Помощник. Книга о Паланке - Ладислав Баллек

— Кто там? — спросила жена.

— Волент, — ответил Речан не без раздражения.

— Ну да, конечно, — пробормотала она, с довольным видом закутываясь по самый подбородок. — А чего ему надо?

— Зовет чего-то на улицу, — пробормотал муж, одеваясь.

Она вздрогнула:

— Уж не случилось ли чего?

— Навряд ли. Что могло случиться? Принес табак и хочет передать. Сама знаешь, — добавил муж веселее и минуту смотрел на ее обнажившееся плечо, крепкое, смуглое, с заметными кружочками от оспы, — что он не может не похвастаться…

Жена озорно рассмеялась, так и он не удержался от смеха, потом спрятала голову под перину, чтобы муж не видел, как она развеселилась.

— Потуши, — сказала она ему, когда он уже собирался выйти, — я накину что-нибудь на себя, а то как бы он случайно не увидел меня, потому что все вы мужики — паршивцы.

Он слегка улыбнулся и сморщил нос. Протянул руку к выключателю, в темноте нащупал ручку и тихо вышел. Уже за дверью услышал, как жена резко вскочила со скрипучих пружин кровати и тяжело опустила на пол свои крепкие ноги. Речан состроил гримасу — уж лучше бы Воленту засидеться в корчме.

— Мештерко, я хочу сказать вам пару слов, — подал голос Волент из темноты возле калитки загона.

— Ну что там у тебя? — спросил Речан, зябко поежившись.

— Пойдемте ко мне на большой дебатшаг — разговор, значит. Холодно, не стоять же нам здесь, — сказал он и открыл калитку в загон, — да и женщин перебудим. Им незачем слышать о том, что они получат от мештерка и Волента к рождеству под елку. Не сомневайтесь, придется им от радости пустить слезки!

— Не можешь вытерпеть до утра? — спросил Речан.

— До утра? Когда дело идет о торговле, Воленту до утра так же далеко, как отсюда до Кечкемета, да я глаз не сомкну от мысли, что вы об этом еще не знаете.

— Торговля? — протянул тихо, но уже покорно мясник и пошел в темноту за приказчиком.

Волент быстро растопил железную печку, занавесил окно, ловко убрал со стола пепельницу, полную окурков, большой светильник, какую-то книжку, вроде служебника, вытряхнул перед дверью скатерть, разостлал ее, поставил на нее вычищенную пепельницу, бутылку черешневой наливки и два стаканчика. Потом открыл пакет с табаком, разложил его содержимое на кровати, вымыл руки в жестяном умывальнике, налил настойку в стаканчики и тогда уже сел. Весело посмотрел на мастера, потом хлопнул в ладоши.

— Ну, мештерко, выпьем, чтобы нам не было холодно… и чтобы все у нас шло так, как сегодня.

Речан поднял стаканчик против света, молча кивнул головой, запрокинул голову и влил в открытый рот черешневую настойку, которая сразу согрела его.

— Мештерко, — начал Волент серьезно, — перво-наперво нам не мешало бы вспомнить, что в Паланке сейчас делают все гентеши — все мясники получше.

— Богатеют, — ответил Речан хотя и чистосердечно, но скорее всего из желания потрафить своему приказчику, так как тот любил говорить и слушать только об этом.

— Так оно и есть! — крикнул Волент весело. — Правильно, мештерко, и это, как я говорю, клевая работа, и нам, слава богу, не приходится ронять слезы… и мы знаем что почем… да, нам не надо ронять слезы. Правильно я говорю? Так или не так? Я хотел сказать, что нам, гентешам, сейчас идет карта, многие — вы тоже, наверное, слышали — переселяются на самые лучшие улицы, покупают самые что ни на есть лучшие дома, машины… Я не знаю, известно ли вам это, только и нам никак нельзя отставать от них, потому что в один прекрасный день все кончится, мяса будет столько, что люди будут выбирать вот так, — он брезгливо шевельнул указательным пальцем, как будто листал книгу. — Тогда они будут выбирать себе и мясника, тогда, ну… Я плохо выразился, я хотел сказать, что когда они начнут вот так выбирать мясо, — он снова повторил движение, каким листается книга, — то точно так же будут выбирать себе и мясника. Понимаете? Вы Паланк не знаете, а я знаю, как это здесь бывает. Здесь, мештерко, каждый выбирает торговца по себе, здесь самый лучший из лучших покупателей всегда и самый богатый. Такой и ест больше всех, потому что у него много знакомых и сам он занимается торговлей. Здесь, мештер, каждый хочет быть богатым, а если он еще не стал таким, то хотя бы ходит покупать туда же, куда и тот, кому он завидует. В Паланке всякий хочет выглядеть состоятельным, всегда так было, и, вот увидите, придет время — так будет, я это знаю, потому что толкаюсь среди людей. Ну, мы тоже можем позволить себе многое, хотя начинали хуже остальных. Я знаю, что вы думаете. Вы скажете: не надо, мол, зарываться, что мы тоже не спали, — но я говорю вам, что надо держать марку, нам так положено. Мы не должны отставать ни в чем, это точно, мы, мештерко, через пару лет должны стать здесь первыми, и я гарантирую вам, что если вы послушаетесь меня, мы действительно станем первыми. Ну а теперь давайте еще разок выпьем, потому как сейчас будет самое главное. Сейчас вы узнаете, что ваш приказчик не какой-нибудь рохля.

Речан сидел неподвижно, стараясь угадать, куда клонит помощник. Вступление его немножко насторожило. Ничего хорошего оно не предвещало.

Они выпили. Волент молча улыбался, смущение мастера его забавляло.

— А теперь я скажу вам эту пару слов, — сказал он наконец.

— Ну? — шевельнулся Речан.

— Вам хотелось бы угодить пани Речановой и кишасоньке, барышне Эвичке, правда? — улыбнулся он.

— Угодить? — Речан тоже улыбнулся, мгновенно подумав, не заметил ли приказчик того напряжения, которое царит между ним и дочерью.

— Тогда я скажу вам, мештер, — рассмеялся он громко.

— Да выкладывай наконец, — не удержался Речан.

— Есть одно такое распрекрасное дельце, за которое вы век благодарить будете.

Речан изобразил удивление.

— Так вот, знакомый, у которого я был, не только торгует доганом — табаком, как многие считают, он живет тем, что лучше всех знает, что кому нужно. Когда мы кончили с этим, — Волент кивнул головой в сторону кровати, где были разложены деревянные коробки с виргинскими сигарами и две жестянки, разрисованные турецким узором, в которых был табак для Речана, — он предложил мне пропустить стаканчик по случаю воскресного дня. Я с ходу смекнул, что это неспроста, я ведь на свет не сегодня родился. И так ему сразу и выложил, пусть, мол, меня за младенца не считает и скажет прямо, что у него ко мне за дело. Ну, он, конечно, замахал руками, вроде ни о чем таком не думал, потом сказал: «Так и быть, Волент, не стану ходить вокруг да около, ты угадал, есть одно дельце, но выпить все равно не мешает». Таким маленьким гамбашем я взял над ним верх, он уже не мог сделать вид, что это мне от него чего-то надо.

— Да, — поддакнул Речан, хотя и не хотел ничего говорить, у него это просто сорвалось с языка — черешневая настойка оказала свое действие.

— Он спросил меня, — продолжал Ланчарич, — получит ли он мяса, если расскажет мне об одном клевом дельце. Я ответил, что, мол, это зависит от того, какое дельце. Он согласился: мол, хорошо. Тогда я сказал ему, пусть он выложит все как есть, я кота в мешке не покупаю. Тогда он сказал, что это дело можно обделать только с вами.

— Со мной? Это еще почему? Чего он хочет? — вскинулся Речан.

— Поначалу и я не соображал, куда он гнет, но, когда он сказал мне, в чем дело, тут я понял, что к чему, но все равно притворялся, будто ничего не понимаю. Но до меня уже дошло, почему он завел этот разговор. И я смекнул, что это дело вам сулит. Мы, конечно, об этом не распространялись. Я только сказал, что он получит требуемое, если дельце выгорит, вы со своей стороны не поскупитесь подкинуть ему кой-чего, потому что вы, сказал я ему, такой же гранд, как и он.

— Да что ты тянешь, Волент, — с досадой сказал Речан, — ночь на дворе.

— Мештерко, я должен рассказать вам все, чтобы вы знали, как было дело, ведь все равно решать придется вам — так я ему и сказал.

— Так выкладывай все наконец, — рассмеялся мясник.

— Теперь уже могу. Значит, так: он, этот табачник, узнал через знакомых, что старая Селмециова с Лигети — значит, с Парковой улицы, — говорит, что она здесь совсем одна, ну как этот… ну этот… как перст, и ей так уж хотелось бы перебраться к своей керестланьке — крестнице — в Венгрию, только она не знает, как быть с тем, что у нее здесь. Если она подаст заявление, чтобы ее отпустили за хатар, много она с собой не увезет. Видели вы ее дом? — быстро спросил Волент. — Нет? Ну так вот, дело в том, что ее дом, мештерко, мог бы стать вашим.

Речан не знал, что ему ответить, и, пока Волент ладонями вытирал с лица пот, потому что печка уже приятно грела и черешневая настойка тоже, мясник оглядывался вокруг, словно хотел дать понять приказчику, что ему есть где жить.

— Вы можете заполучить такой домишко, что любой вам позавидует. И действовать надо быстро, другие тоже не дураки, да и табачник имел в виду не одних нас, я-то его знаю.