Петру Гроза - Феодосий Константинович Видрашку
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Землепашцы со всех концов страны, объединяйтесь и идите вместе с нами!»
Нетрудно узнать автора этих строк.
Стремление организаторов «Фронта земледельцев» вести всю борьбу в рамках закона по принципу «не давать себя спровоцировать», «не допускать кровопролития» показало сразу же всю свою утопичность. Полиция не дремала, и власти, обеспокоенные размахом движения, перешли в наступление, не теряя времени.
В воскресенье, 19 марта 1933 года группа крестьян пришла в промышленный городок Хунедоару, чтобы «в рамках конституции» осуществить свое право на собрание. Местная полиция и подосланные подкрепления из уездного центра оказались тут как тут. Верховые жандармы, разодетые как для правительственного парада, в белых перчатках, с новенькими нагайками, трижды разогнали собравшихся, а потом согнали их на скотный рынок и держали под мокрым снегом целые сутки. Руководителей бросили в подвалы жандармерии.
О начавшихся репрессиях против представителей «Фронта» широко писала газета «Хория», прогрессивная печать Румынии. Петру Гроза и его друзья стали готовить первый съезд земледельцев весьма тщательно, они стремились одурачить полицию, перехитрить ее.
II
В начале 1933 года правительство Румынии значительно сократило заработную плату рабочих и служащих, повысило налоги, начались массовые увольнения. Владельцы фабрик и заводов начали яростное наступление на жизненные права трудящихся. Гроза пристально следил за выступлениями пролетариата, он восхищался героизмом плоештских нефтяников и гривицких железнодорожников, рассказывал крестьянам о том, как жандармы потопили в крови гривицкую забастовку, говорил о беспримерном подвиге молодого активиста организации коммунистической молодежи Румынии Василе Роайтэ. Этот семнадцатилетний юноша поднялся к установленному на высокой заводской башне гудку и в назначенный коммунистами час потянул за рычаг. Гудок Гривицы был сигналом, призывом к пролетариату Румынии начать забастовку, подняться на борьбу против насилия и эксплуатации. Против гривицких рабочих была брошена армия и жандармы. На башню был направлен пулемет. Одна пулеметная очередь, две, три, а гудок не умолкал. Убитый жандармскими пулями Василе Роайтэ не выпускал рычага из рук. Пробравшиеся на башню жандармы вытащили тело молодого парня на штыках и выбросили для устрашения в толпу.
Заняв гривицкие мастерские, 7 тысяч рабочих и 12 тысяч человек, пришедших сюда со всех предприятий Бухареста, стойко держали оборону, но не смогли устоять перед пулеметами жандармов и подтянутых им на помощь воинских частей. 18 февраля 1933 года «Правда» писала, что против «восставших железнодорожников двинут Бухарестский гарнизон». Гривицкая забастовка была потоплена в крови. Десятки убитых, сотни раненых, две тысячи арестованных. Волны протеста против организованных правительством зверств прокатились по всей стране. И по всей стране усилились репрессии. В знак солидарности с румынскими рабочими поднялся рабочий класс всего мира. «Юманите» поместила портреты Георге Георгиу-Дежа, Киву Стойки, Константина Дончи. Прогрессивная печать мира требовала прекращения репрессий. Но правительство оставалось глухим. Вожаков железнодорожников бросили в тюрьмы. На судебном процессе они выступали с резкими обличительными речами, и королевский прокурор истерически требовал «отвечать на вопросы, а не обвинять». Георге Георгиу-Деж отвечал: «Не я обвиняю! Обвиняет трудовой народ! И он должен узнать, что творится здесь! Настанет время, и тем, кто уготовил народу судьбу рабов, придется отвечать». На угрозу председателя суда прервать судебное разбирательство последовал ответ: «Это исторический процесс, который невозможно прервать. Он прекратится одновременно с ликвидацией эксплуатации».
Потопив в крови выступления рабочих, правительство мобилизовало весь репрессивный аппарат. Опасались новых выступлений рабочих и крестьян. Министр внутренних дел Румыпии Вайда-Воевод отдал всем местным органам весьма лаконичное распоряжение: «Если даже потечет кровь — запретите любое собрание, любой выход толпы на улицу!»
Один экземпляр этого приказа был вручен полковнику Амзулеску, известному в жандармском мире как человек «твердой руки». Амзулеску уже знал, что нити всего будущего собрания находятся в руках крестьянина Мирона Бели. За ним прислали раз, прислали два, по его все не оказывалось дома.
За двадцать четыре часа до открытия съезда Мирон Беля отправил в местное жандармское правление письмо по почте. Так полагалось по закону — о любом предстоящем собрании извещать полицию за сутки. Известили.
Чтобы сбить с толку уездные и центральные полицейские власти, активисты распространили слух, что крестьяне пришлют свои?; представителей па городской центральный рынок.
Был вторник, 18 апреля 1933 года. Как раз третий день пасхи. Базар пустовал — пи продавцов, ни покупателей.
Полиция начала сосредоточивать свои силы у дорог, ведущих на базар, и вокруг базара.
Рапо утром группа за группой направлялись жители окрестных сел к базару. Из каких они сел пришли, можно было отличить по одежде. Все было так, как предполагала полиция. Не зря имела она своих агентов во всех селах и хуторах Хупсдоарского края!
Вот идут моци[24] из Зэранда, а вот чабаны Бэчии, а за ними шагают по четыре в ряд овощеводы Хупедоары… Все в национальных костюмах, будто на большой праздник идут. Даже волов украсили лентами.
Жандармам пе терпелось быстрее начать операцию; жандармскому управлению не терпелось быстрее доложить своему министру, что оно все предусмотрело, что эти безумные крестьяне попались все как один, что никакого выступления против правительства не допустили.
А крестьяне все идут и идут. Бесконечный поток. Никто не шатается, никто не орет, все трезвые, никаких нарушений. А там что? Что же это там? Что они сгружают с возов?
Они сооружают трибуну.
Следует команда:
— Разогнать!
Тогда крестьяне в таком же порядке покидают базар и расходятся малыми ручейками по переулкам.
Немного погодя начальнику полиции докладывают:
— Они начали устанавливать трибуну па равнине севернее крепости.
Основные силы полиции направляются туда, и следует та же команда:
— Разогнать!
Разогнали. Но где же будут настоящие трибуны, где все же состоится собрание, полиция не знала.
А в это время в самом центре города, в нескольких шагах от городской и уездной управы, появился грузовик. Двенадцать плотников спрыгнули на землю, откинули борта и по заранее разработанному и отрепетированному плану из пронумерованных столбов, реек и балок за считанные минуты соорудили трибуну, и тут нее па эту трибуну поднялась большая группа местных и зарубежных корреспондентов, приглашенных заранее в Деву и находившихся в ожидании сигнала в гостинице доктора Петру Грозы.
В девять часов утра из громкоговорителей, неизвестно когда установленных на домах вокруг площади, раздался голос:
— Граждан жителей города и приезжих, пе состоящих в организациях «Фронта земледельцев», просят освободить площадь и перейти па тротуары. Через пять минут па площадь вступят колонны «Фронта земледельцев». Они соблюдают строгое указание: пе допускать в своих рядах посторонних.
«Любопытная публика, — писала газета «Кувынтул сателор» («Слово сел»), — отступает па тротуары, и ровно в девять часов
