Не лги мне - Дебби Херберт

Кто рылся в моих вещах? Зак никогда не заходил в мою комнату и терпеть не мог, когда в его спальню заходили без приглашения. Ба тоже не ступала на мою территорию. Еще со старших классов уборкой и стиркой я занималась сама.

Я начала подбирать разбросанные деньги «Монополии» и сложила рассыпанные фотографии… И вдруг замерла при виде старых личных дневников, валявшихся раскрытыми так, словно их читали.

Зачем? Кому интересны опусы девочки-подростка? Едва ли их назовешь захватывающим чтивом. Слава богу, я вырвала и сожгла страницы, охватывающие последнее полугодие перед отъездом из байу и началом самостоятельной жизни. Теперь возникло острое желание сжечь и то, что осталось.

Подобрав одну из тетрадей, я ее пролистала – некоторые страницы отсутствовали. Отделяя дневники от прочего хлама, я невольно одернула руку, наткнувшись на нечто склизкое. На пальцах осталась коричневатая жидкость. Какого черта?! Ахнув, я отскочила, а затем пнула вещи ногой.

И тут среди груды барахла показалось то, от чего кровь застыла в жилах. Маленькая змея, не длиннее ладони, разрезанная посередине, с вываливающимися наружу внутренностями. Ее прикололи к картонной шахматной доске согнутой английской булавкой. К изуродованному тельцу крепился лепесток засохшего цветка и клочок бумаги с текстом:

НЕ ВОРОШИ ПРОШЛОЕ.

К горлу подступила тошнота. Кто мог такое сделать? А главное зачем?

«Не вороши прошлое».

Единственный возможный вариант: кому-то не понравился мой вчерашний разговор с матерью Джексона. Вот только я никому о нем не рассказывала, даже Ба: она не одобрила бы мои расспросы о делах минувших дней.

И цветок-то к чему? Возникло смутное подозрение, что лепесток оторвали от высушенной бутоньерки, которую мне собирался подарить Дикон. Я кинулась к шкатулке с драгоценностями, где хранила памятную вещицу. Роза превратилась в кучку мусора.

На глазах навернулись обжигающие слезы. Может, уничтожили или украли что-то еще? В старой музыкальной шкатулке не было ничего по-настоящему ценного. Размером с книгу, покрытая атлáсом лавандового цвета с игрушечной балериной в розовой пачке наверху, она заводилась с помощью медного ключика; тогда балерина начинала кружить на пуантах. Музыка уже звучала фальшиво. Эту вещицу мне давным-давно подарила мама. Внутри хранились дорогие сердцу мелочи: булавка, выданная церковью в награду за безупречную посещаемость в течение года, несколько камушков из школьной поездки на экскурсию, пустой тюбик нежно-розовой помады, которую я тайком наносила в седьмом-восьмом классах, когда мама запрещала мне пользоваться косметикой, и дешевый браслет из начальной школы. Последней ценностью в шкатулке была засушенная бутоньерка. Место казалось подходящим для хранения букетика, символизировавшего конец первой любви и детства.

Кто посмел ворваться в мою спальню, перерыть личные вещи и уничтожить мою собственность? Кто-то, кого я знала? Кому доверяла?

Наверняка. Кому еще известно о моих старых дневниках и памятных вещицах? Разве что злоумышленник наткнулся на них случайно, когда подыскивал способ передать угрозу…

Я бросилась на кухню. Напевая себе под нос, бабуля закидывала бамию и лук в шипящую чугунную сковороду.

– Не порежешь чеснок? – попросила она. И прищурилась, заметив мой беспокойный вид: – Что стряслось?

– Ты заходила сегодня в мою комнату?

Ба вскинула подбородок и начала кромсать чеснок.

– Нет, не заходила, мисс. И что за тон?

– Кто-нибудь к нам приходил?

– Только Роуз. А что?

– Кто-то рылся в моих вещах.

Нож завис над разделочной доской.

– Зак в твою комнату не заходил.

– Я на него и не думала.

Ба бросила нож на стол, поспешно вытерла руки о фартук и подошла ко мне. Ее лицо приобрело пепельный оттенок.

– В каких вещах?

– Просто в дорогих сердцу. В дневниках и тому подобном.

Ба еще больше побелела. Удивительно, что она не отмахнулась от моего беспокойства.

Я отвела ее к себе и показала беспорядок в шкафу:

– Вот, перерыли тут все и вырвали страницы из дневника. Также залезли в шкатулку и испортили засушенные цветы. А самое ужасное…

Не успела я предупредить Ба, как она наклонилась, чтобы рассмотреть поближе, и воскликнула:

– Боже мой! Дохлая змея!

– Не просто дохлая – ей вспороли брюхо и засунули внутрь записку.

– Какую записку?

– «Не вороши прошлое».

У Ба подкосились ноги, и она опустилась на край кровати, тяжело дыша.

Я мгновенно пожалела о том, что рассказала ей. Грубое вторжение в комнату потрясло ее не меньше, чем меня.

– Роуз никогда так не поступила бы.

– Согласна.

Подойдя к окну, я подняла створку, как обычно незапертую. Миниатюрные самшитовые деревья снаружи и рыхлая земля казались нетронутыми. Если злоумышленник проник через окно, то как следует замел следы. Я с громким щелчком заперла ставни.

– Видимо, они как-то прокрались мимо меня, – пробормотала Ба.

– Ты все время была дома?

Она кивнула, затем резко замерла:

– Мы с Роуз выходили развесить белье.

– Теперь нужно запирать все двери и окна.

Я содрогнулась при мысли о том, что могло случиться, если бы злоумышленник наткнулся на бабулю. Стал бы он ей вредить?

– Кто бы мог подумать, что до этого дойдет, – сокрушенно проговорила Ба, качая головой.

– В каком смысле?

Опираясь ладонями о колени, она медленно встала.

– Что нам придется запирать двери, как горожанам.

– Уровень преступности в провинции такой же, как в городе. Везде опасно. – Мне хотелось ее утешить. – Наверное, кто-то просто захотел попугать людей. И все же нужно соблюдать осторожность.

Я сама не верила своим словам. Было бы проще настроиться на более оптимистичный лад, укради злоумышленник какие-то ценности, – тогда можно было бы назвать все случайным преступлением, продиктованным жаждой наживы. Однако особенный, изощренный характер произошедшего – налет на дорогие сердцу вещицы и отвратительное послание, прикрепленное к дохлому существу… все это потрясало до глубины души.

Тем не менее я выдавила из себя улыбку и похлопала Ба по руке:

– Позвоню в полицию. Постарайся не слишком волноваться.

Ее взгляд метнулся к шкафу:

– Только прошу, убери эту… эту гадость из моего дома.

– Обязательно. Но сперва свяжусь с полицией. Возвращайся к супу.

Она вышла из комнаты шаркающей походкой.

– И дверь запри!

Я расправила плечи и решительно подошла к шкафу. Змея до сих пор была там, окровавленная и зловещая. Фотография опишет картинку лучше всяких слов. Достав из прикроватной тумбочки визитку Блэкуэлл и набрав номер, я принялась нервно вышагивать по комнате. Не отмахнется ли она от произошедшего, не спишет ли все на детский розыгрыш? Достаточно ли веский повод для звонка помощнику шерифа? Все же она занята расследованием убийства. Я уже отняла телефон от уха, готовая отключить вызов, когда раздался ответ:

– Блэкуэлл слушает.

Я кашлянула:

– Это Джори Траан.