Корпорация «Коррупция» - Дмитрий Серков

не стоит. У них у единственных к Штурмину не было претензий. А остальные… Или

хочешь, начни с южноморского УФСБ?

Это несколько меняло нарисованную предыдущими собеседниками картину.

– Ты тоже в очереди за возмездием стоял?

– Нет! – Заур Имранович не кривил душой. – Сложные отношения у нас были, это –

да. Он же когда в край пришел, перетряхнуть силовые структуры решил. Де-юре-то мы

губернатору не подчиняемся – у нас свое руководство. Так Борис Андреевич неоднократно

в Москву летал, спорил, доказывал. Не жаловался, не ябедничал, как может показаться, а

аргументировано излагал свою точку зрения, свое видение ситуации объяснял. Во многом,

кстати, прав был. На него потом многие из местных начальников зубы точили, кому бизнес

прикрыть пришлось. По закону же, находясь на государственной службе, никакой другой

деятельностью заниматься нельзя. А жить-то хорошо давно привыкли! Со временем

притерлись, конечно, но осадочек-то остался.

– А между вами как отношения складывались?

Хаджиев ответил без обиняков, хотя мог бы оскорбиться подозрениями в свой адрес.

– Сталкивались регулярно по многим вопросам, общее решение не всегда находили.

Взгляды разные, методы работы различные. Я – кавказец, он – русский. Разный

темперамент, понимаешь? Но это служба, никуда не денешься. Надо было

взаимодействовать, и мы работали сообща. Край зачистили до основания, заставили всех

соблюдать закон.

– Так уж и заставили? – усомнился Леднев.

– Ну, почти, с учетом местного менталитета, – по-волчьи улыбнулся в ответ Хаджиев

и, посерьезнев, добавил. – По крайней мере, бандиты поняли, что они – бандиты и должны

сидеть по норам и не высовываться, иначе – голова с плеч. Чиновникам и силовикам дали

понять, что их задача – службу нести, а не бизнес крышевать. Людям вселили

уверенность, что можно ходить по улицам и не шарахаться от встречных прохожих.

Впервые за последние лет двадцать власти в крае стали доверять, жители реальную работу

увидели, а не пустые обещания и переливания из пустого в порожнее. И в этом львиная

доля принадлежит Штурмину. Сегодняшнее убийство пробило огромную брешь в системе

обеспечения безопасности края. И отголоски случившегося мы еще долго будем

испытывать на себе. При всей неоднозначности натуры, мужик хороший был. Сильный. –

Заур подавил тяжелый вздох сожаления. – Знаешь… мы же подрались с ним как-то…

– Как?! – не понял Леднев. Он не мог представить себе начальника краевого УФСБ и

советника губернатора, одетых в дорогие костюмы, выясняющих отношения с помощью

кулаков посреди рабочего кабинета.

– Просто. Мы ругались тогда до хрипоты. Борис – сторонник радикальных мер…был.

Я считал, что действовать надо мягче, не переть в дурь, чтобы дров не наломать и людей

лишний раз не злить. Он же фактически всем нам в лицо плюнул, когда для проведения

спецмероприятий спецназ и следователей из столицы притащил. Дал понять, что не уверен

в нашей чистоплотности и церемониться не собирается. Я недовольство свое прямо

высказал, а Штурмин меня тогда едва не обвинил, что я преступников покрываю… но

сдержался. А затем подошел вплотную и сквозь зубы предложил отношения по-мужски

выяснить. На ринге!

– Выяснили?

– Да, – глаза Заура вспыхнули на секунду, озаренные приятными воспоминаниями, -

он хороший боец. Зверь, а не человек. Боли совсем не чувствует… не чувствовал. Но я

его…

Леднев ничего не стал говорить на желание Хаджиева похвалиться победой, только с

сомнением заглянул в глаза, заставив генерала тут же исправиться.

– В общем, ничья у нас вышла… Обоим досталось. Но после боя контакт наладился.

– Мда, – протянул Леднев, не зная, что сказать на признание. Он всегда считал родной

Южноморск цивилизованным европейским городом, но услышав, как два

высокопоставленных руководителя мордуют друг друга, пусть и на ринге, усомнился.

– В него же стреляли не так давно. Еще после того покушения я настойчиво

предлагал ему охрану, – посетовал Заур Имранович, – сейчас понимаю, что должен был

настоять. Но Борис, он же упертый. Считал, что может быть только две точки зрения: одна

его, а другая неправильная. С моим предложением откровенно послал меня по известному

адресу.

– А что в итоге? Глухарь?

Хаджиев только рукой махнул.

– Следственный комитет занимался вместе с твоими ментами. Типа, нашли заказчика,

но он приказал долго жить. Так что дело закрыли в связи со смертью подозреваемого.

Результат устроил всех, кроме меня.

– А тебе что не так?

– Там было, в чем покопаться. Если бы по тому эпизоду плотно поработали, может, и

не сидели бы с тобой сегодня здесь, и Борис Андреевич жив бы остался. Стрелка не

нашли, понимаешь?

– Думаешь, сегодня выполнил ранее сорвавшийся заказ?

– Не знаю. Не уверен. Там из СВД стреляли, а здесь в упор из пистолета. Но стрелок –

единственный, кто на заказчика указать может. В любом другом случае – только наши

домыслы, пусть и подкрепленные фактами.

– Значит, не веришь уликам?

– Там не было улик никаких, – заверил Хаджиев. – Ни одной, которая указала бы на

заказчика. Следствие пошло по хрестоматийному пути: ищи, кому выгодно. Нашли и

навесили ярлык убийцы. Говорю же: результат устроил всех, в том числе и советника. Вот

его согласие меня до сих пор удивляет.

– Не хотел выяснить истину? – подобное поведение Штурмина поставило Василия

Петровича в тупик.

В ответ Заур только пожал плечами.

– Может, и правда поверил, что заказчик мертв – ему-то виднее, кому неосторожно

дорогу перебежал. А может, в собственную неуязвимость искренне верил. Его же пуля не

брала, Аллах хранил, наверное. До поры…

– Понятно…

Леднев поднялся с кресла и подошел к окну, за которым вовсю кипела курортная

жизнь. Сквозь стекло была видна площадь перед зданием администрации, залитая белым

солнечным светом, постовые полицейские, старавшиеся укрыться в прохладной тени

зеленых деревьев, и чугунный Владимир Ильич, стойко переносящий субтропическую

жару, с надеждой глядящий в синеву черноморских вод.

– У него половина Кавказа в кровниках, – неожиданно произнес Заур Имранович. –

Даже я не могу подобными достижениями похвастать, хотя всю Чечню и Дагестан вдоль и

поперек исходил. А другая половина лучшим другом считает. За особые заслуги перед

Чеченской республикой был позолоченным Стечкиным награжден с дарственной

надписью, у имамов уважением пользовался… Знаешь, история одна была. Сам не

видел, но очевидец рассказывал, а я затем еще перепроверил все…

Стояли возле Гудермеса уже около месяца. После череды боестолкновений можно

было считать это время отдыхом. Соседство выдалось спокойное, но не слишком

комфортное: с тех пор как Сулим вместе со своей нешуточной армией перешел на

сторону федералов и передал Гудермес под контроль федеральных сил, местные жители

ночами с автоматами по горам не бродили, на представителей власти под покровом

темноты не бросались. Но бойцы подсознательно ожидали выстрела в спину, ежечасно

ощущая на себе враждебные взгляды.

В первую чеченскую Борису Штурмину, дослужившемуся, наконец, до двух просветов

и одной звезды на погонах, уже довелось бывать здесь, и тогда они смотрели друг на

друга по разные стороны баррикад сквозь прицел калашникова, готовые огнем ответить

на огонь. За прошедшее время многое изменилось, но главное, что прежние враги стали

не друзьями, но союзниками. Изменился расклад сил в республике, в умах лидеров и в

федеральном центре, и в стане сепаратистов возобладал здравый смысл, активная фаза

КТО сменилась эпизодическими столкновениями и спецоперациями. Война не закончилась,

но стала вялотекущей, ушла из городов и сел в горы, позволив людям вспомнить о мирных

профессиях. Бандподполье неумолимо теряло сторонников, многие из тех, кого называли

боевиками, охотно складывали оружие и, пользуясь объявленной амнистией,

возвращались в лоно семьи.

Это стало переломом в долгом противостоянии.