Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

– Из не очень достоверных источников сообщают, что это Курдская рабочая партия была, – не уступал капитан. – Что они таким образом решили привлечь внимание к бедственному положению национальных меньшинств. А заодно и партийную кассу пополнить. Говорят, вчера по городу волна аналогичных ограблений прокатилась. Они таким образом от музея внимание отвлекали. – И, сменив гнев на милость, заметил: – Вас тоже наверняка Курдская рабочая партия ограбила. Почерк везде один.

– Курдская, да? – холодно переспросил Шендерович. – Интересно, почему не «Серые волки»?

– Сущности, как сказал старина Оккам, – пояснил капитан, – не следует умножать без необходимости. «Серые волки» пока отдыхают. – Он вздохнул. – Я вот что думаю. Алла Сергеевна, скорее всего, случайным свидетелем оказалась. Они и устранили ее. Я уже в полицию обратился.

– Да? – насторожился Шендерович.

– Разумеется. А что толку? Тело не найдено, свидетелей похищения тоже нет. Они говорят, закрутила она с кем-то, увлеклась, с кем не бывает…

– Вы ж и сами… – вставил было Шендерович.

– Я? – удивился капитан. – Никогда! Алла? Сергеевна? Нет, Михаил… как вас там по отчеству – Аронович?

– Абрамович.

– Нет, Михаил Аронович, это на нее не похоже. Не тот она человек, Алла. Образованнейшая девушка, исключительно порядочная, это же сразу видно. Нет-нет, я вам говорю. Опишите еще раз, как оно было, Варвара Тимофеевна. Подошел он к ней? Как выглядел? Из местных, говорите?

– Да вроде из местных, – задумалась Варвара Тимофеевна. – Сам смуглый такой, нос крючком, глаза горят.

– А одет как, мамочка? – спросил Шендерович. – Прилично одет?

– Я ж говорю! Белый такой пиджак, навроде вашего, Юрочка, и на шее платок красный. А вот говорил он с таким проноунсом…

– А! Так он говорил что-то? – заинтересовался капитан. – А что именно?

– Да я уж точно и не помню. Они у этого срако… у гроба стояли, а он ей и говорит, мол, как я счастлив, что вас увидел, нежданно-негаданно… вот, мол, как Аллах пути сплетает и расплетает. Профессора какого-то поминал, Москву, семинарию какую-то. Говорит что-то, улыбается. И вышли. Вдвоем и вышли.

– Он главарем был, этот тип, – предположил капитан, – а под профессора наверняка маскировался. Легенда у него такая. И к нам он приезжал исключительно с подрывными целями. Пойдемте, Варвара Тимофеевна, голубушка. Поможете следствию. Полиции нужен словесный портрет.

И он решительным шагом двинулся по направлению к охраняемому входу, увлекая за собой растерянную Варвару Тимофеевну. Вид у капитана был очень внушительный – охранники расступились, пропуская его в здание. На ходу, обернувшись, он сухо бросил:

– Ждите здесь.

И исчез в прохладном чреве музея.

– Наверное, ему там виски с содовой нальют, – с завистью произнес Шендерович. – Со льдом.

– Ах, брось, Миша, – устало вздохнул Гиви, – не до того.

И подпрыгнул на месте – ему на плечо легла чья-то смуглая сухая рука.

– Эфендим… – сказал тихий голос.

Гиви обернулся.

Человек, маячивший у него за спиной, вполне мог сойти за очень загорелого европейца. И одет он был вполне по-европейски – в приличную черную пару, при узком галстуке. Единственным экзотическим дополнением к костюму служила красная феска с лихой кисточкой.

– Эфендим… – повторил человек. – Месье… э-э… – Он вновь окинул внимательным взглядом партнеров и неуверенно предположил: – Господа?

– Во-во, – мрачно подтвердил Шендерович, – типа того.

– Ох, как мне повезло, – произнес их новый знакомец по-русски, но с явным акцентом.

«С проноунсом», вспомнил Гиви характеристику Варвары Тимофеевны.

Он опустил взгляд, подозрительно разглядывая обувь незнакомца, но на ногах у того были черные блестящие остроносые ботинки – новенькие.

Эх, не тот, подумал Гиви.

– Господа, – уже увереннее повторил человек, – пардоне муа… я бы хотел поговорить с вами… тре импотан… очень важное дело. Очень серьезное.

– Короче, – подтолкнул Шендерович.

– О нет. – Незнакомец помотал головой так, что взметнулась кисточка на феске. – Это серьезное дело. Иль деманде… как это… оно требует… ле ланг… долгого разговора, да? Беседы. Вот-вот! Беседы! Не соблаговолите ли вы… пройти авек муа… тут, неподалеку.

Шендерович подобрался.

– С кем имею честь? – чопорно вопросил он.

Человек хлопнул себя по бедрам:

– Ах, же не сюи па репрезенте муа… не представился. Ун моман!

Он вновь захлопал себя, на сей раз по груди, и извлек из кармашка блестящий прямоугольничек.

– Ленуар, доктор археологии, – пояснил он, вручая карточку Гиви.

– Член-корреспондент… международной ассасин… ассосьон… ассоциации археологов, – расшифровал Гиви, моргая на ярком свету.

– Вот-вот, – доброжелательно закивал незнакомец, – я занимаюсь… ансьен рарите… Это очень… тре интерессант… увлекательно, да? Раритеты. «Древности» по-русски. Мон мэр… мама была русская. Бабýшка рефьюжи… бежала во Францию – революсьон руж, да? Сначала Стамбул – потом Париж… везде корни… марше, господа, марше! – Он нетерпеливо притопнул лаковым ботинком. – Мон апартман тут! Недалеко!

– Э нет, – хищно сказал Шендерович, – погоди! Тут у нас серьезное дело…

– Дело! Травай! О, но у меня тоже для вас есть большой травай! Гран травай! – Он вновь огляделся по сторонам, потом склонился к уху Шендеровича и негромко проговорил: – Речь идет о деньгах, господа! Гран аржан! Тре гран аржан.

– Ну-ну? – с видимым равнодушием поторопил его Шендерович.

– Хотите… – Ленуар вновь нервно огляделся, – хотите найти стелу?

Воздух дрожал, сухой и раскаленный, точно в кузнице, и это впечатление еще усиливалось за счет стука крохотных молоточков – повсюду, вплоть до поросшего сухой травой обрыва, за которым, переливаясь, точно голубиная грудка, ярко синело море, трещали, скрипели и царапались миллионы кузнечиков. В колючем кусте над обрывом свистела какая-то птица.

– Эй, друг Гиви, ты спишь?

Гиви протер глаза, ослепленные блеском бесчисленных переливчатых зеркал.

– Так, понимаешь… – осторожно сказал он.

– Не спи, – озаботился Шендерович, – замерзнешь…

Волна кокетливо повернулась, подкинув яркий лучик света, который попал Гиви прямо в глаз.

– Эх! – сказал Гиви.

– Мы, между прочим, – с достоинством проговорил Шендерович, – ведем наблюдение.

Вилла укрылась в глубокой фиолетовой тени долины. Отсюда видна была лишь глухая стена, огораживающая дом по периметру, да черепичная крыша. Через стену перекинулись плети вьющейся розы.

– За кем? – тоскливо спросил Гиви. – За этими козами?

Бело-серые грязноватые клубки, лениво, сами собой бродящие по оврагам, были единственным подвижным элементом пейзажа.

– А хотя бы и так. Если бы древние греки лучше смотрели за своими козами, – угрожающе произнес Шендерович, – они бы до сих пор тут марафоны бегали. А то недоглядели, козы раз – и съели Элладу!

– Как – съели? – ужаснулся Гиви.

– Молча, – сухо сказал Шендерович. – Козлы, чего с них взять! Погубили древнюю культуру. Ты все понял, что он сказал?

– Да вроде бы, Миша…

– Проясни. Насчет собак. И охраны. А то мы туда – а на нас две овчарки! Три! И бугаи с автоматами «узи».

– Он, Миша, сказал, что профессор боится собак. А на бугаев у него, Миша, денег нет. Этот Морис говорит, он всю свою коллекцию раритетов продал, только чтоб заплатить этим… курдам. Кого он на охрану поставит? Наемников? Так он их и сам боится – такие бабки! Он сам от них скрывается, про эту виллу только Морис и знает! Они ему только в грузовичок ее погрузили во дворе музея, а дальше он