Токката и фуга - Роман Сергеевич Богословский

class="p1">– А вот это была хорошая песня. «Я бы переехал в другой город, сменил бы имя» – печальные слова, – он выпустил огромное облако дыма и с удовольствием посмотрел на Андрея.

– Андрей, ты иди, ложись. Устал за день, вижу, – строил из себя заботливого простака Алексей. – Пойдем, я тебя провожу.

– Пока, Андрей. Хорошо тебе выспаться! – весело крикнул им вслед Дмитрий.

Минут через семь Алексей вернулся.

– Пошли к морю пройдемся, – сказал Дмитрий.

Они обогнули бассейн, подошли к высокой стене, окружавшей Gizem. Охранник нажал кнопку, дверь распахнулась, и они пошли по тропинке, справа и слева которой горели неоновые фонари.

Алексей с недоуменной улыбкой спросил, что это был за пассаж о Михаиле Круге, комплексах. Его интересовало, давно ли Дмитрий стал всем этим увлекаться…

– Леша, надо же расти, дорогой. Деньги, если ты посвящаешь им всего себя, разъедают душу, превращают мозг в бронзу. Нужно как-то разбавлять. Психология, музыка, живопись делают человека чуть менее опасным. И прежде всего – для себя. Но не только в этом дело, дорогой. Любая мысль, идея, которую ты озвучиваешь с напором и огнем в глазах – тут же принимается всеми, ее начинают уважать, она работает на тебя, на твою жизнь. Видел, как легко смутить даже великого Стинга?

Алексей устало засмеялся.

Они вышли на песчаный берег. Черная вода качнулась навстречу.

В центре пляжа стояла беседка. Вошли. Сели друг напротив друга.

Сзади послышалось шуршание песка. Один из многочисленных помощников Дмитрия принес тарелку фруктов, бутылку вина и водки.

– Маэстро в порядке? Спит? Вы деньги ему перевели? – спросил его Дмитрий.

Тот ответил, что все в порядке, Стинг уже спит в своем номере, завтра в шесть утра его доставят в Даламан, вылет в семь тридцать. А деньги были переведены на счет его жены еще вчера.

– Хорошо, иди.

Остались вдвоем. Молча слушали движение воды. Выпили: Дмитрий водки, Алексей вина.

– Как он? – спросил Дмитрий.

– Да как-как… – Алексей укоризненно посмотрел на него, но тут же перевел взгляд на море. – Состояние фуги – коварная штука. Из него что-то пробивается, рвется, но тут же тонет. Будто он в непроницаемую стену бьется. Он подавлен, раздражителен, в апатии вечно. Ты знаешь, я за двадцать пять лет службы в конторе на таких насмотрелся вдоволь. Все предметы ему вроде знакомы, слова, вещи, явления, но он не понимает сути. Не видит себя самого.

Как тебе объяснить. Он чувствует себя словно зеркало, отражающее лопнувший мир. Будто он больше ни для чего не нужен, как только смотреть на все вокруг без личных интерпретаций… бессмысленно слышать, осязать. Словно реальность через него как бы наблюдает себя саму. Здесь и сейчас, без прошлого и будущего.

Ему все знакомо, но никакой связи с вещами и явлениями он не чувствует. Если чуть короче – он жив, но мертв. Это и есть фуга. Диссоциативная фуга, отягощенная испугом и шоком.

Дмитрий вцепился себе в бороду, будто собирался сейчас же ее оторвать от подбородка.

– Что наш добрый доктор сказал, перед тем как вы вылетели из России?

Алексей дал понять, что ничего особенного «наш добрый доктор» не сказал. Обычно состояние фуги длится от двух месяцев до плюс-минус полутора лет. Каждый случай индивидуален. В случае с Андреем все абсолютно непредсказуемо. Травмирующий фактор, хоть он и не осознан им в полной мере, был настолько разрушительным для психики, что сказать что-то с определенностью просто нельзя.

Выход из состояния фуги может привести как к полному восстановлению памяти, так и к полной ее потере уже на этом, новом этапе жизни. Плюс существует риск развития одного или даже нескольких психических заболеваний.

Дмитрий быстро водил по лысине ладонью.

– Ладно. Ты это… уезжай прямо сейчас, дальше я тут сам. Доктора… Доктора устрани. Не нужен он больше… Прекрати его мучения.

Андрею было неуютно в номере одному. От света фонарей с улицы было достаточно светло, и он с ужасом различал мельтешащие на полу и на стенах тени неопределенных форм и очертаний. Они вылетали в комнату прямо из его головы через глаза – так ему казалось.

Если приглядеться к ним – их как бы и нет, но боковое зрение выхватывало сотни подвижных сущностей разной величины – от совсем маленьких, похожих на перекати-поле, до больших, будто полупрозрачные шторы, которые колышет ветер.

Андрей быстро надел футболку, шорты и спустился в фойе, где кроме него было еще трое отдыхающих. Они рассматривали что-то в ноутбуке и тихонько смеялись.

За стойкой ресепшн сидела Гюль, она перебирала документы, зевая в кулачок.

Андрей решил сесть к ней поближе. Ему хотелось пообщаться с Гюль один на один.

Она увидела его, оживилась.

– Не спится? – спросила.

– Нет, – ответил смущенно. – А ты почему не спишь?

– А я на работе. Кое-что закончить надо. Днем не успела.

Они с каким-то жарким безумием смотрели друг на друга. К сердцу Андрея будто присоединили клеммы и заряжали его от батареи, запрятанной где-то в глубине Гюль. В той жизни, что он помнил, ему никогда и ни с кем не было так хорошо. А в той, что не помнил… а была ли она?

И хотя официально они не знакомились, имена друг друга были им известны: ее было написано на бейдже, а его – в карточке клиента.

Взгляд Андрея упал на татуировки Гюль. Он решил – это отличная тема, чтобы продолжить общение:

– Гюль, что у тебя за рисунки на руках? Они пугают…

Она рассмеялась, сказала, что ее давно об этом не спрашивали.

– Да все просто, – обыденно сказала, – я – сатанистка. Я верю в Дьявола и ему поклоняюсь.

Она стала показывать на татуировки, рассказывая про каждую: это медуза Горгона, это древние богини мести и ненависти Эринии. Это пентаграмма с головой Бафомета в центре. А вот это – нет, не истлевший глянцевый журнал – это книга Некрономикон. А это логотипы двух ее любимых групп – Tiamat и Mayhem. Вот и все.

Большая половина смысла всего сказанного от Андрея ускользнула. Он просто и прямо спросил первое, что в голову влетело:

– То есть ты любишь зло, да?

Гюль рассмеялась так громко, что трое гостей оторвались от ноутбука и сердито посмотрели на нее.

– Простите, – сказала она, чуть поклонившись, и пояснила:

– Нет, конечно. Я поклоняюсь свободе. Как такое возможно в мусульманской стране, спросишь ты? Любить свободу можно везде. Как я совмещаю мусульманство и сатанизм? Никак. Мне пофиг мусульманство. Как к этому относятся мои родители? Плохо, но мне плевать. Это я просто сразу ответила тебе на все