Сердце степи - Ася Иолич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Уходи лучше, - прошептала она, глядя, как Харан навьючивает тюки на лошадей.
- Да что он мне сделает, - рассмеялся Тур, презрительно глядя на Харана. - Он же неповоротливый и старый.
Харан остановился и смотрел наверх, на них с Туром. Алай стало не по себе. Она встала и и направилась вниз, к ограде.
- Господин сказал, что если этот сопляк ещё раз сюда подойдёт, он ему ноги переломает, - шепнула Камайя, седлая лошадь. - Будь осторожнее.
Алай кивнула, холодея. Только этого не хватало.
15. Над вами потешаются
Хасэны, многолюдные и не очень, один за другим складывали шатры. Движение начиналось с края стойбища, постепенно распространяясь в середину. Торг ещё стоял, шумный, яркий, и на правом берегу всё ещё ставили свадебные шатры, но ощущение неизбежного расставания с озером уже витало над холмами.
Камайя забралась в седло, накинула плащ с капюшоном и натянула длинные рукава по самые кончики пальцев. Алай косилась на неё, недоумевая, но та ничего не сказала, просто тронула лошадь и направила её на юго-восток, в низинку между холмами, над которой между двух жердей трепетали на длинной верёвке привязанные цветные обрывки тканей, как клочки чьих-то красочных полузабытых снов.
- Сколько нам туда ехать? - спросила Камайя, когда Харан согнал их овец в общее стадо.
- С этими овцами - месяца полтора, а то и больше. Без них было бы быстрее, - сказал он, угрюмо глядя на цветные метки на спинах животных. - Они проходят в лучшем случае десять рандов в день.
- К середине сентября будем там?
- Может, и позже.
- Если бы ты не взял эту...
Харан свирепо глянул на Камайю, и она потупила взгляд.
- Ты как разговариваешь с мужчиной? - рыкнул он, заглядывая ей под капюшон. - А?
Алай вжала голову в плечи, а Камайя осадила лошадь.
- Прости, господин. Я забываюсь.
- Вон, учись у моей жены, как подобает вести себя женщине, - ухмыльнулся он недобро. - Молчи и глаз не поднимай, поняла?
- Поняла, господин, - тихо сказала Камайя. - Прошу простить.
Холмы сменялись холмами, озёра медленно проплывали мимо. Хасэны направлялись на юго-восток, переходя реки, останавливаясь для отдыха в тени редких рощ, окружавших озерца, и Утар, подходя к Алай во время стирки, обеспокоенно расспрашивала её, но Алай нечего было ответить.
- Он тебя воспитывает? - спросила Утар как-то на привале, и Алай помотала головой.
- Ни разу не бил. Но я тихонько сижу. Он не принимает меня в шатре. Я с ним почти не разговариваю. Только "подай", "убери", "зашей".
- Не принимает в шатре? - изумилась Утар. - Значит, о вас правду...
Она осеклась, прикусив губы, и Алай покосилась на неё.
- О нас болтают? - спросила она, чувствуя, как лицо начинает печь горьким стыдом. Какой позор!
- Да. Над вами... потешаются, - нехотя сказала Утар. - Парни смеются над ним. Говорят, он немощный и старый. Может, он больной? Ему же двадцать было, когда он на каторгу попал. Он не старый...
- Я не знаю, - сказала Алай, опуская голову. - Я этому рада. Не хочу, чтобы он меня трогал.
Утар сидела молча, рассматривая носки своих сапог, потом кивнула.
- Да. Он больной, наверное. Самат сказал, что кто-то видел, что он ложкой ест. Наподобие тех, какими больных кормят.
Алай тоже кивнула. Ложка у Харана была, и он после каждой еды споласкивал её и убирал в карман, а ещё постоянно обтирал пальцы и рот после еды какой-то небольшой тряпкой.
- Говорят, на каторге люди заболевают рудничным кашлем, - поморщилась она. - Он там девять вёсен был... Может, он болен. Я только не понимаю, зачем он женился тогда?
- Ну как же! Чтобы люди не болтали, - удивилась Утар.
- Но они всё равно болтают, - горько сказала Алай, срывая травинку. - Я готова была к пересудам о себе. Ветер в степи гуляет, не переставая. Но не к таким. Не к таким.
- Ты бы почаще заезжала. У нас весело. Ты что-то совсем загрустила. Мы едем-то в ранде от вас, если не меньше. Неужели не отпустит? Месяц почти сторонишься уже.
- Не знаю. Мне страшно спрашивать. Я по большей части по холмам езжу или в шатре сижу.
- Ну ты приезжай. Там парни игры устраивают и сражаются.
Алай кивнула, и Утар уехала в свой хасэн, но ветер занёс это семя в душу, и белые робкие корешки потихоньку крепли в сердце.
- Можно, я съезжу к отцу? - спросила она у Харана через пару дней, не поднимая глаз.
Он долго молчал, потом хмыкнул и махнул рукой. У Алай от радости мурашки пробежали по коже. Наконец-то она увидит Тура, и не издалека, как было несколько раз за это время, а вблизи, и даже поговорит с ним!
Нетерпение Алай передалось смирной, кроткой Бус, и та сама поднялась в спорую рысь.
- Ты приехала! - радостно окликнула