какъ бѣжать и укрыться. Господи, помилуй! Ты ее видѣлъ во время затишья, a посмотрѣлъ бы ты, какъ она волнуется во время бурнаго своего гнѣва — уфъ! Замѣть это хорошенько!

— Я желала бы посмотрѣть! — тихонько замѣтила миссъ Нипперъ.

— Будто бы, моя милая, будто бы? — возразилъ капитанъ. — Это дѣлаетъ вамъ честь, но вы едва ли знаете, что нѣтъ на свѣтѣ лютаго звѣря, который бы превзошель ее своимъ свирѣпствомъ. Мой сундукъ вырученъ и принесенъ отъ нея такимъ человѣкомъ, который, можетъ быть, одинъ только и есть на бѣломъ свѣтѣ. Нѣтъ, не хорошо было отсылать письма на Корабельную площадь! М-съ Макъ Стингеръ, разумѣется, не приняла ни одного, и я еще не знаю, какъ раздѣлался сь иею бѣдный почтальонь!

— Стало быть, довольно ясно, капитанъ Куттль, — сказалъ Вальтеръ, — что всѣ мы, и вы, и дядя Соль въ особенности должны за свое безпокойство благодарить м-съ Макъ Стингеръ.

Этотъ пунктъ относительно одолженія, оказаннаго всему обществу рѣшительною вдовою покойнаго м-ра Макъ Стингера, былъ самъ по себѣ до того очевиденъ, что капитанъ не счелъ нужнымъ дѣлать дальнѣйшихъ возраженій; но ему нѣкоторымъ образомъ было стыдно за свое положеніе, и его почтенное чело покрылось мрачными облаками, хотя никто болѣе не склонялъ бесѣды на щекотливый предметъ, и особенно Вальтеръ, помнившій свой послѣдній разговоръ насчетъ странной Соломоновой судьбы. Мало-по-малу лицо Куттля совершенно прояснилось, онъ стремительно вскочилъ съ своего мѣста и, обходя съ лучезарной улыбкой членовъ маленькаго общества, принялся съ большимъ усердіемъ каждому пожимать руки, и эта церемонія продолжалась около пяти минутъ.

Потолковавъ еще нѣсколько времени относительно опасностей и приключеній на морскомъ пути, всѣ члены общества, за исключеніемъ Вальтера, оставили комнату Флоренсы и пошли въ гостиную. Черезъ нѣсколько минутъ къ нимъ присоединился и Вальтеръ, который сказалъ, что Флоренса немного нездорова и легла въ постель. Хотя они никакъ не могли потревожить ее своими голосами, однако всѣ послѣ этого начали говорить шепотомъ, и каждый, по своему, распространялся въ похвалахъ прекрасной молодой невѣстѣ Вальтера Гэя. Дядя Соломонъ, съ неизъяснимымъ удовольствіемъ, услышалъ о ней подробнѣйшій отчетъ, a м-ръ Тутсъ былъ просто на седьмомъ небѣ, когда Вальтеръ въ своемъ разговорѣ деликатно косулся важныхъ услугъ, сдѣлавшихъ его присутствіе необходимымъ въ этомъ домѣ.

— М-ръ Тутсъ, — сказалъ Вальтеръ, прощаясь съ этимъ джентльменомъ, — завтра поутру, надѣюсь, мы увидимся?

— Лейтенантъ Вальтеръ, — отвѣчалъ Тутсъ, съ жаромъ ухвативъ его руку, — конечно, я завтра буду, непремѣнно буду.

— Мы встрѣтимся съ вами въ послѣдній разъ и распрощаемся надолго, надолго. Человѣкъ съ вашимъ благороднымъ сердцемъ долженъ чувствовать, какъ много ему обязаны. Я увѣренъ, вы понимаете, что я навсегда останусь вамъ благодаренъ.

— Лейтенантъ Вальтеръ, мнѣ весьма пріятно чувствовать, что вы имѣете причины говорить въ такомъ тонѣ.

— Нынѣшнимъ вечеромъ, когда вы оставили насъ однихъ, Флоренса, прощаясь съ своей дѣвической жизнью, просила меня сказать вамъ, что она чувствуетъ къ вамъ глубокое уваженіе…

М-ръ Тутсъ облокотился на косякъ и закрылъ рукой свои глаза.

— Флоренса говорила, что никогда не будетъ y нея друга благороднѣе, честнѣе, великодушнѣе васъ, и что она никогда не забудетъ вашего къ ней искренняго расположенія. Она просила сказать, что вспомнитъ о васъ въ своей молитвѣ въ этотъ торжественный вечеръ ея жизни, и надѣется, что вы будете по временамъ о ней думать, когда она отправнтся въ свою далекую дорогу. Долженъ ли я сказать ей что-нибудь отъ васъ?

— Скажите, лейтенантъ Вальтеръ, что я стану думать о ней каждый деиь, и всегда съ чувствомъ душевнаго удовольствія, что она соединилась съ человѣкомъ, котораго она любитъ и который любитъ ее самъ. Скажите, я увѣренъ, что избранный супругъ достоинъ ея — даже ея — и что я радуюсь ея счастью.

Послѣднія слова м-ръ Тутсъ произнесъ выразительно и ясно, не облокачиваясь на дверь и не отирая своихъ глазъ. Потомъ онъ съ большимъ жаромъ пожалъ Вальтеру руку, пожелалъ ему спокойной ночи и скорыми шагами отправился домой.

М-ръ Тутсъ ходилъ въ сопровожденіи Лапчатаго Гуся, котораго онъ въ послѣднее время бралъ съ собою каждый вечеръ и оставлялъ въ магазинѣ, изъ опасенія, какъ бы не повстрѣчались снаружи какія-нибудь непредвидѣнныя обстоятельства, въ которыхъ опытность и сила этого знаменитаго героя могли очень пригодиться юному мичману. На этотъ разъ Лапчатый Гусь былъ, казалось, очень не въ духѣ, и м-ръ Тутсъ, оглядываясь черезъ плечо въ ту сторону, гдѣ жила Флоренса, замѣтилъ съ нѣкоторымъ изумленіемъ, что его спутникъ бросаетъ косые взгляды, собираясь, по-видимому, раздразнить и отколотить какого-нибудь пѣшехода. По прибытіи домой, профессоръ кулачнаго искусства проводилъ м-ра Тутса въ его покои, но вмѣсто того, чтобы тотчасъ же, по обыкновенію, убраться въ свою спальню, онъ остановился передъ нимъ, взвѣшивая обѣими руками свою бѣлую шляпу и дергая себя за носъ съ рѣшительнымъ видомъ неуваженія къ своему патрону.