Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Коль мы заставим врага бросать конницу на Батарею и Флеши, когда-нибудь она и — иссякнет. А без конной поддержки пехота его — сама сдохнет от голода с холодом. Всю инфантерию, все пушки можно бы сдать, но за каждого потерянного коня — спрошу со всей строгостью. Нам бы, ребята, выбить его лошадей — тут-то он у нас и попрыгает.

После напутствия я вернулся в "родную" траншею и был встречен товарищами из русских полков. По обычаю мы выпили, как водится — за знакомство, и пошли в баню париться. Перед завтрашним днем — вся армия мылась и надевала все чистое.

Мои новые друзья, ввиду того, что я был вхож "наверх", забросали меня вопросами и рассказали местные слухи. Самое большое впечатление на всех нас произвело дело… Тучкова.

Я уже докладывал вам, как сего болтуна изгнали из штаба, а потом… Было хлеще.

Князь шибко опозорился в дни войны с Швецией, угробив в финских лесах весь свой корпус, и его… "отправили в отпуск". Бессрочный — надо сказать.

Но князь, будучи человеком все-таки Честным (длинный язык, да неспособность командовать не отменяют прочие добродетели), все хотел хоть как-то смыть свой "позор". Тогда ему предложили "набрать ополченцев.

Никто и думать не мог, что князь примется с таким упорством и рвением, что корпус будет готов к Бородинскому делу! Впоследствии говорили, что князь оказался хорошим оратором (сие обратная сторона "длинного языка") и одной своей речью он мог "зажечь"!

Набирал же он исключительно добровольцев в губерниях "свободных от рекрутской повинности", — то бишь на Украине. В итоге треть его корпуса оказалась с Подолии, — той самой Подолии, коя дала триста тысяч штыков "на войну с москалями"!

Особый отдел был завален известиями о готовящемся в Корпусе мятеже и том, что чуть ли не тучковские адъютанты — законспирированные масоны уговаривались убить командира и перевесть Корпус на вражью сторону.

Кутузов вообще не хотел принять Тучкова под таким соусом — люди, мол, необучены, но все уперлось в то, что Корпус лишь на треть был униатским. Наполовину же он состоял из добровольцев полтавского, да черниговского призыва, искренне желавших драться за Родину.

В том — вечная закавыка. С Польшей ясно — она лютый враг. С Белоруссией понятно — она верный друг. А вот как с Украиной?

Пытаться объявить "наш" берег Днепра — Малороссией, а "тот" Украиной, как это было при Кочубее — глупость. Это — один народ. Делить их на православных и униатов? Тоже не совсем верно. Вон, в Житомире — две трети "наших", а город "бунташный". А в Киевской губернии и того хлеще, — там "слоеный пирог"!

И вот что делать? Оттолкнуть их, назвать противником — свинство. Довериться целиком и дать им "всадить нож в спину" — тоже не хочется.

Корни беды уходят в украинскую историю, когда тамошние гетманы могли по своему разумению "примыкать к потентатам", — Турции, России и Польше. Тот же вроде бы "наш" Богдан Хмельницкий недаром изображается только в чалме большую часть своей жизни он служил султану и даже обрезался в мусульманство. А чисто исторически — это страна с единым народом, коя всю жизнь воевала с собой в трехсторонней войне!

Полтава с Черниговым, — держались России. Галиция, да Подолия польской. Киевщина с Новороссией — турецкой. "Турок" фактически "вырезали" и Киев с Новороссией теперь заселяют, как "наши", так и "униаты". Как, где теперь "провести линию"?!

Вот и с тучковским корпусом случилась та же беда. Треть — подоляне. Половина — полтавцы. Шестая — уроженцы "турского" Киева, а стало быть теперь — вперемешку. "Разведем" "подолян", да "полтавцев" в разные стороны — что с киевлянами делать? Днепр-то делит губернию точнехонько пополам!

А тут еще одно… Корпус прибыл без пороха (не положено "униатам"). Ну, так не все ж они — "униаты"!

Не дать пороха людям, — выразить им недоверие. А выдашь его униатам, догадайся, в кого они станут стрелять! Вот тебе и задачка с тремя неизвестными…

Наконец, Кутузов принял удивительное решение, — разместить Корпус в Утицком лесу и дать каждому украинцу по три заряда на бой (при норме в двадцать зарядов). Если униаты и подымут мятеж, сие случится вдали от глаз и армия того не заметит. А "наши" с "ненашими" потихоньку в лесу и выяснят "на кулачках" кто из них — за кого. А пока в лесу шум, — туда сам враг носу не сунет, чтоб не "побить своих.

Тут вмешался Беннигсен, коий мечтал подсидеть Старика. Он объявил, что сим решением Командующий решил "укрыть возможных Изменников". А они должны стоять в чистом поле, чтоб "мы их видели"!

Сие было сказано для зевак. В реальности "истинный фриц" Беннигсен "в сотый раз" довел до абсурда идею Кутузова. Старик приказал уничтожать кавалерию. Но польские кавалеристы под командой маршала Понятовского при всем желании не смогли бы пройти к Флешам, пока на дороге у них был Третий корпус.

Идея Беннигсена была проста, как выеденное яйцо: необученные люди с пустыми ружьями (а три заряда на весь бой, — все равно что пустые!) под атакой вражеской кавалерии сразу же побегут. Вдоль дороги им бежать не с руки (попробуйте убежать от всадника по дороге!), поэтому они побегут через лес — в сторону Флешей. Польская конница увлечется преследованьем и выскочит — аккурат на "Южную Флешь", коя с первого дня строилась с разворотом на юг, а не на запад. (Просто никто не рассчитывал, что Утицу закроет Тучков и априори считалось, что в Утицком лесу будет противник.)

Кстати, — очень многие из военных историков удивляются, — зачем "Южная Флешь" смотрела в тыл несчастному Третьему "тучковскому" корпусу, а не на противника. Ну, как я уже вам докладывал — Флеши построились в конце весны и в ту пору никто и не ведал, что Тучков соберет "под себя" тысячи добровольцев!

Прибавьте к сему, что за "тучковским языком" ходила дурная слава, а то, что в его штабе половина были шпионами, ни для кого не секрет. И такому вот человеку Беннигсен вынужден был объяснять — почему ему дают такую "покойницкую" позицию.

Вы знаете немцев, — Беннигсен был сух и безжалостен. Тучков же просил не за себя, но — людей, заговорив о простом милосердии к добровольцам. Вы сможете фактически "приговорить" целый Корпус к неминуемой гибели, глядя командиру Корпуса прямо в глаза?

Беннигсен вдруг разорался чуть не по-матушке и завизжал, что никто Тучкова с таким Корпусом к Бородину не звал и не ждал. Так что князь должен пенять лишь на себя!

Я, к примеру, не знаю, что бы я делал на месте Тучкова. Он же лишь усмехнулся и отвечал, что если б сам Беннигсен позвал его, — хоть на пьянку, хоть — баб щупать, он в жизни бы не пришел. Но сюда его — Тучкова позвала Русь-матушка, а к Матери на зов надо быть!

Тут на шум прибыл Кутузов и Тучков просил его подтвердить приказ насчет того, что люди его могут встать в лесу, а не — на верную Смерть. И тогда…

Многие впоследствии мне рассказывали, как провел последние дни перед Бородиным старый фельдмаршал. Каждый вечер он по пять-шесть часов кряду стоял перед аналоем, истово молился и повторял:

— Господи, на все Воля Твоя! Знаю я, — покарал ты меня за то, что убоялся я сильных мира сего, не послушав Тебя — в сердце моем! Прости меня, Господи, прости меня, грешного!

Больше не повторится… Я знаю Тебя, слышу Голос и Веленье Твое завтра все будет так, как Ты пожелаешь…

Помоги же нам, Господи! Внуши Антихристу завтра Атаковать! Не дай ему обойти нас, соблазни нашей кротостью…

Ты поражаешь гордых и сильных, — пусть он ударит меня, Господи! Изъяви Волю…

Когда писалась "История Великой Войны", я настоял на том, чтоб молитва сия вошла в этот Памятник. Меня поддержала Русская Церковь… Но в последний момент все было вымарано по… не знаю уж чьему указанию. Кочубей объяснил сие так:

— Мнение Государя — Закон для Империи. Утверждение, что фельдмаршал ошибся, подчинившись Приказу его, и навлек сиим Божью Кару, может нас далеко завести!

Я спросил его при свидетелях:

— Вы может быть еще скажете, что Государев Указ — выше соизволения Божьего?!

Кочубей, не моргнув глазом, ответил:

— Я знаю Государя моего — Александра Павловича. И я ни знаю ни одного, кто откликнулся бы на имя Бог. Следовательно…

Я лишь с удивлением приподнял бровь, а реакция последовала от прочих слушателей. Рев был такой…

На другой день Государь прогнал Кочубея в отставку и счел надобным свершить пешком крестный ход из… Зимнего в Сенат и Синод. (Ну, вы меня понимаете!) Там он объяснял всем, что "недосмотрел, пустив ко двору отъявленного масона". Кочубей получил в либеральных кругах славу "истинного вольнодумца.

Но в "Истории" молитва Кутузова так и не появилась…

Очень многие знают, как Кутузов ждал сего боя, и как он боялся, что его обойдут… Сие превратилось в навязчивую идею, — вокруг Флешей и Батареи выставились посты, да секреты — никому не было позволено даже и подходить к ним…