Инифинт. Приключенческий роман - Светлана Ивашева

Королева внимательно следила за реакцией на свои слова. Глаза собеседника расширились.

– Если бы полковник был жив, он мог бы подтвердить сказанное мной, – добавила Её Величество. – Если Дэйк упустил из виду это важное обстоятельство, – проявим великодушие, простим ему: он был смертельно ранен во время штурма крепости, пусть земля ему будет пухом… Поправляйтесь, лейтенант, вы нужны мне здоровым. У нас с вами впереди еще много дел.

Её Величество поднялась, давая понять, что аудиенция окончена. Умари склонился к её руке, а когда поднял глаза, королева увидела, что взгляд визитёра просветлел и преисполнен глубокой благодарности…

Если бы ему не мешал гипсовый корсет, Умари упал бы к её ногам: он чувствовал, что недостоин даже стоять рядом с ней… Королева не могла знать о том, что полковник Дэйк скончался в госпитале, на соседней с Умари койке. Сказать ему правду Умари не успел, и Дэйк умер, уверенный, что его боец держался до конца…

Когда Умари шел к королеве на аудиенцию, он боялся, что она ответит ему примерно так:

– Сударь! Нам не до вас. Вы не хотите, чтобы вас наградили? Очень хорошо. Вы предатель? Отлично, давайте мы вас повесим. Чего вы, собственно, добиваетесь? Нам некогда возиться с вашими угрызениями совести. Только что закончилась война, страна разорена, – у нас есть дела поважнее, чем ваша отягощённая совесть, утерянная честь, растоптанная гордость, – и что там ещё, что вы сами себе устроили своим предательством!

Но она не только выслушала его и не упрекнула, – она сочинила красивую сказку, чтобы облегчить его душу. В ту ночь он, впервые за долгое время, уснул до полуночи, и спал без сновидений, и не проснулся на рассвете от кошмара; и жжение в груди почти утихло, наконец…

После тех страшных, сумрачных дней, когда война окончилась, разорвав на части его сердце, после тех дней, которые он провел в аду, наедине с собственной низостью, после всего, что понял и пережил практически в одночасье и что прибавило к его годам десятка на два больше, чем уверял календарь, – после всего этого он подал в отставку, навсегда покинул армию и пришёл во дворец: проситься на королевскую службу. Так он попал в Департамент…

Часть 1

Глава 1

Мама всем рассказывала, что петь Олеана начала раньше, чем говорить. Вероятно, так оно и было: сколько Олеана себя помнила, она пела всегда. В раннем детстве – в церкви, во время служб, потом – в кабачке «У Грина»: отца убили на войне, мама осталась с Олеаной и её маленьким братом, – пришлось зарабатывать деньги на жизнь.

Однажды какой-то хорошо одетый незнакомец, ужинавший в кабачке, поманил к себе Олеану и предложил подзаработать:

– Завтра в городском театре «Авэн» в честь праздника будет большой концерт. Я приглашаю тебя исполнить одну песню. Приходи к театру в полдень: тебя будет ждать мой пианист. Разучишь песню и сможешь отрепетировать. Я хорошо заплачу тебе…

…Мама уже дремала, когда дочь вернулась с работы.

– Меня пригласили завтра выступить в городском театре, – тихонько, чтобы не разбудить Симора, сообщила Олеана, развязывая шнурки утомивших ноги ботинок на высоких каблучках.

– Кто пригласил? – спросила мама, приподняв голову от подушки.

– Я его не знаю, он ужинал у нас. Может он – хозяин театра? Он обещал мне хорошо заплатить.

– О, городской театр!.. ты прославишься… Я была бы рада посмотреть на тебя на сцене, но Симора не с кем оставить, – откликнулась мама. – А что ты там будешь петь? Свою «Соло миа»?

– Я даже и не знаю – он мне не сказал… – задумчиво ответила дочь. Её тревожило, что выступать придётся без достаточного количества репетиций.

На следующий день у входа в городской театр Олеану встретили двое молодых людей: высокий, лохматый пианист по имени Идэн и элегантный, в костюме с бабочкой, конферансье. Последний проводил Олеану и музыканта в репетиционный зал. Идэн показал партнерше текст песни, которая называлась «О женщинах и мужчинах», и сыграл мелодию. Олеане песня не понравилась. Смысл слов сводился к тому, что дамам нужно заниматься детьми и кухней, а если они берутся за что-то другое – безнадежно уступают мужчинам. Текст был бледен, кустарно слеплен и для шутки неуклюж.

– Вот это надо петь? – спросила Олеана. – Вполне серьёзно?

– Петь надо вполне серьёзно, а в результате должно быть смешно, – сказал Идэн мрачно.

– Вряд ли получится смешно, – усомнилась девушка.

– Слушай, – сказал пианист, – за выступление заплатят! Чего тут рассуждать? Смешно – не смешно…

Девушка выучила слова наизусть; они с музыкантом долго репетировали, и, наконец, песня зазвучала.

Идэн проводил свою напарницу в гримерную. Костюмер выдал ей длинное голубое платье, очень нарядное, возможно даже слишком нарядное: большой кружевной воротник и пришитые везде, где только можно, блёстки, делали его слегка карикатурным. Постижёр подобрал для Олеаны белокурый парик с серебряным обручем вокруг головы и едва успел наложить девушке грим, как оказалось, что пора выходить на сцену.

– Неужели концерт уже начался? А как же генеральная репетиция? – удивлённо спросила Олеана у своего партнера, зашедшего за ней в гримёрку.

– А зачем тебе генеральная репетиция? – полюбопытствовал Идэн, заменивший перед выступлением свою, видавшую виды куртку на чёрный фрак и манишку.

– Мы же ни разу не пели со сцены! Такой большой зал… Услышат ли нас в задних рядах?!

– Не волнуйся. Услышат.

Артисты поднялись по лесенке, ведущей к кулисам, и вышли на сцену. Стоя за закрытым занавесом, они услышали, как ведущий объявил:

– Олеана Мэй и Идэн Ковард! Песня «О женщинах и мужчинах»!

Послышались аплодисменты. Занавес поднялся.

Олеана почти не видела лиц, но сознавала, что на неё смотрит огромное количество глаз. Как ни странно, она не очень волновалась: в кабачке «У Грина» Олеана привыкла выступать на публике; к тому же, в прокуренном обеденном зале она пела, стоя почти вплотную к слушателям, сейчас же зал был хоть и велик, но достаточно далёк.

Артисты поклонились. Им снова захлопали. Идэн уселся за рояль и заиграл вступление. Олеана начала петь.

Обычно после первых же нот она растворялась в своем исполнении настолько, что если бы рядом вдруг началась стрельба или с небес слетели бы ангелы, – она заметила бы это не сразу. Но, не проникнувшись словами песни, она, отстранённо контролируя звучание собственного голоса, – как если бы механически воспроизводила мелодию на флейте, – подобно раздувающему щёки уличному музыканту, выводящему жалобную «И сир я, и беден» и в то же время видящему летящие в его шляпу монеты, – одновременно могла наблюдать за происходящим вокруг неё.

А происходило нечто странное. Лица слушателей выражали непонимание и недоумение. В зале появился шум: кто-то смеялся, кто-то свистел, кто-то стал пробираться к выходу… До девушки долетали негодующие возгласы об оскорблении Её Королевского Величества…

– Занавес! – вдруг закричал кто-то. – Опустите занавес!

Тяжёлые бархатные шторы скрыли сцену от зала, и тут же к артистам бросились вооруженные стражники. Испуганной Олеане не дали даже снять грим и переодеться. С головы её один из стражников сорвал белокурый парик, открыв её собственные, русые, тут же рассыпавшиеся по плечам волосы. Ей связали руки и увели со сцены. На улице её затолкали в повозку и увезли куда-то вместе с музыкантом, конферансье и большим количеством незнакомых Олеане, насмерть перепуганных людей.

Мрачное здание с решётками на окнах встретило Олеану. По длинным коридорам с глухими дверями её привели в каменную каморку и заперли. Олеана старалась объяснить себе происходящее, но понимала только одно: домой она сегодня не вернётся, и мама сойдёт с ума от волнения.

Девушка прилегла на железную койку… Может быть, то, что она пела, нельзя было петь? Она вспоминала слова песни: «Место женщин – у печи, им лучше делать калачи, а подписывать законы – привилегия мужчин…» Неужели кто-то мог усмотреть в этой фразе оскорбительный намёк на Её Королевское Величество? Это же шуточная песня!.. Из-за чего поднялся такой шум в зале? Почему её схватили?.. Олеана долго строила догадки, но не нашла ответа и, наконец, уснула, – прямо в голубом концертном платье и с остатками грима на лице.

Утром стражники разбудили её. На встревоженные вопросы и просьбы объяснить, что случилось, они не отвечали. Её привели в большой кабинет с деревянным столом, за которым сидел усатый, похожий на кота мужчина. Он был одет строго и официально. Два стражника встали у дверей. Олеану усадили посередине кабинета на железный стул, ножки которого были привинчены к полу.

– Я – Блэйк, дознаватель Секретного Департамента охраны Её Королевского Величества, – сказал ей мужчина с усами. – Ты должна отвечать на мои вопросы – правду и только правду.