Статьи - Николай Лесков

Вот принципы, руководствуясь которыми русское купечество отказывало и отказывает разночинной русской молодежи в работе и куске хлеба в то самое время, когда торгующие в России иностранцы стараются заместить у себя на службу своих земляков.

В таком положении застало соискателей коммерческой службы учреждение в нашем государстве разнородных акционерных обществ и компаний. При открытии каждой из них рассеянные по лицу земли русской люди без дела стремились к ним с предложением своих услуг, кто письменно, а кто был понеосторожнее, собрав последние средства, тянулся с одного конца России на другой и лично предлагал свои услуги, и лично же имел удовольствие выслушивать всегдашние постоянные отказы. Я думаю, излишне говорить о том, как много из этих несчастных соискателей ошиблись в своих расчетах. В Петербурге, Москве и Одессе, не далее как нынешним летом, можно было встретить сотни таких людей, прибывших из разных углов России раздобыться какою-нибудь службою в акционерных обществах. Но надежды их почти всегда были тщетны. В одних русских обществах принимали на службу только одних иностранцев; в других — людей известных фамилий и с известными чинами; в третьих — места раздавались по протекциям. Словом, везде были нужны побочные рычаги для того, чтобы добыть себе работу. Смышленой головы и здоровых рук было мало для того, чтобы найти себе место. Приемное испытание, мера самая рациональная, не имела места почти ни в одном акционерном обществе, и в отсутствии-то этой меры, конечно, лежит причина переполнения многих акционерных обществ людьми бесполезными, неспособными и обременяющими акционеров получением невыслуженной пенсии, тогда как множество способных и даровитых людей погибают без дела и с немым отчаянием смотрят на свою исчезающую в безделье молодость. Положение их нередко бывает ужасно. Я не могу не вспомнить двух молодых людей, которые весною этого года пришли в Одессу искать коммерческой службы; долго они искали ее и сами, и через факторов до тех пор, пока проели последние сюртуки и стало не в чем ходить за отысканием мест. Я встретил их в числе работников, которые переносили на пристань апельсины… А один из этих молодых людей был кандидат К<иевского> университета, человек с большими дарованиями и прекрасным направлением. Обоим им кто-то что-то обещал в будущем — Бог весть, сдержал ли он свое слово, а я так и оставил их между носильщиками, которые подтрунивали над слабосилием ученых.[119] Но возвратимся к нашему предмету. Мы уже сказали, что с тех пор, как разночинная молодежь русская стала мало-помалу отрешаться от чиномании и стремиться к труду производительному, обнаружилось, что предлагаемого этими людьми труда никому на святой Руси не нужно; иными словами, что предложение труда русских людей превышает запрос его в России, стране непочатых работ и невозделанных богатств. Очевидно, что такое положение неестественно и ложно; но тем не менее оно существует и влечет за собой следующие последствия.

Устранение разночинцев от торговых дел и допущение к ним исключительно мещан и крестьян в одно и то же время лишает земледелие и домашнее хозяйство рук, приспособленных к нему с детства, в ущерб многостороннему хозяйству, и оставляет без дела и без хлеба людей, которые могли бы быть полезными на коммерческом поприще, но которым не над чем хозяйничать дома, ибо у них часто нет никакого дома или дом их — вся мать-сыра земля. Способности же этих людей к торговле, за небольшим исключением, не могут быть ничтожнее способностей Мишуток и Гришуток; а вряд ли подлежит сомнению, что только этим Мишуткам, в дальнейшем их развитии, обязана наша торговля настоящим плачевным ее состоянием. Продолжительное страдание соискателей торговой службы убивает их способности, гнетет, давит их и, наконец, многих из них, не обладающих геройским духом, доводит до пороков и преступлений и в то же время, лишая их возможности вести семейную жизнь, лишает государство, бедное народонаселением, приращения его.

Наконец, несчастия разночинцев в приискании себе занятий в глазах невежд, имеющих места, служат доказательством, что, ученым быть плохо и что, ничему не учась, можно жить в большем довольстве и счастии, чем с наукою. Отсюда равнодушие к науке и нередко невежественная насмешка над нею.

Все эти безотрадные явления созданы упорным убеждением наших торговцев в неспособности людей, не выросших за прилавком, к служению торговым делам и в стремлении правлений наших акционерных обществ обставиться иностранцами и людьми с весом и с протекциями (как будто вес и протекция служащих могут иметь значение в торговле!). Мы, конечно, не можем разделять всех этих стремлений и убеждений, и нам остается только скорбеть за тех, кто их питает, и за тех, кому приходится так тяжело терпеть от них. Мы далеки от всякой мысли утверждать, что вся разночинная молодежь, ищущая коммерческой службы, готова и приспособлена к ней, но мы уверены, что теперь часть ее действительно приспособлена к торговому делу, а остальные легко могут приспособиться к нему, ибо почти в каждом из людей этой страдальческой корпорации, грозящей стать зерном русского пролетариата, есть более научного образования и общежитейского развития, чем в тех приказчиках, которые дошли до своего звания пятилетним закликанием покупателей в хозяйскую лавку, и мы уверены, что приказчики из чиновников, офицеров и вообще из всех тех людей, которых приказчичий кружок, в каком-то озлоблении, зовет дворянчиками, скорее бы успели убедить общество, что в торговом сословии русском не должно видеть гнезда смешных и тривиальных сторон, жениха из ножевой линии, характеризующих теперешнего гостинодворца. Пусть сначала эти люди не могут быть употреблены к самостоятельной деятельности в больших торговых операциях, производимых за глазами хозяина; но размерить товар по фактуре, продать его по мете: “П-о-р-т-у-г-а-л-и-я”, заприметить требования публики да написать или дисконтировать вексель — право, не велика премудрость, и человеку, который чему-нибудь учился, мудрено быть неспособным к ней через несколько дней по прибытии в лавку. А ведь за такую службу у нас часто платят от 800 до 2000 руб<лей> с<еребром> в год. Ведь за эти деньги пойдет служить человек, которому покупатель не откажет в доверии, не вынуждая его ротитися и клятися на чем свет стоит. Что же касается до фанаберии и других неудобств найма дворянчиков со стороны их нравственной беспокойности, то — Боже мой! — неужели же фарисейское низкопоклонство и лесть могут более нравиться в человеке, нежели его самоуважение? Неужели долго еще не переведутся на матушке Руси люди, которые верят, что образование учит не уважать в человеке человека и не разуметь в должной степени своей зависимости и долга? Грустно и повторять такие истины, и еще грустнее видеть, что русские торговцы избегают в выборе людей именно того самого, чего со всею тщательностью ищут в своих служащих торговцы английские и американские. Не в этом ли лежит разгадка недолговечности наших торговых домов, тогда как родовые капиталы Англии целые столетия переходят из рода в род? Как кто хочет, а выбор людей — дело великое, и на Мишутках с Гришутками далеко не уедешь. Их век прошел, и благо тому, кто ранее поймет это. Европа движется к нам — мы движемся к Европе, и встреча наша потребует в торговом деле людей с образованием, а не Мишуток, которые никуда не годятся, несмотря на свои лакированные сапожки и циммермановские шляпы, которые они поднимают наотмах, с ловкостью полувоенного человека.

ПОЛИЦЕЙСКИЕ ВРАЧИ В РОССИИ (СТАТЬЯ Н. ЛЕСКОВА ПО ПОВОДУ СТАТЬИ г. Ф. Б.)

Il faut savoir le monde comme il est, pas comme il doit être.[120]

В 39-м № “Современной медицины” помещена моя статья “Несколько слов о полицейских врачах в России”, подписанная вместо моего имени псевдонимом “Фрейшиц”.

Мысль, лежавшая в основании этой статьи и руководившая меня к написанию ее, а редакцию “Современной медицины” к помещению ее в своем журнале, была: благонамеренное сочувствие прогрессивным идеям, исключающим терпимость темных добытков и стремящимся стать за морализацию людей, лишенных возможности открыто назвать пути, которыми они добывают средства для своего существования.

Оглашая то, что по чувству самосохранения известные городовые и уездные врачи тщательно скрывают от правительственного внимания, мы хотели положить основание трактатам об улучшении быта полицейских врачей, которые надеялись вызвать у людей компетентных. Мы не знаем, насколько уместно было поднятие нами этого вопроса, не ручаемся, что взялись за него как должно и ясно выявили мысль, которую клали в основание своей задачи, но хорошо знаем, что статья наша прошла для нас небесследно. Наконец, статья эта вызвала против себя “радикальный” критический разбор г. Ф. Б., поместившего в 46-м № той же газеты “Несколько мыслей против несколько слов г. Фрейшица о полицейских врачах в России”.[121]