Все имена птиц. Хроники неизвестных времен - Мария Семеновна Галина

С тех пор не видались мы. Он и правда в институт поступил, ну не в универ, в политех, но хорошо поступил, с первого раза… Да и я поступил, ну не в политех, ладно, в связи, но тоже ничего… А только как у меня что не ладится, ну, думаю, опять Лысюк за свое взялся. Но пока вроде уж очень большой ему во мне надобности не было – пока не начался, извиняюсь, развал Союза и борьба за независимость и экономическое неголодание. Тут он, по слухам, институт бросил, ушел в коммерцию и начал такие дела проворачивать! Это я потом узнал, когда у меня две сделки ни с того ни с сего сорвались…

Он помолчал и уныло подытожил:

– А теперь вот и третья.

– Впечатляющая история, – согласился Гиви, – достоверная, скажу тебе, история. Такие случаи в природе известны.

– Еще бы! – согласился Шендерович, ковыряя вилкой пустую тарелку.

– Так он этих бандитов нанял?

– А я знаю? Но вполне мог. Он, по слухам опять же, разбогател крепко. Может, ему какая-то уж очень завлекательная сделка светила, вот он на меня опять и вышел, пару кусков отвалил кому-то – они за нас и взялись. Выследили, чин чином… Прямой материальной выгоды ему никакой – он, может, ради меня такие бабки угрохал! А вот метафизика у него должна сработать. Закон сохранения счастья в природе. Потому, друг Гиви, и не примочили они нас. Ему ж убивать меня нельзя – ему убивать меня никакого толку. Иссякнет тогда его источник счастья. Ему надо, чтобы я жил – и мучился.

Гиви оглянулся на Варвару Тимофеевну, которая на протяжение всего рассказа мерно кивала, подперев щеку рукой.

– Послушай, – спросил он шепотом, – а какие конкретно картинки там были?

Утро началось соответственно.

Во-первых, болела голова.

Во-вторых, болели поврежденные вчера части тела – вроде бы вечером локти и не вспоминали о том, как крутили их чужие руки в зловещих черных перчатках, а с утра почему-то вспомнили. И копчик болел – там, где он соприкоснулся с чужой коленной чашечкой.

В третьих, хотелось выпить чего-то горячего. Желательно кофе.

Впрочем, дело обстояло не так уж плохо, потому что какие-то деньги Шендерович нашел. В кармане Алкиного пиджака, оставленного за ненадобностью. Нашел и спрятал. Кофе выпить не дал – сказал, в кофейне выпьем. Спокойно и хладнокровно выпьем в кофейне кофе, пока будем глядеть Али в его бесстыжие глаза. Потому что Лысюк не Лысюк, а продал-то нас именно Али. Вот я и хочу посмотреть, в каком интимном месте он укрывает свою запятнанную совесть.

Выглядел Шендерович внушительно – даже Гиви мороз по коже продрал. В чистой, непорванной рубашке, мудрый, мрачный и хладнокровный, как змей.

– А что скажет Алка? – на всякий случай спросил Гиви, потому что со всех точек зрения по чужим карманам лазить неловко. – Она ж совсем останется без денег, а?

– Пусть придет сначала, – отмахнулся Шендерович, – мы ж не навсегда взяли. Мы ж у нее одолжили. Заберем у Али аванс, вернем. – Он мечтательно зажмурился. – Хорошо бы купить что-то такое на этот аванс… что-то такое… что в Одессе еще лучше, чем шарики идет!

– Миша, это беспочвенные иллюзии.

– Шубы, например, – прикидывал Шендерович. – В Одессе, понятное дело, шубы так себе расходятся, да и рынок забит. По всему седьмому километру шубы так и валяются – чисто тебе стойбище первобытного человека. А может, в Питере твоем толкнуть?

– Не может, – твердо сказал Гиви. – Кстати, а вообще, – он неловко покрутил головой, – тебе не кажется, что Алка уже вернуться бы должна?

– Кажется, – угрюмо согласился Шендерович, – придет – врежу. Итак, какова наша диспозиция, друг Гиви? Идем к Али, трясем его, забираем аванс и выясняем, на кого он, этот шпион Гадюкин, работает… имена, явки. Если надо – очень жесткими методами. На крайние меры пойдем!

– Миша, это нехорошо, – укорил Гиви.

– А морду мне бить – хорошо? А на счетчик меня вешать – хорошо? Нет уж, пусть сдает Лысюка, если жить хочет. А то я его… я его… дискредитирую я его, это уж по меньшей мере! На всю Одессу опозорю. Мне, друг Гиви, терять нечего. Я человек вне закона! Типа Зорро! Без паспорта, без роду, без племени!

– Без денег, – тихонько добавил Гиви.

– Деньги, – отрезал Шендерович, – не проблема!

– Да? – удивился Гиви.

Ленивый утренний Стамбул лежал перед ними. Лениво хлопали створки ставен, скрипели засовы открываемых лавок, свирепый солнечный свет еще не до конца расправился с ночными тенями, и воздух над мостовой был чистым и прохладным, как только что промытое стекло.

– А мы не слишком рано? – забеспокоился Гиви.

– А мы лучше его внутри подождем, – зловеще отозвался Шендерович.

Гиви почему-то ожидал, что кофейня в лучшем случае будет заперта на глухой замок. В худшем – вместо двери с многообещающей вывеской вообще окажется сплошной кусок стены, покрытой вялотекущими трещинами. Сбежит кофейня. Но дверь оказалась на месте и даже слегка приоткрыта. Из темной щели пахнуло раскаленным песком, железом, ароматом прожаренных кофейных зерен…

Шендерович отстранил Гиви и величаво вошел под прокопченные своды.

Несколько человек, сонно коротавших утро за столиками, лениво подняли головы, потом вновь уткнулись: кто – в свою чашку, кто – в утреннюю газету.

Шендерович откашлялся.

– Салям алейкум, – вежливо произнес он. – Э… нэрэде Али?

Бармен из полумрака пожал плечами.

– Очень хорошо, – милостиво согласился Шендерович, хотя все было не так уж хорошо. – Мы его тут подождем, велл? Это… ики тюрк кавеси – ага?

Он по-хозяйски расположился за столиком и, явно подражая капитану, начал постукивать пальцами по скатерти.

Бармен принес два кофе, без улыбки поставил на середину стола и продолжал, что было, в общем-то, против всех приличий, маячить перед Шендеровичем, пока тот не сунул ему мятую купюру. Гиви обратил внимание, что несколько человек за соседними столиками почему-то пересели подальше. Вокруг постепенно образовалось пустое пространство.

– Миша, – шепотом сказал он, – мы им, по-моему, не нравимся.

– И правильно делаем, – согласился Шендерович.

– А если он не придет?

– Придет. Это его рабочее место. Офис.

– Бывают же у людей выходные?

– Я ему устрою выходной, – сквозь зубы выдавил Шендерович. – Не придет, я ему и будни обеспечу. Каждый день являться буду. Мерцать тут во мраке. Как тень отца Гамлета. Домой не вернусь! Тем более, – закончил он на пониженной ноте, – что мне дома, в общем-то, без денег появляться не рекомендуется.

– А тут нас что, даром будут кофе поить?

– Выцарапаем, – уверенно ответил Шендерович, – что-нибудь придумаем…

– Миша, – твердо сказал Гиви, – я банк грабить не буду.

– Кто сказал про банк? – удивился Шендерович. – Мы же интеллигентные люди! Мы их из Али выбьем. Ага! Вот он, голубчик.

Черноусый красавец уверенно вступил в темное чрево кофейни. Шендерович мягко, точно опытный десантник, выплыл из-за стола и, не