Моя ойкумена. Том второй. Поэмы - Владимир Берязев

Булавка

Грез завсегдатаи —Мы и не знали закона,Мы заклинали судьбу о продлении сна.Вдруг я очнулся:Взяла зажигалку икона,Газ запылал,                       она факел к глазам поднесла.Вспыхнули очи.Младенца огнем затянуло.Он только крепче прижался к родимой щеке.Пламя по алой порфире                       на грудь соскользнулоИ запле-                        пля-                             пле-плясало на белой руке.Стой, Богоматерь!Отдай мне мою зажигалку.Господи-Боже,                       ну, кто ж теперь крест понесет?Сон обратился                        в гнилую чадящую свалку.Стол задрожал                       от предчувствия желчных икот.Звякнули ложки.И рюмка скатилась под лавку.Черную доску                       заткали в углу пауки.Все что нашел —                        на полу золотую булавкуДа белоснежный дымок непорочной руки.Выстыла печь.За окном одиноко и мглисто.На чердаке домовой непохмельно мычит.Высохла килька,                        испортился «Завтрак туриста»,Помер Гефест,                        продырявился ядерный щит…В левом углу                       сквозь экран гомункулус плешивыйЧто-то бубнит                        и пытается цифрой замкнутьВечный пожар…                        Но мы живы, поганец, мы живы!И сквозь огонь                       наш последний единственный путь.Пусть твои дьяки                        навыворот Слово читают,И говорит о добре механический гроб.Вот заикнись лишь о совести,                                   выкормыш стаи,С бранью бутылкою бросит в тебя протопоп.Уж Аввакуму на полке аукнулся Клюев,С тихим смиреньем зарей занялась купина.Игорев лебедь                        несет землю Родины в клюве,чтоб в океане ином возродилась она…

Никнет сирень под росой.Отсырело полено.Даже две мухи уснули в стакане на дне.Только булавка                        горит на ладони нетленноНапоминаньем                        о нашей нетленной вине.Что же мне делать?Убог я и деда не помню.Может быть, за море сгинуть,                                    а дом подпалить?Может, зарыть золотинку в ограде у комлясеребристого тополя?..                       Или же проще пропить?Справа ломбард.Напрямую живет участковый.Слева Хазанов – известный в народе дантист.Что же мне делать                       с булавкой твоей лепестковой,Капелькой неба,                       упавшей на вянущий лист?Благодарить?                        и хранить?                                   и с любовью молиться?Но для молитвы, как минимум, надо иметьто, чем душа возгорится                                   и умилится —Ту безоглядность,                        которой не ведома смерть.Мы, одичав,             без прививки уж не плодоносим.В уши мамлюка             не дозваться родным голосам.О, Матерь Божья,                       обрежь свои девичьи косы,Мы позабыли пути к золотым небесам.

Тихо в избе.                        Баба Поля давно на погосте.Серою поступью                        тронулись в утро кусты.За поворотом                        стучат командорскою тростью.Тихий скулеж                        из соседской звучит темноты.Пса кличут Фустом.                        Он дрожит от соседского стука.Страшно, кобель?                        Так ползи же к хозяйским ногам.Как мне знакомы                        холодные руки испуга,Лихо глядеться                        в пустые глазницы векам.Страшно, кобель.                        Ты сегодня вдвойне одинокий:Не разделю                        я твоих инфернальных скорбей.Теплится весть                        на последнем безумном пороге.Катится жизнь,                        как священный жучок-скарабей.Бабушка Поля приходит,                        садится на лавку,Пальцем маячит, сквозит, улыбается мне.И все глазами, лицом —                        про святую булавку,И все про деда,                        чей профиль висит на стене.Я посажу ту булавку                       в горшок на оконце,Охрой полью,                        купоросом и горькой сурьмой,Может быть, вырастет                        синего неба иконкаС той, золотою по краю,                        чеканной басмой.

Дервиш

поэма

IВ одной разрушенной мечетиЖил полудикой муэдзин1,Блаженный, словно божий сын,Совсем один, совсем один…

Там в пыльной мгле дышали сетиЗеленоглазых пуков,Жил шорох царственных песков,И крики сов, и крики сов…

Ему служил седой тарантул,Ему несли дары своиИ голуби, и муравьи,И две змеи, и две змеи…

Как дивно змеи стих Корана,Подвластны старческой руке,Чертили вязью на песке!А в том стихе —                      ВСЕ в том стихе.

И длился зыбкой сон пустыни…Как слюдяные витражи,Дробились в далях миражи —То бред души, то рай души.

А дервиш спал, одетый в иней,А дервиш знал, как благ сей дар,Вставал, шептал: «Ты жив, Омар.Аллах акбар! Аллах акбар!»

IIО, было так.Пока однаждыВ сухую глушь, пустую тишьНе пал беглец вражды и жажды:Как пыльный шелест, сон-камышНа месте озера былого,Как перекати-поля куст,Надтреснут,            высушен                        и пуст —То ль звон зурны,То ль эхо слова —Он был чужим в дому Аллаха…Но хлеб,Но чистая вода,Но рис,            но теплая рубахаНашлись у дервиша…                                   ЗвездаНа шапке пришлого алела,Пятном неведомой войны.И зябло высохшее тело.И обезумевшей страныСвистящий бред услышал дервишИз уст обугленных и злых:– Богов дрожишь…Богатых терпишь…К ответу их! К ответу их!Я сам творец земли и неба.Я сам велик, как Магомет.На всех достанет жен и хлебаНа тыщу лет…На тыщу лет…

Но змеи так же стих КоранаЧертили вязью на песке,Плыл город-призрак вдалеке,И дух эфедры и шафранаСтруился с каменных равнинСюда, в пустынную обитель,Где бредил раб… или грабитель…Герой,безумец,сукин сын…

Молился дервиш, клал поклоны,Целуя нежный жар земли,Стелился в прахе и в пыли,Оплакав древние законы,Оплакав «да»,Оплакав «нет»,Добро и зло:– О, все смеркалось —О серый дым, о сумрак-хаос!Придет ли внове Магомет…Господь велик, Господь великИ милосерд, как дождь весенний!ПустьВ полночь смут и средостенийВоскрикнет вороном кулик.Пусть дэвы воют из огня,Пусть скорпионы бьют хвостамиИз яда, бешенства и стали,И, страхом землю накреня,Пускай смеется и пируетВ крови дехканина шайтан.Низринется земной султан,Его бесстрастно поцелует,Объяв крылами, Азраил.Но только, Боже!только, Боже!Всех, кто безумней и ничтоже,Прости, как Ноя ты простил!..

IVПРИШЕЛЕЦ(приходит в себя и, открыв глаза,снимает шапку):

Я жив, отец?..

ДЕРВИШ(глядя в сторону, глухо)

– Шакал тебе отец.

– Я жив, отец, и даже силы чую.

– Ты помрачился разумом, пришлец,

И душу сжег гордыней…

Я тоскую.Иса – пророк. И Мухаммад – пророк.И оба были просто человеки.И ты бы мог.И я бы тоже мог.И так должно быть присно и вовеки.Свободны мы для счастья и любви.Мы братья все – от Рима до Китая.Что хочешь – строй!Где хочешь, там живи…

– О, простота, воистину, – святая!За что Аллахом изгнан был Иблис? —За то, что не склонился пред Адамом.А чем живет чинары юный лист? —Молитвою о благодатном самом:О солнце, об арыке у корней,О песне птиц, о материнской ветке,И чтобы (это осени страшней)Душе не сгинуть в ураганном ветре.Тебя ж давно сорвало и несет,Ты позабыл о доме, как о дыме.Ты знал рабов, но это не народ.Бродяге ли мечтать о благостыне?Ведь ты ни перс,                       ни рус,                                   ни армянин!Тебе не барс, а вошь худая служит…

– Но пробил час всемирных именин!Старик, нас буря общая закружит.Распустим вмиг мы Аль-Корана сеть,Соткем стихи святей и веселее!Мы разберем одряхлую мечетьИ будем строить чудо-мавзолеи.

VДЕРВИШ(запрокидывает голову,как от удара камчой по лицу)

Остановись, пришелец неверный,Язык твой – скверна и хула.Увы, грехи твои безмерны,Безверье страшно… О, Алла!

Чего не знаете – не троньте.Не бередите сон углей.Очнутся демоны на троне,Сорвутся страны с якорей.

От Индии до Гибралтара,От эфиопов до МосквыТакие вызреют удары,Такие выроются рвы!..

Пусть у пророка в изголовьеУснут библейские поля!Ведь черной кровью, жирной кровьюПолна исламская земля.

Когда с раба содрали кожуИ расспросили о судьбе,Он, весь объятый смертной дрожью,Сказал, пришелец, о тебе —

Что ты придешь непобедимоРазрушить времени мечеть.Но мать в любом неизгладима.Душа не в силах умереть.

Когда в сосуд с кунжутным масломВлез доброволец – растворитьСебя до мышц нагих и красныхИ гайб таинственный узрить.

Он растворился…                          Погибая,Он вынут был, и начал зреть,И зрел уже сквозь двери рая:Земля – сгоревшая на треть.Земля – покинутая Богом.Земля – распятая тобой.

Он рассказать успел о многом:«Не спорить, нет! – дружить с судьбойПридется людям, чтобы строитьГрад Добродетели Святой».А сколько это будет стоить?Вопрос пустой…Вопрос пустой…

VIТот спор был короток ли, долог —Не знаю: час или года.Но дрогнул Полог, дрогнул Полог,Такой незыблемый всегда.Звезда полночная скатилась,Задев ущербный минарет.Волчица, словно спохватилась,Завыла, потерявши след.Змея ушла на дно колодца.Ожили бабочки, цветы.И можно было уколотьсяО серп хрустальной чистоты.В песок и в сон ушла беседа.Но —            конский топот, храп и страх —Бойцы ислама, моджахеды,Во двор ворвались на рысях.– Он здесь! —воскликнул темный, тонкий,Как ель тянь-шаньская джигит.Упруго хрустнули постромки,И жеребец уже хрипит,И – на дыбы,И – бьет копытом,И сабля, описав дугу,Как птица-чайка, с криком сытымВонзается в лицо врагу.– Эй, дервиш, убери собаку!Да закопай, чтоб не вонял…И дай нам анаши и маку!..Ты что как в рот воды набрал?..

VIIIМолчал монах.Был нем осколокТого, кто мнил, что он велик.Что видел он, пройдя за ПологВ единый миг?..В единый миг…

И из очей в раздумье странномСтруился в космос Божий дар.И затихало за барханом:«Аллах акбар! Аллах акбар!»

Свистульки