Власть и наука - Валерий Сойфер

Наконец, еще пять работ были: статья 1937-го года "Колхозные хаты-лаборатории -- творцы агронауки" (здесь статья называлась чуть поскромнее: "Колхозные хаты-лаборатории и агронаука"), "Мичуринское учение на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке" (1940); две популярные статьи для энциклопедии и "Инструкция на 1951 год по посеву полезащитных полос".

Этот конгломерат был гордо назван: "Работы по генетике, селекции и семеноводству", как значилось на титульном листе под словом "Агробиология". На четырехстах страницах были воспроизведены довоенные работы, еще на 163 страницах -- работы 1941-1950 годов, и лишь шесть небольших статей были написаны в более позднее время.

Когда читаешь эти "труды", не содержащие обязательных в науке описаний методов, использованных материалов, полученных и обработанных, как положено, данных, зато перегруженных ссылками на "доказательства" никому неведомых крестьян, работников хат-лабораторий, чаще всего объединяемых автором одним словом "опытники", когда видишь, как аргументация заменяется бранью в адрес тех, кто осмеливался его критиковать, и славословием Сталина, колхозного строя и пр. и пр. -- становится не по себе.

"Ученые испокон веков наблюдали, что такие растения, как озимая рожь, озимая пшеница... при посеве их весной, до осени дают только травку. Никакого колошения и плодоношения они не дают... Никто из этих ученых не указал, как же заставить эти озимые растения плодоносить при весеннем посеве. Наша советская наука, чрезвычайно еще молодая, заставила эти растения выколашиваться и плодоносить. Как это произошло? Произошло это очень просто, благодаря советской действительности. В 1929 г. один из начинающих селекционеров, а именно я, оказался на всесоюзном съезде селекции в Ленинграде, прочел доклад о причинах неколошения озимых при весеннем посеве и как их заставить выколашиваться" (137),

-- так "скромно" определил свою роль Лысенко, вспоминая выступление перед Сталиным в 1935 году. Он перепечатывал свои обвинения в адрес ученых, якобы вредивших передовой науке, обвинения, произнесенные и опубликованные за два десятилетия до этого, не забывая себя ("В самом деле, кто разрабатывал научные основы яровизации?... Может быть, это Лысенко, тот Лысенко, который перед вами, ученый Лысенко". /138/), позорил буржуазных ученых ("товарищи, вам известно задание старой науки -- это помогать буржуям, кулакам, всяким эксплуататорам... Буржуазные ученые работают в одиночку, они оторваны от практики, даже буржуазной") и т. п.

В статье "Физиология растений на новом этапе" (1932 год) он заявлял:

"Широкими научными кругами, особенно исследователями по физиологии растений, в подавляющей массе вопрос о яровизации... был или вовсе не осознан или неправильно понят. Неправильная, недиалектическая методология часто приводила исследователей к неправильной постановке опытов, а еще чаще -- к неправильному толкованию фактического материала, полученного ими в опытах" (139).

В статье "Не извращать теорию яровизации" (1934 г.) Лысенко нападал на тех, кто давал научную трактовку вопросов стадийного развития (Чайлахян, Васильев, Церлинг, Чепикова) и глубокомысленно поучал:

"... читать свои собственные опыты не так-то легко и не каждому доступно: для этого нужно иметь в голове теорию" (140).

Вот так -- от страницы к странице, от вопроса к вопросу, всюду и всегда с одними и теми же приемами и мерками -- Лысенко оставался одинаковым. На совещаниях с участием руководителей партии он клялся в верности одной задаче -- обеспечить рост сельскохозяйственного производства. На научных сессиях -- поучал своих более умудренных в науке коллег, как им следует перестраивать работу, чтобы удовлетворить требованиям "мичуринской биологии" и стать поближе к запросам практики. Он давал весьма странный совет насчет подготовки научных кадров:

"Мне часто ставят в укор, что я недооцениваю иностранные работы в биологических журналах. Когда же я говорил, что иностранные книжки не надо читать? Но я говорил -- где же это видано, чтобы любая иностранная книжка, любой иностранный журнал без разбора должны быть прочтены всяким причастным к аспирантуре работником? Итак, учиться плановости нам нужно и нужно в основном не по иностранным книжкам, а у нашей социалистической промышленности, у нашего социалистического сельского хозяйства, обслуживание которого является нашей прямой и святой обязанностью" (141).

И не уставал он громить крупнейших ученых -- гордость России -- за непонимание задач, буржуазное мировоззрение, идеалистические ошибки, механистичность, поповщину и т. д. Почти все из тех, кто хоть как-то поддерживал его на первых порах за работу по яровизации, отвернулись от него и пытались защищать науку в открытых схватках на конференциях и совещаниях, ученых советах: а постоянные критики -- П.Н.Константинов, Д.Н.Прянишников, П.И.Лисицын, В.С.Кирпичников, А.Р.Жебрак, В.П.Эфроимсон обращались в ЦК партии, к наркомам земледелия, министрам и президентам АН СССР по поводу ошибок Лысенко, несбыточности его обещаний, произвола на посту Президента ВАСХНИЛ. Однако хор протестов не был услышан Сталиным, ни, тем более, его подчиненными. Партия старалась укрепить позиции Лысенко, а параллельно этому росли масштабы непоправимых потерь, опустошений не только в экономике, но и в науке.Вместо развенчания неоправдавшихся посулов партийные лидеры вставали на защиту "колхозного академика", и, казалось, что никого в руководстве не настораживало, что набатные речи Лысенко об успехах, призванных облагодетельствовать сельское хозяйство СССР, оказывались на деле пустым звуком. Сменявшие друг друга предложения Лысенко нисколько не облегчили многолетнего бедственного положения сельского хозяйства. Постоянная нехватка самых элементарных растительных и животных продуктов в исконно земледельческой стране с самыми большими в мире посевными площадями и угодьями для скота всё росла и росла.

Конечно, повинен в этом был не только Лысенко, а прежде всего социализация всего сельского хозяйства страны и затем неквалифицированное руководство коммунистами обобществленным сельским хозяйством, но все-таки и "вклад" Лысенко в этот провал был немалым. Лысенко давал удобную и ставшую уже привычной формулу объяснения очередной неудачи -- "ВРАГИ ПОМЕШАЛИ", если бы не они -- всё получилось бы прекрасно. Этим он отвлекал внимание от главной неудачи -- полного провала социального эксперимента -- коллективизации сельского хозяйства, и этим отвлечением способствовал укреплению самого важного политического тезиса -- тезиса научной обусловленности осуществляемых социальных перемен и их непременной прогрессивности. Власти искусственно поддерживали его как "своего" среди "не своих" в той сфере, которую завоевать им было труднее всего -- в сфере науки.

Борцы, соглашатели и предатели

Вероятно ни в одной другой части общества противостояние приказам из партийного центра не ощущалось так сильно, как в науке, а в самой науке наиболее сильное противодействие властям оказывали выдающиеся ученые. Для них сама мысль подчинить свои взгляды утверждениям и домыслам шарлатана, каковым только и называли между собой Лысенко его знающие коллеги, было смерти подобно. Именно поэтому получалось, что и на ранних этапах выхода Лысенко на лидирующие позиции голоса видных ученых звучали мощно и консолидированно, да и позже критики не примолкли. Многие имена уже были названы выше, несколько раз было сказано и о роли академика Прянишникова, не перестававшего критически отзываться о работах Лысенко и лысенкоистов на протяжении полутора десятилетий. Так, в 1944 году, когда Лысенко уже властвовал в биологии, Дмитрий Николаевич направил руководству Академии наук СССР докладную записку об ошибках, содержащихся в проекте годового отчета Академии в разделе биологии:

"В присланном мне на просмотр проекте записки я нахожу ряд неправильностей (по отделу генетики), которые, на мой взгляд, должны быть устранены во имя заботы о поддержании достоинства Академии наук СССР.

Прежде всего бросается в глаза крайнее противоречие отдельных частей. Так, на стр. 54-55 приводятся метафизические беспредметные рассуждения, напоминающие какое-то возвращение чуть ли не к эпохе флогистона. При этом приводится ряд неверных утверждений (без оговорок, что за них отвечают такие-то авторы), под которыми невозможно подписываться Отделению [биологических наук -- В.С.], (а за ним и Академии в целом). Таков совершенно конфузный тезис, гласящий, что под наследственностью понимается "свойство живого тела требовать определенных условий для своего развития и жизни" -- ничего общего с наследственностью здесь нет.

Также неверным является утверждение, будто "мичуринское направление в генетике представляет акад. Лысенко" -- на деле нет ничего общего в установках Мичурина и Лысенко. Мичурин -- это прежде всего гибридизатор, а если он говорит о воспитании индивидуума (многолетнего дерева), то это вполне рационально, а Лысенко думает, что "воспитанием" однолетних растений создаются новые формы, наследующие свои признаки в следующих поколениях. Мичурин был в основе дарвинистом, а Лысенко даже не ламаркист, так как Ламарк не был все же виталистом, каковым является акад. Лысенко. Главное же состоит в том, что никакого нового направления в генетике акад. Лысенко не представляет и не может представлять, так как он вовсе не является генетиком.