Невозвращенцы - Михаил Черных

Проскакав мимо бьющегося в истерике пирата, Ахмед внезапно наложил на тетеву серпообразный срезень, растянул лук, лег спиной на круп лошади и из такой неудобной позы пустил стрелу. На своего любимчика Пробус денег не жалел. Даже на такие вещи, как наконечники стрел, делались не из кости или камня, а из лучшего металла. Тяжелый, остро наточенный срезень отличной темной бронзы, пущенный опытной рукой почти в упор из тугого степного лука, попал трусу чуть ниже затылка. Энергия стрелы была настолько велика, что стрела почти не заметила легкого препятствия в виде шеи гладиатора и с гулом глубоко зашла в дерево ворот. Тело гладиатора, фонтанируя кровью из перерубленной шеи, упало около ворот, а голова на некоторое время осталась висеть в воздухе, лежа на крепко воткнувшейся стреле. Такой фиерческий выстрел эффектную смерть и плебеи, и зрители подия приветствовали яростными криками и бросками монет на арену.

Пробежав почти целый круг, а это больше километра, ноги троих оставшихся в живых гладиаторов устали и дали мозгам команду подумать. Решение было найдено мгновенно: гладиаторы разделились так, чтобы можно было бы перехватить приора, т. е. бежать не по периметру, а наискось. К сожалению, в пылу погони они забыли кто здесь жертва, а кто — охотник. Щелчок тетивы и подобравшийся ближе всех к Ахмеду лаквеарий с уменьшающейся на глазах силой скребет ногами песок арены, рефлекторно пытаясь вытащить глубоко засевшую в солнечном сплетении стрелу с листовым наконечником, тогда как его душа уже начала свой путь в более свершенный мир.

Увидев это барон взревел и бросился вперед. Почти сразу же, не дожидаясь когда тот подойдет ближе степняк схватил одну из оставшихся стрел, это оказался срезень, и выпустил ее в барона. Каким — то чудом тот сумел немого увернуться, что впрочем не спасло его. Зажимая жуткую рану на животе — стрела рассекла кожу и мышцы, выпустив наружу внутренности, барон все еще пытался идти вперед, но шансов у него уже не было. Он умер от кровопетери всего в пяти метрах от приора.

Оставшийся одним росс резко поменял стратегию. Вместо того, чтобы опять, как глупая дворняга бегать за всадником, он остановился на месте, откуда начиналось представление, и принялся ждать атаки Ахмеда. Расчет был ясен. У лучника осталась одна стрела. Единственный шанс победить — это увернуться от нее, и пока тот не успел поднять выброшенный вначале представления колчан или кинжал, убить противника.

Идею гладиатора поняли и зрители, разразившиеся приветственными криками — им, то, по большому счету, было все равно, кто сдохнет на арене, и сам всадник. Конечно, его противнику для такого требовалось невероятное везение, но когда на кону стоит твоя собственная жизнь…

Ахмед продолжал кружить вокруг следящего за каждым его движением росса, как акула возле тонущего корабля, но и сам не решался потратить последнюю стрелу. К сожалению, росс твердо решил не трогаться с места, поэтому что-то предпринимать пришлось именно всаднику. Постепенно приор начал сокращать расстояние. Дистанции в тридцать-сорок метров было вполне достаточно для стопроцентного попадания, от которого не увернуться. Росс это тоже понимал. Напряжение насытило воздух, толпа замолкла, стараясь не пропустить развязки. Но все кончилось практически мгновенно.

Как только Ахмед пересек невидимую черту, росс резко наклонился, воткнув меч и нож в песок арены, а освободившимися руками схватил брошенные пиратом ножи. Мгновение, и два острых куска металла летят в сторону степняка, а росс, подхватив свое оружие, бежит на встречу.

В таких случаях все решает не голова, а рефлексы. Проследив траекторию полета ножей и поняв что они ему не помеха: один пролетит совсем далеко, другой близко — но неопасно, Ахмед набросил на тетиву последнюю стрелу и натянул лук. Руфус плохо умел бросать ножи с обеих рук, и это его, как не странно спасло. Брошенный с левой руки нож из-за лишнего движения кисти вращался не в двух а в трех плоскостях. Пролетая мимо головы Ахмеда тот как раз очень неудачно развернулся и острым лезвием, самым кончиком, прочертил по щеке любимца публики тонкую черту, на которой нехотя набухла крупная капля темной крови.

Может поэтому, может из-за неожиданного рывка влево, который сделал росс, как будто предчувствуя скорый выстрел, но выпущенная стрела попала не в сердце, а в правую ключицу. Силой удара росса развернуло на месте, стрела прошла тело почти навылет, нанесла тяжелую рану, но хоть и потеряв сознание от боли гладиатор был все еще жив, и теперь его судьбу решали зрители. Утирая редкие капли крови со щеки Ахмед подвел к лежачему коня и движением ног заставил поставить одно копыто на тело.

Толпа в это время неистовствовала. Зрелище получилось восхитительным и мало кто, разве что смазливые девки, без оглядки влюбленные в слегка поцарапанного приора, вытягивали палец. Остальные же тянули вверх стиснутые кулаки:

— Жизнь! Жизнь! Жизнь! — скандировала толпа.

Ахмед зло сплюнул, напоследок конской щипастой подковой разоротил бедро лежащему и отступил, неохотно, под приветственные крики покидая арену.

— Это ты уже не помнишь? Ну все равно, молодец! Ты даже не представляешь, какой же ты молодец! — И хотя даже просто лежать было больно, Игорь чуть повернулся, чтобы с все возрастающим удивлением продолжить наблюдение за прыгающим вокруг телеги Ганником. В таком состоянии он видел своего хозяина впервые. Обычно спокойный и чинный, сейчас тот больше напоминал радостного щенка, от избытка хорошего настроения прыгающего вокруг хозяина.

— Как ты его достал, а? Ты бы видел харю сенатора в тот момент, когда тебя уносили с арены! Живого! Ладно, — Ганник немного успокоился, — давай, выздоравливай скорее, у меня на тебя большие планы!

Что ж, пожелать здоровья гораздо проще, чем этим самым здоровьем обладать. Телега медленно ехала из Атикулы назад в гладиаторскую школу, а лежащий на ней раненный Руфус легко мог посостязаться с той принцессой из сказки. Сейчас Игорь чувствовал состояние дорожного полотна почище самых современных датчиков его мира. Каждый камушек, каждый бугорок и ложбинка дикой болью отзывались в простреленной ключице, после чего немедленно о себе напоминали рваные раны на левом бедре. И хотя раны на ноге были не такими опасными, как в туловище, но болели они от этого не меньше.

Чем он так угодил хозяину Игорь тогда не понял, позже ему об этом расскажет Пилус, но обихаживали его как любимого богатенького дедушку, который еще не написал завещание. Еще в Атикуле Ганник нашел отличного врача, заплатил кучу денег, чтобы раненный выжил и остался не искалеченным, и отрабатывал тот полученные монеты на все сто. Единственное, в чем беспрекословно отказал медику ученик ланисты, это в госпитализации. «Делай что хочешь: используй любые лекарства, нанимай помощников и сохрани мне гладиатора, но в этом городе мы не останемся больше ни на единую песчинку времени.» И врачу пришлось смириться. Побочным положительным эффектом этого смирения для Игоря стало то, что лечили его самыми дорогими и редкими лекарствами, патрицию впору.

Приехав в лагерь наемного врача отпустили, Игоря аккуратно переложили на с телеги на носилки и отнесли в барак. Ганник лично сопроводил гладиатора до места, накрутил хвост его соседям, приставил к болящему врача из числа работников школы и только после этого убежал докладывать о чем-то важным своему начальнику.

Вечером вокруг его лежака собрались немногочисленные друзья: Пилус и спасенный белобрысый парнишка; а также многочисленные любопытствующие из числа соседей по бараку и их знакомых. Одних интересовали шлюхи Атикулы, других — гладиаторы, третьих — ход боя и принимаемые решения, четвертых, самых набожных — религиозный праздник и проповедь.

Первым Руфус сказать ничего не смог, так как не успел выяснить ничего по сути вопроса до, и соответственно, будучи не в состоянии после. Вторые и третьи получили описание вооружения гладиатора-степняка и подробный рассказ о трех смертях и одном ранении. Последним пришлось удовлетвориться описанием снежно белого песка арены, именно той единственной вещи, что видел Игорь во время проповеди.

Постепенно любопытные разошлись, да и отбой уже скоро. Парнишка ободряюще стиснул здоровое плечо Руфуса, быстрыми жестами, нечто средним между гитарными переборами и азбукой для глухонемых, попрощался с римлянином и ушел к своей койке. Последним убежал Руфус, который на перед уходом наклонился к уху больного и как мог его ободрил:

— Пока ты там делал неуклюжие попытки порадовать плебс, подохнув на арене им на радость, я за тебя постарался.

— ?

— У тебя теперь есть три поручителя, так что Братство ждет! Выздоравливай! — и предчувствуя последующие вопросы ухмыльнулся и вышел.

Раны оказались очень неприятными. И хотя благодаря своевременной и квалифицированной медицинской помощи жизни уже не угрожали, болели дико. Когда становилось совсем невмоготу, от болей Игорь спасался местными болеутоляющими, на базе легких наркотиков. Слава всем местным богам, что он не успел стать наркоманом за это время.