Сдаёшься? - Марианна Викторовна Яблонская

Алла. Шесть. Как ты думаешь, первый ряд перекладывать ватой или только сверху?

Алексей Никонорович. Конечно, каждый ряд индивидуально. Шары-то от малейшей вибрации катаются, трутся боками, и краска стирается. Держи два.

Алла. Я ведь еще две взятки дала, если захотят раскопать…

Алексей Никонорович. Когда? Вот и приехали. Ты что же, тайком от меня деньги раздаешь?

Алла. Да ты знал.

Алексей Никонорович. Ничего я не знал.

Алла. Нет, знал, ты сам договаривался, только я платила.

Алексей Никонорович. Ну, не втягивай меня, пожалуйста, в свои махинации, у меня и своих довольно. Это когда я договаривался о взятке?

Алла. Когда учительниц приглашали к Ладушке — одну из музыкальной школы, другую из английской.

Алексей Никонорович. Ха-ха! Ну и что же, все учителей детям берут, вон объявления на всех столбах, это никакая не взятка, что же теперь уж и учителя за свои деньги взять нельзя? Ну и перепугала ты меня, мать. Как бы мне вот этого петуха ухватить — никак не слезает, подлый, присосался.

Алла. Учителя-то можно взять, да не завуча из той школы, наверное, в которую ребенок будет по конкурсу поступать.

Алексей Никонорович. Так ее же комиссия принимала, а не завуч. У нее нашли способности и к английскому языку и к музыке.

Алла. А ты попробуй не прими ученицу завуча, в другой раз завуч у тебя способностей не найдет — вот тебе и вся комиссия. По обоим предметам Ладка еле на тройки тянется, я уж ее учительниц и на пироги приглашаю, и сувениры и конфеты дарю — не помогает; видно, совсем способностей нет.

Алексей Никонорович. А ты это брось. Ну, могут годик начислить, если придется. Но впредь чтобы никаких чаев с учителями. Сувениры еще так-сяк, а чай оставь. Надо Ладу приучать честно трудиться. Так сколько у тебя набежало?

Алла. Семь. Знаешь, у меня еще в паспорте возраст подделан.

Алексей Никонорович. Этого еще не хватало. На сколько же?

Алла. На три года.

Алексей Никонорович. Зачем тебе это было нужно?

Алла. Не знаю… В первую встречу сказала тебе, что мне двадцать пять, а потом уже неудобно как-то стало.

Алексей Никонорович. Дура!

Алла. Да, дура, а ты женился бы на мне, если бы знал, что мне уже двадцать восемь?

Алексей Никонорович. Женился — не женился? Это уже серьезно! Это же подделка документа! Это уже на полную катушку карается законом! (Звонит по телефону.) Сашук! Кто повесился? Тьфу, черт, как ты меня напугал, опять Агата, ну бог с ней, хотя хорошо, что ты ее читаешь и я могу о тобой снова проконсультироваться. Послушай, вот мы опять с Аленой поспорили, сколько надо дать, когда документ подделывают… Ну паспорт… да не заплатить сколько, сколько получить надо, да нет же, я не подделываю, я только спрашиваю, сколько за это дать могут, да не денег, лет сколько могут дать? Угу… угу… угу… Понимаю. Спасибо. (Кладет трубку.) Преступление против порядка управления. Статья сто девяносто шестая — подделка документа, предоставляющего права или освобождающего от обязанностей… наказывается лишением свободы на срок до двух лет… Сколько набежало?

Алла. Девять.

Алексей Никонорович. А вот эта гирлянда мне очень нравится. Так и играет, как драгоценность. Отвязывай ее снизу, а то она сейчас запутается вокруг ствола.

Алла. Стой! Сейчас обоим нам поднавалится. Помнишь, в прошлую субботу мы на дачу ездили яблони окуривали, на лыжах катались, поздно возвращались, было темно, Ладка спала. Помнишь, что-то черное с белым пятном справа возле дороги лежало? Я еще сказала остановиться, а ты сказал, что это коза? (Пауза.) А вдруг это была не коза?

Алексей Никонорович. Коза была, коза, я знаю!

Алла. И все же что тебе стоило тогда остановиться?

Алексей Никонорович. А чего мне останавливаться? Что я, козы дохлой не видел, что ли. И ты что, забыла, мы же к Николаю Ивановичу на банкет в ресторан «Прага» были приглашены по случаю юбилея. И он меня просил быть тамадой. Хорош я был тамада, если бы опоздал, ты же знаешь Николая Ивановича — с директором шутки плохи, а мы и так впритык шли. Он расценил бы мое опоздание за выпад. К тому же и ребенок на заднем сиденье спал, и ящики были в машине… Да коза же это была! Говорю тебе, что коза! Коза, коза, коза, коза! (Пауза.) В конца концов не одни же мы были на шоссе! Мы на сто двадцать шли — могли бы и вовсе ничего не заметить.

Алла. В том-то и дело, что одни. За нами только от Снегирей мотоцикл шел.

Алексей Никонорович. Мотоцикл? С коляской?

Алла. Нет, без коляски.

Алексей Никонорович. Ну, все равно, он никуда не спешил, он мог бы и остановиться и полюбоваться на дохлую козу.

Алла. Он и остановился. Только мне пришла сейчас в голову мысль, что если это была не коза, то…

Алексей Никонорович. То он мог бы решить, что мы эту… не козу сбили… и поехали дальше, и записать наш номер?

Пауза.

Алла (звонит по телефону). Сашук! Оказывается, не убили? Живой? Вот так детектив! Всю ночь потерял, поздравляю. Слушай, у нас тут опять с Лехой чего-то спор вышел… ну, никак не можем прийти к согласию уже пятнадцать лет… вот, например, если кто-то едет по шоссе и что-то видит возле самой дороги… будто коза, а потом оказывается, это не коза… в общем, сколько это? Да нет, не штраф за козу, а если это кто-то, ну, не коза, нет, он, который ехал, не сбивал, просто подумал: коза — и разглядывать не стал. Угу… угу… угу… Поняла. Спасибо… Преступление против жизни и здоровья личности. Статья сто двадцать седьмая — оставление в опасности. Неоказание лицу, находящемуся в опасном для жизни состоянии, необходимой и явно не терпящей отлагательства помощи, если она заведомо могла быть оказана виновным без серьезной опасности для себя и других лиц, либо несообщение надлежащим учреждениям или лицам о необходимости оказания помощи наказывается лишением свободы на срок до двух лет… Ну, кладем по минимуму — по два нам обоим.

Алексей Никонорович. А тебе-то за что? Ты же меня просила остановиться.

Алла. Но ведь я тебя должна была уговорить, в крайнем случае на тормоз нажать.

Алексей Никонорович. Нет, нет, ты меня уговаривала, я так и скажу на суде — и я думал, что коза, а жена меня уговаривала посмотреть ее, а я жены на послушал, — и, если надо, сам за все отвечу. Клади мне —