Падшие ангелы - Трейси Шевалье

Мои дочери для меня еще большая загадка, чем этот мошеннический счет, который я отослал смотрителю назад с вопросом. Пусть разберется с этим — он, кажется, неглупый малый.

Июль 1906

Эдит Коулман

Так уж получается, что в затруднительных ситуациях мне все приходится взваливать на свои плечи. Новое поколение распоясалось. Это проявляется повсюду: в глупых модах (и это у них называется женским платьем!), в шокирующей вседозволенности, что царит в театрах, в этом нелепом женском суфражистском движении, о котором столько разговоров. И даже — посмею сказать — в поведении нашего короля. Искренне надеюсь, что мать ничего не знала о его шашнях с этой миссис Кеппель.[17]

Молодым не хватает того нравственного стержня, какой был у нашего поколения, и к старшим же в конечном счете всегда бегут за помощью, когда требуется грудью закрыть пробоину. Я не жалуюсь — если я могу помочь, то сделаю все, что в моих силах, из одного только христианского милосердия. Когда же такое происходит в доме моего собственного сына, я воспринимаю это как личное оскорбление, поскольку это бросает тень на него самого и на доброе имя Коулманов.

А Китти словно слепая. И кому, как не мне, пришлось зажечь лампу, поднести ее к темным углам и осветить их для нее.

Я пришла на ланч, который подавали на этом жутком сервизе в черно-желтую клетку — еще один пример нынешних фривольностей. Но еще хуже было состояние их горничной. Она грохнула блюда на стол и снова вразвалочку удалилась. Я сидела как громом пораженная. Китти, избегая моего взгляда, ковырялась у себя в тарелке с вареной рыбой и молодой картошкой. Я не одобряю отсутствие аппетита — это верх эгоизма в мире, где столько лишений. Я бы развила эту тему, но в тот момент меня больше волновала проблема Дженни.

Начала я мягко.

— Моя дорогая, — сказала я, — у Дженни далеко не лучший вид. Вы с ней говорили об этом?

Китти посмотрела на меня недоумевающим взглядом.

— Дженни? — рассеянно переспросила она.

— Ваша горничная, — сказала я более твердо, — с ней не все в порядке. Вы наверняка уже заметили это.

— А что с ней такое?

— Ну же, дорогуша, откройте глаза. Это же ясно как божий день — что с ней такое.

— Правда?

Меня это уже начинало раздражать. Хотелось просто встать и хорошенько ее встряхнуть, как если бы она была маленькой девочкой вроде Мод. В некотором смысле Мод — более зрелая, чем ее мать. Я была разочарована, когда она не присоединилась к нам за ланчем, — иногда легче говорить с ней, чем с Китти. Мне сказали, что она у подружки. Но, по крайней мере, в отсутствие Мод я могла говорить с Китти более откровенно.

— Она вляпалась в неприятности. Нагуляла себе живот, — добавила я, чтобы не оставалось никаких сомнений.

Китти, нарушая все правила приличия, позвякивала ножом и вилкой о тарелку и пялила на меня свои темно-карие глаза, которые много лет назад одурачили моего сына. Она была очень бледна.

— Она по меньшей мере на шестом месяце, — продолжала я, а Китти, казалось, дар речи потеряла. — А может, и того больше. Я всегда знала, что эта девица добром не кончит. Она мне никогда не нравилась — уж слишком дерзкая. Да на нее достаточно раз глянуть. Еще и поет во время работы — я бы подобного от служанки не потерпела. Я так понимаю, этот ее хахаль жениться на ней не собирается, а даже если и женится — здесь ей, так или иначе, нельзя оставаться. Кому нужна замужняя горничная, да еще и с ребенком. Вам нужна девушка без хвоста.

Моя невестка продолжала пялиться на меня растерянным взглядом. Было совершенно очевидно, что ей с этим не справиться и мне нужно брать бразды правления в свои руки.

— Я поговорю с ней после ланча, — сказала я. — Предоставьте это дело мне.

Китти несколько секунд молчала, потом кивнула.

— А теперь ешьте свою рыбу.

Она еще какое-то время поковырялась в тарелке, а потом заявила, что у нее мигрень. Я видеть не могу, когда добро пропадает, но в данном случае ничего не сказала, поскольку она и в самом деле перенесла шок и выглядела больной. К счастью, у меня здоровье более крепкое, и я доела свою рыбу, которая была, кстати сказать, очень недурна, разве что соус — жирноват. Слава богу, в доме есть миссис Бейкер — придется ей взвалить хозяйство на свои плечи, пока мы не подыщем замену. У меня были сомнения насчет нее, когда Китти ее только наняла, но она хорошая кухарка и к тому же добрая христианка. Взять на работу вдову — хорошее дело, она, как и я, ничего особенного от жизни уже не ждет.

Дженни пришла убрать со стола, и я не сдержалась — покачала головой при виде этой наглости. Поразительно! Она что — думала, что может разгуливать по дому с таким животом и никто не заметит? Я полагаю, она хорошо знает свою хозяйку. Если бы я не ткнула Китти носом, она, может, так ничего и не заметила бы, пока в доме не раздался бы крик младенца! Я видела, как Китти разглядывает Дженни, когда та наклонилась, чтобы собрать наши тарелки, и как некая тень страха пробежала по ее лицу. Она явно была не готова уволить Дженни. Я же не испытывала никакого страха — только благочестивую решимость.

Китти не сказала ни слова, за исключением:

— Мне кофе не надо, Дженни.

— А мне не надо горячей воды, — добавила я.

Не имело никакого смысла откладывать это дело в долгий ящик.

Девица промычала что-то в ответ, а когда она ушла, я подумала, что это в своем роде скрытая благодать Божья — возможность избавиться от гнилого яблока.

Я велела Китти пойти прилечь, потом подождала немного, прежде чем спуститься на кухню, где миссис Бейкер вытирала со стола муку. Я туда нечасто захожу, потому, думаю, у нее были все основания удивляться. Но, помимо удивления, в ее взгляде было кое-что еще. Миссис Бейкер не дура — она сразу поняла, зачем я пришла.

— Рыба была очень неплоха, миссис Бейкер, — любезно сказала я. — Может, чуть меньше масла в соус в следующий раз.

— Спасибо, мадам, — ответила она довольно вежливо, но мне послышались вызывающие нотки.

— Где Дженни? Хочу перекинуться с ней словечком.

Миссис Бейкер прекратила вытирать стол.

— Она в буфетной, мадам.

— Так значит, вы в курсе.

Миссис Бейкер пожала плечами и снова принялась за стол.

— Любой, у кого есть глаза, в курсе.

Когда я повернулась, чтобы пройти в буфетную, она удивила меня, добавив:

— Не выгоняйте ее, мадам. Пожалуйста, не выгоняйте.

— Вы меня будете учить, как управлять этим домом? — спросила я.

Она не ответила.

— Тут нельзя сентиментальничать, миссис Бейкер. Это делается ради ее же блага.

Миссис Бейкер снова пожала плечами. Она меня удивила — обычно такая здравомыслящая женщина. Конечно, мы с ней разного происхождения, но порой у меня мелькала мысль, что не так уж мы отличаемся друг от друга.

Это не заняло много времени. Дженни, конечно, разрыдалась и выбежала из комнаты, но могло быть и хуже. В некотором роде она, вероятно, почувствовала облегчение оттого, что все открылось. Она прекрасно понимала, что рано или поздно кто-нибудь заметит. Ожидание, наверно, было мучительным, и я считаю, что помогла ей прекратить эти муки.

Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что при этом присутствовала Мод. Я-то думала, она у Уотерхаусов, но когда вышла из буфетной, то увидела ее в дверях кладовки. Я говорила с Дженни тихо и не думаю, что Мод разобрала мои слова, но она слышала, как Дженни закричала, и я бы предпочла, чтобы ее там не было.

— Дженни заболела? — спросила она.

— Да, — ответила я, полагая, что это наилучшее объяснение. — Ей придется нас покинуть.

Мод посмотрела встревоженным взглядом.

— Она умирает?

— Не говори глупостей. — Именно такой драматический вопрос непременно задала бы ее подружка Лавиния, а Мод повторяет за ней как попугай. Я знала, что эта девчонка оказывает на нее дурное влияние.

— Но что…

— Нам не хватало тебя за ланчем, — перебила я ее. — Я думала, ты у своей подруги.

Мод покраснела.

— Я… я была, — пробормотала она, — но Лавиния… у нее кашель, и я вернулась. Я помогала миссис Бейкер печь хлеб.

Врать она никогда не умела. Мне ничего не стоило вывести ее на чистую воду, но я так устала от всех этих дел с Дженни, что не стала продолжать. А если откровенно, то я и не хотела ничего выяснять. Мне было больно думать, что моя собственная внучка предпочитает печь хлеб с кухаркой, чем завтракать со мной.

Мод Коулман

В жизни бы не подумала, что бабушка может спуститься на кухню. Кухня была одним из тех мест, где я чувствовала себя в безопасности и могла дождаться ее ухода, чтобы не сидеть с ней за ланчем. Даже мамочка думала, что я у Лавинии. Я бы и была у Лавинии, если бы та не уехала навещать кузенов.