Хроники Нарнии - Клайв Льюис

— Ваше величество! Ваше величество, неужели вы уезжаете насовсем? Ах, пожалуйста, возвращайтесь поскорее!

— Не бойся, моя дорогая, — ответствовала королева. — Я вернусь к вечеру.

— Ой, как хорошо! Ой, как замечательно! — крикнула Джил. — И нам можно будет прийти на завтрашний праздник, да? Мы просто ждем — не дождемся завтрашнего вечера! Нам тут все так нравится! Можно, мы побегаем по замку и посмотрим? Ну, пожалуйста!

Королева сказала «да», но голос ее утонул в хохоте свиты.

Глава 9

Побег

Другие участники этих событий впоследствии признавали, что Джил в тот день превзошла сама себя. Едва охота выехала со двора, девочка стала носиться по всему замку и ко всем приставать с вопросами, столь невинно, столь по-детски, что никому и в голову не пришло бы заподозрить ее в хитрости. Язычок ее работал без устали, хотя назвать это разговором было невозможно, нет: она лепетала, хихикала, лебезила и ластилась ко всем — к молодым великанам, к привратникам, к горничным и камердинерам, к престарелым господам великанам, для которых радости псовой охоты остались в далеком прошлом. Она напрашивалась на ласки и поцелуи бесконечного числа великанш, многие из которых почему-то жалели ее и называли «несчастной малюткой», хотя ни одна не объяснила, почему. Особую дружбу Джил свела с поваром, на кухне, где обнаружила кое-что очень важное — дверь в посудомойне, через которую можно было выйти из замка, минуя внутренний двор и ворота. На кухне Джил притворялась страшно голодной и поедала все лакомые кусочки, которые повар и поварята с удовольствием уделяли ей. А наверху она допрашивала придворных дам, какие наряды следует надеть к праздничному ужину, и как долго ей позволят оставаться там, и будет ли она танцевать с малышами-великанами. А потом (ее бросало в жар всякий раз, как она вспоминала об этом), склонив голову на самый идиотский манер (только взрослым, будь то великаны или кто другой, может показаться, что так и должно быть), она встряхивала кудряшками и, захлебываясь, восклицала:

— Ах, когда же, когда же будет этот праздник? Почему так медленно тянется время?

И все дамы соглашались, что малышка необыкновенно мила, а некоторые прикладывали к глазам необъятных размеров носовые платки, будто собирались всплакнуть.

— Все малыши — такая прелесть, — говорили они друг другу, — Какая жалость…

Бяка и Зудень тоже старались, как могли, но у девочек такие штуки получаются лучше, чем у мальчишек. А у мальчишек лучше, чем у мокроступов.

За обедом случилось нечто такое, отчего всем троим еще больше захотелось сбежать из замка этих культурных великанов. Они сидели в большом зале за отдельным столиком возле камина. За большим же столом, шагах в двадцати от них, расположились с полдюжины пожилых великанов. Разговаривали великаны так громко и голоса их исходили с такой высоты, что обращать внимание на этот шум было все равно что на грохот и гудки уличного движения за окном. Все ели холодную оленину, которой Джил никогда еще не пробовала. Еда ей понравилась.

Вдруг Зудень вздрогнул и побледнел так, что его серо-землистое лицо стало совсем серым.

— Не ешьте больше, — прошептал он.

— В чем дело?

— Разве вы не слышали, о чем только что говорили эти великаны? «Прекрасная оленина», — сказал один. «Стало быть, олень лгал», — сказал другой. «Почему?» — спросил первый. «А вот почему, — ответил второй, — Говорят, когда его поймали, он просил: «Не убивайте меня, я жесткий, я вам не понравлюсь…»»

Смысл этого разговора дошел до Джил не сразу, а только после того, как глаза Юстейса округлились от ужаса, и мальчик проговорил:

— Это что же, мясо говорящего оленя?

Страшное открытие подействовало по-разному. Джил, мало знакомая с этим миром, просто пожалела бедного оленя и подумала, что гадкие великаны не должны были убивать его. Юстейса, бывавшего в этом мире прежде и дружившего, по крайней мере, с одним из говорящих животных, это известие поразило как известие об убийстве. А вот Зудень, лягва-мокроступ, родившийся в Нарнии, чуть не рухнул в обморок — для него это было то же, что людоедство.

— Мы прогневили Эслана, — сказал он, — Это нам за то, что мы пренебрегли знамениями. Я знаю, мы прокляты. Боюсь, ничего другого нам не остается, как взять вот эти ножи и вонзить себе в сердце…

Теперь уже и Джил постигла весь ужас случившегося. К еде они больше не притрагивались. И как только стало возможно, потихоньку вышли из зала.

Приближалось послеобеденное время, на которое они так надеялись, и все трое разволновались. Они слонялись по коридорам и ждали, когда же замок угомонится. Обед кончился, но великаны в зале засиделись. Один из них что-то рассказывал. Наконец, разошлись. Тогда наши герои отправились в кухню. Однако там все еще кипела работа; по крайней мере, в посудомойне. И продолжалось это мучительно долго: пока великанши-посудомойки перемыли всю посуду, пока вытирали руки, пока уходили одна за другой. Но вот на кухне осталась одна-единственная древняя старуха: она бродила из угла в угол, там подотрет, тут пододвинет, и в конце концов беглецы с ужасом убедились, что уходить она вовсе не собирается.

— Ну вот, дорогуши вы мои, — сказала она им. — Все дела я переделала. Давайте поставим чайничек. Выпьем по чашечке чая. Отдохнем маленько. Только будьте добрыми детками, посмотрите-ка, открыта ли в посудомойне дверь?

— Открыта, — сообщил Юстейс.

— Вот и хорошо. Я всегда ее держу открытой, чтобы киска могла выйти погулять.

Старуха примостилась на лавке, ногу положила на другую и зевнула:

— Уж и не знаю, смогу ли, а минут сорок хорошо бы подремать. Лишь бы эти лизоблюды-охотнички не воротились раньше.

Сначала беглецы возликовали, услышав, что старуха собралась вздремнуть минут на сорок, потом приуныли, услышав про охотников.

— А когда они вернутся? — спросила Джил.

— Кто же их знает? — Великанша опять зевнула. — Ну, теперь, дорогуши мои, не шумите.

Беглецы направились было в дальний конец кухни, чтобы прокрасться в посудомойню, а там и дальше, как вдруг великанша вздрогнула, открыла глаза и прихлопнула муху.

— Пусть старуха уснет как следует, — прошептал Юстейс. — Иначе нам крышка.

Все трое забились в дальний угол и оттуда следили за великаншей. А та все никак не могла угомониться. Всякий раз, стоило подумать, что посудомойка наконец заснула, она вновь начинала ворочаться. Но хуже всего было то, что охотники могли вернуться в любой момент.

«Нет, больше я не выдержу», — подумала Джил и, чтобы хоть чем-нибудь заняться, стала осматривать кухню. Прямо перед ними возвышался широкий чистый стол, на столе — два пустых блюда (великаньи блюда для великаньих пирогов). Джил даже подумала, что вполне могла бы улечься на таком. Еще там лежала раскрытая книга. Девочка влезла на скамью, привстала на цыпочки и прочла: