Дом проблем - Канта Ибрагимов

По меркам того, советского времени это внушительные деньги, и даже не каждый министр такие имеет. Но с другой стороны — риск, каждый день проверки, хабар,[24] и не дай Бог, вдруг неподкупный ревизор — хана. А сколько сил на это уходит — поясницу ломит. В общем, требуется образование. Якубов понимает лишь то, что ему нужен диплом, хотя бы профтехучилища, лучше — техникума, совсем мечта — вуза, но это явно не по его знаниям, но с его деньгами и желанием.

И если в обществе есть такие кладовщики, такие же контролеры, то почему не быть таким же педагогам? Оказался он вдруг студентом выпускного курса училища. И вроде никакого подвоха: всегда нужны стране каменщики и штукатуры, к тому же Якубов не молод, и когда пришло время диплом защищать, походил он средь молоденьких студентов, учебники полистал, что-то записывал, мало что усвоил, зато понял — это не мешки тягать, не зря люди учатся, а диплом нужен самый надежный — это лучшее на данный момент вложение капитала.

В Грозном всего два вуза. У Якубова очень практичный ум, и если он смог самостоятельно понять химические свойства сахара, то почему бы ему не поэкспериментировать и в иной сфере, сфере, которой он отдал не один год жизни. Нет, это не склад, и тем более не сахар, а государственная железная дорога, где он не кладовщик, а по бумагам вновь рабочий погрузочно-разгрузочных работ и направляется в Ростов, в Институт железнодорожного транспорта, по льготе.

Он не поступил, а его практически просто зачислили на заочное отделение самого «легкого» факультета — «сервисного обслуживания», где минимум математики и нет сопромата, физики с начертательной геометрией, и тем более общей химии. Но все равно тяжело было учиться первый год. Ведь не все преподаватели «покупаются». А он в своем деле талант. Вот, допустим, пришел вагон зеленого горошка из Венгрии, и Якубов, еще не распечатав дверь, определяет процент транспортного боя, потери при разгрузке-погрузке, хранении и оформляет акты по списанию, словом, свою часть. А вот таблицу умножения не знает; ну, не может, не может и не хочет он голые цифры считать, только овеществленные предметы, и то не мерой весов, а лучше рублями.

Восемь раз Якубов ездил в Ростов сдавать математику. Так и не принял экзамен зловредный профессор. И Кутуз уже решил, что не видать ему вузовского диплома, хотел сдаться, а оказалось, сдался профессор, в санаторий слег. Видать, Якубов достал. А молодой доцент Липатов, что по истории КПСС Якубову «отл.» поставил, срочную телеграмму в Грозный послал, другой математик знания Якубова на «удовл.» оценил.

То ли поднаторел, то ли предметы проще стали, но с третьего, а порой даже со второго раза при небезвозмездном кураторстве Липатова Кутуз окончил три курса, и тут как-то в ресторане доцент предложил, а почему бы Якубову не перевестись в другой вуз, где он тоже преподает историю партии, там и предметы попроще, и статус гораздо выше — ВПТТТ…[25] Правда, есть одно «но» — а член ли партии Якубов и почему до сих пор нет?

Это не просто идея, это озарение. Завскладом в партию не возьмут, поэтому Кутуз на свое место — «склад сыпучих продуктов» — поставил своего зама, а сам по трудовой вновь стал рабочим станции. Ну как такой пролетарский энтузиазм не заметить и не отметить? Якубов не только кандидат в члены КПСС, у него медаль «За трудовую доблесть», его портрет на Доске почета района, по инерции его избирают депутатом райсовета. Казалось, все по плану. Да как куратор ни старался и как сам Якубов ни выкладывался, а стажа, не рабочего, а партийного, мало: в ВПШ не взяли. Зато с такими заслугами он смог заполучить «золотой» склад — импортной продукции.

Мало кто знает, но лучшей работы в Чечено-Ингушетии нет, по крайней мере так считает Якубов. Ведь никакой пыли и грязи, никаких мешков нет, все чинно и чисто, и лишь звонки и посещения высших чиновников донимают: нельзя ли достать румынскую мебель «Мирона» или японский телевизор «Сони», ну хотя бы французский костюм «Карден» или финскую обувь «Топман», в крайнем случае духи «Шанель» или сорочку «Босс». Чтобы не обижались, он дарит сигареты «Мальборо» или ящик чешского пива «Козел».

И теперь в Ростове, когда он диплом обмывал, его куратор Липатов говорил:

— Я вам так благодарен, Кутуз Сагаевич! Если бы не вы, я не смог бы так скоро защитить докторскую диссертацию.

— Пора профессором стать, — делает наставления Якубов.

— С вашей помощью все по плечу! — благодарит историк, и теперь он шлет телеграмму в Грозный, можно ли ему к Якубову приехать, дело важное есть.

В пригороде Грозного роскошная дача. Молодые люди, видно, родом из Казахстана или Средней Азии, готовят плов, жарят шашлык, баню растапливают. А Якубов с Липатовым в беседке, в прохладной тени поспевающего винограда:

— Кутуз Сагаевич, помогите. Такое место в Москве! Такое раз в сто лет бывает! Свой человек в ЦК!

— А это разнарядка именная? — вдыхает аромат местного коньяка «Илли» Якубов.

— Нет, нас было двое претендентов, все по-честному, бросили жребий. Он хороший парень, мой давний друг.

— А ты хочешь?

— Ну, кто не хотел бы?! Не судьба.

— Поедешь ты.

— Это как? Мы ведь друзья. Да и все знают.

— Пусть все знают — я деньги даю только за тебя, а не за твоего друга. Ты ни в чем не виноват. Место пропадет. Так что прямо из Грозного вылетай в Москву, ты мне там позарез нужен.

Наивно полагать, что Липатов в Москве сразу же сделал бешеную карьеру. Нет, все было нудно, буднично, прозаично. И не один, и не два года, а много лет, пока он рядовой сотрудник, и лишь звучит многозначительно — инструктор. Однако ростовчанин оказался не из робкого десятка; зная историю своей партии, он не растворился в коридорах власти, тем более не спился и не поддался чувству богоизбранности москвичей. И Якубов его не бросил за давностью лет, все вкладывал и вкладывал. И вот эта подпитка, ко всему остальному, дала столь желаемый результат: Липатов — замзав отдела ЦК КПСС, большая рука для Якубова. И в Грозном вряд ли у кого такая есть.

Так почему же Кутуз Сагаевич поменял место работы? Статус? Амбиции? Признание? Словом, диалектика, когда количество должно перерасти в новое качество, либо ты дурак, лентяй, сдался, остановился и сразу же покатился вниз.

Отчасти так. Хотя какие амбиции у кладовщика, кроме как накопление денег. Вот с этим у Якубова в последнее время большие проблемы, и более того, он интуитивно понимает, что проблемы и у советского государства, ибо до сих пор государство — монополист во всем, и он, как хранитель и распределитель госсобственности и вечного заморского дефицита, — тоже монополист, практически самолично устанавливает таксу, и никто этому перечить не может. А тут что-то произошло, и не то чтобы сказать, но даже подумать страшно, что власть компартии пошатнулась, и уже не только на его складе — святая святых, а повсюду появились пункты продажи вожделенного дефицита. Это не только явная контрабанда, это и подпольная деятельность так называемых «цеховиков», которые довольно умело подделывали все — от импортных сигарет и водки до джинсов и телевизоров. В этой внезапно возникшей конкуренции вес самого Якубова и его доход явно упали.

Когда к власти пришел Андропов,[26] Якубову показалось, что все возвращается на круги своя, да эти репрессии в первую очередь коснулись его — чуть не арестовали. Спасло то, что Андропов недолго правил и вряд ли смог бы что-либо изменить, кризис ощущался во всем. Дошло то того, что Якубов, чтобы иметь доход (притом что со многими приходится делиться), под давлением конкуренции сам вынужден закупать под видом импорта всякую туфту и сбагривать ее мелкой клиентуре.

Это была полная капитуляция советской складской деятельности, а точнее, крах плана перед рынком. Кутуз Сагаевич, несмотря на высшее образование, этой политэкономической терминологии не знал, в процессе купли-продажи был мудр и имел природный нюх. Он понял, чтобы остаться на плаву в изменяющихся условиях, — надо быть в номенклатуре. Но для этого нет никаких предпосылок: он малообразован, груб, неотесан, нет стажа административной работы. И вообще, даже его деньги ничего решить не могут, ведь есть традиции и порядок. Однако посредством связей в Москве, купив квартиру в «Образцовом доме», не только проложил обходной путь, он в первую очередь не доказал, а показал, что порядок нарушен. Но в это никто верить не смел, а сказать — тем более. Правда, подрастающее поколение уже было иным. Его старший сын Асад с самого детства и не только днем, но и ночью в трудах, помогал отцу мешки тягать. Да это все в прошлом, а теперь он весьма обеспеченный молодой человек, для которого его отец, достигший такого благополучия, безусловный авторитет. Однако же и Асад порою видел, как его отец, ну если не пресмыкался, то явно лебезил перед работниками правоохранительных структур, кои во время внезапных проверок взимали солидную дань.