Дом проблем - Канта Ибрагимов

Когда Марии Дибировой было лет тринадцать-четырнадцать, отец случайно заметил, как ее провожает до дома парнишка-казах, так, ничего особенного, просто одноклассник. Да в тот же вечер, чтобы слышали все, отец кричал на мать:

— Если моя дочь выйдет замуж не за чеченца, ты вслед за ней в окно вылетишь!

— А как в Алма-Ате чеченцев найти? — за дочь пыталась вступиться Виктория Оттовна.

— Роди! — вердикт Юши Нажаевича.

После такой грубости супруга тихо плакала. Виктория Оттовна — поздняя, единственная дочь весьма добропорядочных людей, у которых было лишь одно пристрастие — искусство, музыка. В таких же традициях, в условиях советского аскетизма они старались воспитать и свою дочь, которая тоже, кроме музыки, более ничем не увлекалась. И вот так случилось, что в мире музыки произошел невиданный переворот — господство стиля «Битлз». Эта спровоцированная, ангажированная и кем-то мощно поддерживаемая волна протестной, анархической, модной музыки, как отец Виктории определил, «клоунады», обрушилась на весь мир и даже смогла преодолеть крепостной вал советского строя, завлекла молодежь, в том числе и Викторию Тамм.

Именно в это время, время некоего внутреннего бунта и смятения, когда Виктория считала, что все старое, классическое — это загнившее и консервативное, она случайно встретила симпатичного, по всем канонам раскрепощенного, а точнее развязного, Юру Дибирова, и, несмотря на то, что у нее уже давно, пожалуй, с подросткового возраста, планировалась совместная жизнь с подающим надежды флейтистом из «папиного» оркестра, она в поисках нового мира, очертя голову бросилась в объятия Дибирова.

Родители пытались образумить Викторию, но не очень решительно, ибо они, будучи людьми воспитанными, уважали выбор любого, тем более дочери.

Жалела ли Виктория Оттовна? А какая женщина не жалела, желая лучшего? А потом дети — кто их не любит? Семья. Единственное, что Виктория Оттовна отстояла в супружестве, — это музыка. Она и дома играет, хотя муж не любит, и в филармонии работает, хотя муж твердит: «Не нужны нам эти копейки!» При чем тут «копейки»? Что за убогость, наваждение? Она не может без музыки, и мало того, что сын Руслан внешне ни на кого не похож, а вот характер и мировоззрение — копия отца: музыку, имеется в виду классическую, тоже не любит — не понимает. И осталась бы Виктория одинокой в семье, если бы не дочь.

А Мария, хотя внешне мало похожа на мать, да характер унаследовала от матери. И когда весь мир, кажется, подвержен производной «Битлз» — попсе, Мария, на удивление всем, тем более в Грозном, где иного и нет, признает только классику. Под стать этой музыке и ее характер: никаких вольностей, но свободолюбива; сама сдержанна, да любит бунтарей; романтична, но иллюзий не питает; не любит ложь, но доверчива и наивна; по-девичьи смелая, но в критический момент может спасовать.

Ее появление в «Образцовом доме» вызвало настоящий фурор среди молодых людей, ревность — у сверстниц; одни восхищались ею, другие считали взбалмошной и строптивой. Последнее подтвердилось, наведя ужас на весь дом и весь центр.

Про это событие говорили по-разному, как обычно в таких случаях привирая и приукрашивая. А было примерно так. Отец Марии пообещал выдать дочь за сына премьера Бааева — Альберта. Альберт увалень, и его ни одна дворовая футбольная команда в состав не берет, разве что не хватает игрока и тогда Альберта — в ворота, благо хоть габаритами площадь займет.

Альберт вальяжен, кичится тремя незыблемостями: своим весом — за центнер, весом и авторитетом отца, который всего добился благодаря деловитости матери. Именно мать среди многочисленных невест выбрала Дибирову Марию. И не потому что очень нравится Альберту, а потому что Мария — это, действительно, самый лучший выбор. Ведь мать Альберта считает, что она сама не чеченка-колхозница, а высокообразованная светская дама, говорящая и признающая только русский язык и современную культуру. Она всегда умела выгодно показать интернационально-коммунистический имидж мужа, стать его опорой и где-то движущей силой, завела всего двух детей; в доме ничего национального, даже в еде, а раз сын подрос, необходимо заняться и его карьерой. И тут лучше Дибировой не придумать: вроде чеченка, а вроде нет, к тому же красавица. Словом, заслали премьера Бааева со сватовством, понятно, что отказа быть не может и уже не только Бааевы, но и весь «Образцовый дом» готовится к торжеству. И тут такое — сущий бунт! Была милиция, следствие замяли, но версии остались.

По одной, Дибирова пыталась бежать через окно. Спрыгнула на телефонную будку, с нее упала и сломала ногу. По другой — наследил на крыше телефонной будки Якубов Асад, не дозвонившись, он пытался постучать в окно Марии. А вот дворничиха Мастаева, мать Вахи, утверждает, что видела, как в такой мороз Мария в одном платьице бежала со двора. В итоге, уже оказавшись на проспекте Победы, она упала, поджидавший ее Якубов Асад с друзьями хотел Марию поднять, она вскрикнула от боли, тут же милицейская сирена. Горе-жених, сам же милиционер, первым бежал.

Позже, уже лежа в больнице, Мария призналась матери, что в принципе ей что Альберт, что Асад — оба не любы, да Якубов, вооруженный изворотливостью советского кладовщика, ее просто «купил»: позвонит и на фоне красивой классической музыки твердит, как он любит Чайковского, Баха, Моцарта, и в этом провинциальном Грозном одинок.

Виктория Оттовна понимает наивность дочери: сама в юности была такой, и ее интеллигентный отец не пошел вопреки воле дочери. Так она стала Дибировой. А вот отец Марии вроде прожил всю жизнь вне Чечни, а деспотичным горцем остался: как только выписалась дочь из больницы, удовлетворил он повторную просьбу премьера, выдал Марию за Альберта Бааева…

Наверное, Ваха Мастаев не переживал бы так из-за замужества Марии, если бы не предшествующие и последующие затем события.

Видимо, отцу Марии Юше Дибирову как-то стало известно, что Мастаев все время крутится около больницы. Однажды, возвращаясь на рассвете с очередной гулянки, он встретил в подъезде уборщицу.

— Слушай, — не удержался Дибиров, — огороди мою дочь от ухаживаний твоего сына.

Мать Вахи, с виду женщина робкая, тихая, сама она и не одобряет выбора сына, понимает — не пара, да в тот момент этот жилец приволок с пригородных дач шматки грязи на ботинках и не обращает внимания на ее труд, наоборот, с претензиями. Да к тому же о ее сыне!

— Я думаю, — выпрямилась Мастаева, и сама свой голос не узнает, — внимание моего сына — честь для любой девушки, тем более такой.

— Что ты несешь?

— «Несешь» ты — грязь, со всего свету.

— На то ты уборщица!

— Да, уборщица, — чуть ли не подбоченилась Мастаева. — Зато мой сын освящен и не ублюдок, как некоторые.

— Что?! — был бы очередной скандал, да тут открылась одна дверь на лестничной клетке, вторая сверху, выскочила на шум Виктория Оттовна, затащила супруга в квартиру.

Вроде бы на этом все улеглось, только сановные обитатели «Образцового дома» возмущались, что все неурядицы от новых жильцов.

Позже, уже весной, был, как всегда в апреле, коммунистический субботник. Вахе поручили почистить фасад дома. И только сейчас, протирая металлический лист, он увидел, что сверху мелкая надпись «Жильцы дома борются за звание» густо закрашена, а ниже крупно позолотой выбито «Образцовый дом» и черной краской приписано — проблем. Это Ваха в очередной раз стер. И тут мать настоятельно сказала:

— Заодно и то, что в подъезде, выскреби.

Оказалось, что стирать гораздо труднее, чем писать. Повиснув на одной руке, другой Ваха уже уничтожил «Мария» и ближнее к себе «люблю», как в подъезде движение. Он повернул голову, и надо же такому случиться — Мария в сопровождении матери и брата возвращаются из больницы, в руках девушки сумка, выпала, звук треснувшей посуды, и тут же Мастаев полетел вниз, прямо на перила.

— Ты не ушибся? — бросилась к Вахе Виктория Оттовна.

Мастаев от боли губу прикусил, превозмогая боль, побрел к выходу.

— Может, врача? — беспокоилась мать Марии.

— Был заика, теперь и вовсе онемел, — усмехнулся Руслан, а вслед крикнул: — Беги в больницу, как раз в женской палате койка освободилась, не зря ведь ты там околачивался!

Два вечера Ваха держался, на третий дрожащей рукой набрал телефон Дибировых, на его счастье подошла сама Мария. Он и бросить трубку не смог, и сказать ничего не может, а она, видимо, догадалась.

— Ваха, это ты?

— Э-э-э, — он, как обычно, запнулся.

А она с упреком и с какой-то смущенной интонацией:

— Ты стер надпись сам или?..

— Ты можешь выйти? — вдруг прорвало Мастаева.

— Да, завтра в семь вечера у летнего кинотеатра, — она резко бросила трубку, то ли ее оборвали.

А на следующий вечер он до девяти простоял на условленном месте. Придя домой, услышал от матери: кто-то несколько раз звонил, молчал. Ваха бросился к аппарату: телефон Дибировых ни в этот вечер, ни в последующие не работал. Окно Марии наглухо зашторено. Вскоре состоялась свадьба Марии и Альберта. Все было с размахом, в общем, торжество.