Падшие ангелы - Трейси Шевалье

Я всегда немного волнуюсь, когда Лавиния отправляется к Китти Коулман на приемы, которые, к счастью, довольно редки. Вообще-то, гораздо чаще девочки после школы приходят к нам. Мод говорит, у нас намного уютнее, что, надо полагать, нужно расценивать как комплимент, а не как намек на тесноту. По крайней мере, я решила воспринять ее слова именно так. Она милая девочка, и я стараюсь не отождествлять ее с матерью.

Мне втайне доставляет удовольствие мысль о том, что, невзирая на весь простор и изящество дома Коулманов, девочки предпочитают бывать у нас. Лайви говорит, что у них в доме холодина и сквозняки гуляют повсюду, кроме кухни, и она боится подхватить простуду, хотя, если забыть об этих ее обмороках, она довольно крепенькая и аппетит у нее хороший. А еще она говорит, что ей больше нравятся наши удобные темные диваны, стулья и бархатные шторы, чем Киттины жалюзи и мебель из ротанговой пальмы.

Пока девочки не пришли из школы, на приемах мне помогает Айви Мей — раздает торт, относит чайник на кухню, чтобы Элизабет его наполнила. Приглашенные дамы — соседки с улицы и прихожанки из церкви, а также верные подруги, приезжающие из самого Айлингтона, чтобы повидаться со мной, благослови их Господь, — все ей улыбаются, хотя нередко она приводит их в замешательство.

Она и вправду такая забавная крошка. Поначалу ее нежелание говорить очень меня расстраивало, но со временем я к этому привыкла, а теперь люблю ее за это еще больше. Молчание Айви Мей может быть таким утешением после всей этой экзальтированности и слез Лайви. И с головкой у нее все в порядке — для семилетней девочки она очень неплохо пишет и читает, да и считает довольно сносно. Через год отправлю ее в школу с Лайви и Мод, тогда ей станет посложнее: учителя вряд ли будут с ней такими терпеливыми, как мы.

Как-то раз я спросила ее, почему она все время молчит, и лапочка ответила: «Зато когда я говорю, ты слушаешь». Удивительно, что такое юное создание додумалось до этого своим умом. Мне бы тоже не помешало выучить этот урок: сама-то я все время болтаю — то ли от нервов, то ли чтобы разрушить тишину. Иногда в обществе Китти Коулман я готова сквозь землю провалиться, слыша собственную болтовню, — тараторю, как обезьяна в цирке. Она же только улыбается, словно ей ужасно скучно, но из вежливости она это скрывает.

Когда девочки возвращаются домой, Лайви немедленно берет раздачу торта на себя, а маленькая Айви Мей тихонько садится в уголок. Иногда у меня сердце от этого разрывается. Все же я рада, когда девочки рядом со мной, и стараюсь сделать так, чтобы всем было хорошо. Здесь я, по крайней мере, имею на них некоторое влияние. Не знаю, чем с ними занимается Китти Коулман, когда они у Мод. Если верить Айви, то Китти их по большей части не замечает.

Они любят приходить сюда, но вот что они просто обожают — так это гулять по кладбищу. Мне пришлось ограничить Лайви в этих прогулках, иначе она ходила бы туда каждый день. У меня и так ощущение, что она мне лжет насчет кладбища. Одна из наших соседок сказала как-то, что вроде бы видела, как Лайви и Мод бегают среди могил с каким-то мальчиком, когда Лайви должна была играть с Мод у нее дома. Но когда я спросила об этом у Лайви, та ответила, что ничего такого не было, а соседке, мол, пора купить новые очки! Это меня не убедило, и тогда Лайви начала плакать из-за того, что я подозреваю ее во лжи. Поэтому не знаю, что и думать.

Я хотела поговорить с Китти Коулман об их хождении на кладбище — чаще всего туда их водит именно она. Ну и тяжелый же это был разговор! Она выставила меня полной дурой. Когда я высказала мнение, что детям, наверное, не очень полезно так часто ходить на кладбище, она ответила: «Ну что вы, девочки дышат свежим воздухом, а это им очень даже полезно. Но вообще-то в их желании гулять по кладбищу мы должны винить королеву Викторию — надо же было довести траурные мероприятия до такого абсурда, что девочки с их романтическими натурами просто опьянели от этого».

Ну и ну! Я пришла в ужас, но и разозлилась немало. Я уже не говорю о ее высокомерном отношении к Лайви, но ведь Китти Коулман прекрасно знает, как дорога мне покойная королева, да благословит Господь ее душу. О мертвых либо хорошо, либо ничего. Я так ей и сказала, прямо в лицо сказала. Она только улыбнулась и ответила:

— Если не теперь, то когда? Критикуй мы ее при жизни — и нас бы отдали под суд за государственную измену.

— Монархия выше критики, — ответила я со всем достоинством, на какое способна. — Они наши суверенные представители, и мы должны относиться к ним с почтением, иначе себя же выставим в дурном свете.

Вскоре после этого я извинилась и ушла, все еще злясь на нее. Только потом я вспомнила, что так толком и не поговорила с ней о том, чтобы сократить посещения кладбища для Лайви. Она невыносима — я ее никогда не пойму. А если говорить откровенно, то и не хочу понимать.

Февраль 1906

Мод Коулман

Мне теперь знаком каждый дюйм кладбища. Я знаю его лучше, чем собственный сад. Мамочка все время водит нас туда, даже зимой после школы, когда уже темно и когда мы вовсе и не просим ее об этом.

Конечно, там очень здорово. Сначала мы ищем Саймона, и он, если не занят, проводит с нами какое-то время. Мы играем в прятки, совершаем обход ангелов (появились два новых), а иногда сидим на наших могилах, и Лавиния рассказывает истории о похороненных здесь людях. У нее есть старый путеводитель по кладбищу, и она любит читать оттуда выдержки — о девочке, на которой загорелось платье, об убитом на бурской войне подполковнике, который был «отважным и добросердечным», или о человеке, погибшем на железнодорожных рельсах. Или же она просто выдумывает истории, которые мне кажутся довольно скучными, но нравятся Саймону. У меня нет ее воображения. Меня больше интересуют растения и деревья, или какой камень используется для памятников, или, если с нами Айви Мей, я по надгробным надписям проверяю, как она умеет читать.

Не знаю, чем занимается мамочка, пока мы играем. Она исчезает куда-то, и я обычно вижу ее, уже когда она приходит за нами и мы отправляемся домой. Она говорит, что нам полезно дышать свежим воздухом. Думаю, она права, но иногда здесь так холодно, и, должна признаться, это место начинает понемногу меня утомлять. Забавно, что я так отчаянно жаждала попасть на кладбище, когда мне это возбранялось, а теперь, когда я хожу сюда чуть не каждый день, оно потеряло для меня свое очарование.

Китти Коулман

Он меня не получит. Я с ума по нему схожу, но он меня не получит.

Вот уже почти два года, как я хожу на кладбище только для того, чтобы увидеть его. Но все же я ему не достанусь.

Поначалу я была осторожна — да, я искала его, но мне не хотелось, чтобы это так выглядело. Я всегда брала с собой девочек, отпускала их играть, а потом делала вид, что разыскиваю их, хотя на самом деле искала его одного. Я исходила здесь вдоль и поперек все тропинки, делая вид, что восхищаюсь католическими крестами больше, чем простыми, или обелисками из известняка — больше, чем гранитными, или надписями, высеченными в камне, — больше, чем выполненными металлическими буквами. Не знаю, что обо мне думают здешние рабочие, но они привыкли к моему присутствию и всегда уважительно мне кивают.

Я узнала много нового о кладбище. Я знаю, куда они сбрасывают излишки земли, место которой занимают гробы, где хранится древесина для крепежа глубоких могил, где — зеленые коврики, которые они кладут вокруг свежевыкопанных могил, чтобы было похоже на траву. Я знаю, кто из могильщиков поет во время работы и куда они прячут свои бутылки со спиртным. Я видела гроссбухи и подробные карты, на которых пронумерован каждый участок, — по ним легко можно найти любую могилу. Я привыкла к лошадям, которые тащат камни по дорожкам. Я научилась видеть в кладбище бизнес, а не место для духовных размышлений.

Он управляет им так, словно кладбище — это безукоризненный пассажирский корабль, пересекающий океан. Если нужно, он может быть резким и грубым с работниками — некоторые из них и в самом деле довольно трудные люди. Но я думаю, он справедлив и уважает хорошую работу.

Но самое главное, он добр ко мне и при этом не дает мне почувствовать свое превосходство.

Мы говорим обо всем на свете — о мире и о том, как он устроен, и о том, как Бог им управляет. Он интересуется моим мнением и не смеется над ним, а принимает во внимание. Он такой, каким я всегда хотела видеть Ричарда. Но я совершила ошибку, надеясь, что мой муж изменится после свадьбы, — он, напротив, еще больше замкнулся в себе.

Джон Джексон вовсе не красив и не богат, хотя и бедным его тоже не назовешь. Он не выходец из хорошей семьи. Не бывает на светских раутах, в театрах, на открытиях выставок. У него нет образования, но он очень эрудирован; показывая мне могилу Майкла Фарадея на участке раскольников, он сумел объяснить эксперименты с магнитными полями гораздо лучше, чем это сделал бы Ричард или даже мой брат.