Статьи - Николай Лесков

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ИЩУЩИХ КОММЕРЧЕСКИХ МЕСТ В РОССИИ

Некоторые правительственные реформы по сокращению штатов в гражданской и военной службе в последнее время оставили без занятий таких людей, которые обрекали себя на пожизненное чиновное служение; а обличительная литература, влияя по возможности на натуры, доступные голосу совести и чести, становилась страшилищем для многих соискателей служебного самовознаграждения и, мало-помалу, убедила многих в необходимости приложить свои силы к другому труду. Все это повело к тому, что в рядах соискателей частной службы, в самое короткое время, появилось очень много по преимуществу молодых людей, из которых одни волею или неволею оставили государственную службу, а другие, только приготовясь к ней, сознали необходимость избрать себе вместо ее другую дорогу. Все эти люди, вследствие прежнего взгляда на воспитание, были лишены всякой полезной специальности и потому не могли заняться никаким самостоятельным делом, требующим известных познаний и известного вещественного капитала, которого также почти ни у кого из них не было. Учиться ремеслам было поздно и по многим причинам невозможно. Оставалось обратиться к таким занятиям, которые, в пору доброго старого времени, русский человек делал так, зря, самоучкою, а чаще и вовсе ничему не учась и ничего не зная. В кругу таких занятий более других привлекали к себе места управляющих помещичьими населенными имениями, над разорением которых спокон века трудились и заграничные недоучки, выдававшие себя у нас за энциклопедистов, и доморощенные наши аферисты. Но мест этих, конечно, далеко недостало на всех конкурентов данного района; а между тем число ищущих мест день ото дня увеличивалось, а с ним возрастали и нужды и скорби конкурентов, и разборчивость их в выборе занятий переходила в безразличие. Воспитанные в условиях, не благоприятствующих телесному развитию, люди эти не могли обратиться ни к какому физическому труду. С одной стороны, он был им не по силам и по скудости задельной платы не удовлетворял потребностям, сделавшимся их необходимостью; а с другой — каждый из них ощущал в себе столько знаний и способностей к несению труда более ценного, труда, который исполняли люди, лишенные всяких нужных для него познаний, и пользовались вознаграждением, доставляющим целому семейству относительное благосостояние. Я говорю о службе по торговым и промышленным делам, известной у нас под именем службы коммерческой. К хозяевам таких дел обратились люди, нуждавшиеся в работе, но едва ли и один процент их сыскал себе дело у отечественных коммерсантов. Причина этой неудачи заключалась, во-первых, в том, что значительная и притом самая оборотливая часть наших торговцев — иностранцы, у которых вся корреспонденция и книговедение идут на иностранных языках, с которыми большинство ищущих службы людей оказалось или совершенно незнакомым или знакомым до такой степени слабо, что знание их никуда не годилось, и потому служба у иностранцев делалась невозможною для русских. Русское же купечество не протянуло руки соотчичам, искавшим работы, и как бы в один голос отвечало дворянчикам: “нет-с, нам не требуется; у нас своих много-с”. Поводом к таким ответам было не то, чтобы русскому купечеству действительно не требовались люди; напротив, люди ему постоянно нужны, но люди не того разбора, какие являлись с предложением своего труда, вследствие сокращения штатов государственной службы. Нужны были люди малограмотные и стоящие на одинаковой степени образования с хозяевами, к которым они являлись просить работы и платы; люди, прошедшие степени мальчиков и молодцов и за прилавком изучившие необходимость слепого признания хозяйского авторитета и собственного бесправия. А дворянчики, искавшие мест, представляли в глазах хозяев следующие неудобства: 1) многие из них, — а по понятиям, составленным большинством русских торговцев, — даже все они, вовсе не способны ни к какому делу, кроме того, чтобы крючки гнуть или плечами трясти; 2) что у них много фанаберии и хозяин не жди от них почета, и 3) что “всякий Гришутка и Мишутка для нас как-то сподручнее”.

Вот принципы, руководствуясь которыми русское купечество отказывало и отказывает разночинной русской молодежи в работе и куске хлеба в то самое время, когда торгующие в России иностранцы стараются заместить у себя на службу своих земляков.

В таком положении застало соискателей коммерческой службы учреждение в нашем государстве разнородных акционерных обществ и компаний. При открытии каждой из них рассеянные по лицу земли русской люди без дела стремились к ним с предложением своих услуг, кто письменно, а кто был понеосторожнее, собрав последние средства, тянулся с одного конца России на другой и лично предлагал свои услуги, и лично же имел удовольствие выслушивать всегдашние постоянные отказы. Я думаю, излишне говорить о том, как много из этих несчастных соискателей ошиблись в своих расчетах. В Петербурге, Москве и Одессе, не далее как нынешним летом, можно было встретить сотни таких людей, прибывших из разных углов России раздобыться какою-нибудь службою в акционерных обществах. Но надежды их почти всегда были тщетны. В одних русских обществах принимали на службу только одних иностранцев; в других — людей известных фамилий и с известными чинами; в третьих — места раздавались по протекциям. Словом, везде были нужны побочные рычаги для того, чтобы добыть себе работу. Смышленой головы и здоровых рук было мало для того, чтобы найти себе место. Приемное испытание, мера самая рациональная, не имела места почти ни в одном акционерном обществе, и в отсутствии-то этой меры, конечно, лежит причина переполнения многих акционерных обществ людьми бесполезными, неспособными и обременяющими акционеров получением невыслуженной пенсии, тогда как множество способных и даровитых людей погибают без дела и с немым отчаянием смотрят на свою исчезающую в безделье молодость. Положение их нередко бывает ужасно. Я не могу не вспомнить двух молодых людей, которые весною этого года пришли в Одессу искать коммерческой службы; долго они искали ее и сами, и через факторов до тех пор, пока проели последние сюртуки и стало не в чем ходить за отысканием мест. Я встретил их в числе работников, которые переносили на пристань апельсины… А один из этих молодых людей был кандидат К<иевского> университета, человек с большими дарованиями и прекрасным направлением. Обоим им кто-то что-то обещал в будущем — Бог весть, сдержал ли он свое слово, а я так и оставил их между носильщиками, которые подтрунивали над слабосилием ученых.[119] Но возвратимся к нашему предмету. Мы уже сказали, что с тех пор, как разночинная молодежь русская стала мало-помалу отрешаться от чиномании и стремиться к труду производительному, обнаружилось, что предлагаемого этими людьми труда никому на святой Руси не нужно; иными словами, что предложение труда русских людей превышает запрос его в России, стране непочатых работ и невозделанных богатств. Очевидно, что такое положение неестественно и ложно; но тем не менее оно существует и влечет за собой следующие последствия.

Устранение разночинцев от торговых дел и допущение к ним исключительно мещан и крестьян в одно и то же время лишает земледелие и домашнее хозяйство рук, приспособленных к нему с детства, в ущерб многостороннему хозяйству, и оставляет без дела и без хлеба людей, которые могли бы быть полезными на коммерческом поприще, но которым не над чем хозяйничать дома, ибо у них часто нет никакого дома или дом их — вся мать-сыра земля. Способности же этих людей к торговле, за небольшим исключением, не могут быть ничтожнее способностей Мишуток и Гришуток; а вряд ли подлежит сомнению, что только этим Мишуткам, в дальнейшем их развитии, обязана наша торговля настоящим плачевным ее состоянием. Продолжительное страдание соискателей торговой службы убивает их способности, гнетет, давит их и, наконец, многих из них, не обладающих геройским духом, доводит до пороков и преступлений и в то же время, лишая их возможности вести семейную жизнь, лишает государство, бедное народонаселением, приращения его.

Наконец, несчастия разночинцев в приискании себе занятий в глазах невежд, имеющих места, служат доказательством, что, ученым быть плохо и что, ничему не учась, можно жить в большем довольстве и счастии, чем с наукою. Отсюда равнодушие к науке и нередко невежественная насмешка над нею.

Все эти безотрадные явления созданы упорным убеждением наших торговцев в неспособности людей, не выросших за прилавком, к служению торговым делам и в стремлении правлений наших акционерных обществ обставиться иностранцами и людьми с весом и с протекциями (как будто вес и протекция служащих могут иметь значение в торговле!). Мы, конечно, не можем разделять всех этих стремлений и убеждений, и нам остается только скорбеть за тех, кто их питает, и за тех, кому приходится так тяжело терпеть от них. Мы далеки от всякой мысли утверждать, что вся разночинная молодежь, ищущая коммерческой службы, готова и приспособлена к ней, но мы уверены, что теперь часть ее действительно приспособлена к торговому делу, а остальные легко могут приспособиться к нему, ибо почти в каждом из людей этой страдальческой корпорации, грозящей стать зерном русского пролетариата, есть более научного образования и общежитейского развития, чем в тех приказчиках, которые дошли до своего звания пятилетним закликанием покупателей в хозяйскую лавку, и мы уверены, что приказчики из чиновников, офицеров и вообще из всех тех людей, которых приказчичий кружок, в каком-то озлоблении, зовет дворянчиками, скорее бы успели убедить общество, что в торговом сословии русском не должно видеть гнезда смешных и тривиальных сторон, жениха из ножевой линии, характеризующих теперешнего гостинодворца. Пусть сначала эти люди не могут быть употреблены к самостоятельной деятельности в больших торговых операциях, производимых за глазами хозяина; но размерить товар по фактуре, продать его по мете: “П-о-р-т-у-г-а-л-и-я”, заприметить требования публики да написать или дисконтировать вексель — право, не велика премудрость, и человеку, который чему-нибудь учился, мудрено быть неспособным к ней через несколько дней по прибытии в лавку. А ведь за такую службу у нас часто платят от 800 до 2000 руб<лей> с<еребром> в год. Ведь за эти деньги пойдет служить человек, которому покупатель не откажет в доверии, не вынуждая его ротитися и клятися на чем свет стоит. Что же касается до фанаберии и других неудобств найма дворянчиков со стороны их нравственной беспокойности, то — Боже мой! — неужели же фарисейское низкопоклонство и лесть могут более нравиться в человеке, нежели его самоуважение? Неужели долго еще не переведутся на матушке Руси люди, которые верят, что образование учит не уважать в человеке человека и не разуметь в должной степени своей зависимости и долга? Грустно и повторять такие истины, и еще грустнее видеть, что русские торговцы избегают в выборе людей именно того самого, чего со всею тщательностью ищут в своих служащих торговцы английские и американские. Не в этом ли лежит разгадка недолговечности наших торговых домов, тогда как родовые капиталы Англии целые столетия переходят из рода в род? Как кто хочет, а выбор людей — дело великое, и на Мишутках с Гришутками далеко не уедешь. Их век прошел, и благо тому, кто ранее поймет это. Европа движется к нам — мы движемся к Европе, и встреча наша потребует в торговом деле людей с образованием, а не Мишуток, которые никуда не годятся, несмотря на свои лакированные сапожки и циммермановские шляпы, которые они поднимают наотмах, с ловкостью полувоенного человека.