Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

Я приказал осужденным снять ремни, встать на колени и молиться перед встречей с Всевышним. Потом грянул залп…

Я из какого-то внутреннего отвращения приказал накрыть тела грязной холстиной, так что когда мимо места стали прогонять армию, солдаты видели лишь босые ноги, да плечо полковничьего мундира с золоченой эполетой, выглядывающей из-под кровавого полотна. И еще — аккуратно сложенные ремни и четыре пары прекрасных офицерских сапог из телячьей кожи.

Это при том, что даже в лейб-гвардии сапоги нижним меняли раз в три года, а в прочих — вообще, как придется. И, разумеется, солдатские сапоги были не из телят, но свиней, выращиваемых на фермах моей семьи, а это большая разница.

И вот когда каждую из частей останавливали и оглашали Указ, люди, как зачарованные смотрели не на тела казненных, не на их голые пятки, но — сии сверкающие на утреннем солнышке сапоги, страшно бледнели, и начинали мелко креститься…

Холодное утро, солнце только встает и от этого — холодней. Роса кругом, у многих сапоги, а то и башмаки с обмотками — каши просят, а тут в рядок четыре пары пустых, новеньких, начищенных офицерских сапог из телячьей кожи и — уже ничьи!

Все забылось, — и текст Указа, и гора документов французов, убитых нами при Велиже, и сами тела расстрелянных, а вот сапоги у всех, кто их видел остались. Мне потом даже офицеры признавались, что еще долго, — до самой Победы им всем по ночам являлись те сапоги. Только уж не чьи-то, а свои собственные…

Много лет прошло с того дня, но эти сапоги не выходят у меня из памяти. Наверно, нужно было не так, но в те дни я ходил сам не свой. В Риге убило моего отца.

Отец мой не снискал армейского счастья, но прослыл истинным бургомистром. Он хорошо подготовил Ригу к Войне, да и потом не уходил с бастионов… Во время одной из инспекций вражье ядро рвануло в десяти шагах от него…

Про него шутили, что он настолько большой, что нужно ядро, чтоб убить его, или хотя бы сбить с ног. И он сам поверил в сие…

Никто не обратил внимания на тот случайный разрыв, да и отец, по словам очевидцев, как будто отмахнулся от мухи и пошел себе дальше. А потом присел на валун и… Осколочек был совсем крохой, — чиркнул по горлу и — все…

В ночь перед Бородиным я подал бумагу Барклаю. Уяснив мою просьбу, фельдмаршал впал в расстройство, ибо — с одной стороны, он желал исполнить наказ "поберечь первенца", а с другой — не видел причин, по коим смел отказать.

В конце он сдался и задал вопрос, — почему я так жажду "стоять перед батареей Раевского"?

Я отвечал:

— Я начинал дела с хлорным порохом и знаю все достоинства и недостатки пушек нового образца. Никто лучше меня не расставит людей так, чтоб — и они не мешали стрельбе, и пушки стояли бы в безопасности.

Граф Барклай выслушал сии доводы, а потом, отмахнувшись от них, как от мух, произнес:

— Сие вы доложите штатским, да прочим барышням. Я хочу знать, — почему вы норовите сунуть башку под все вражьи пули, да ядра, что будут свистать в тех краях? Совесть замучила?!

Я подтянулся и отрапортовал:

— Через многие годы все спросят одно: где ТЫ был в день Бородина? Что ТЫ делал в тот день?

Я требую прав отвечать: "В егерях. Перед Раевским", — но не: "Вешал трусов в тылу". Почувствуйте разницу.

Михаил Богданович расхохотался, погрозил пальцем и, вставая из-за стола, как отрезал:

— Ребячиться изволите, Ваше Превосходительство?! Нет, и еще раз нет. Я обещал Вашей матушке.

Что-то лопнуло внутри меня, обдало огнем и какими-то искрами… А потом из меня непрошено вырвалось:

— Ваше Сиятельство… У меня отца… в Риге убило… Его схоронили уже, а я и — не знал. Не оплакал… Мне теперь надобно в рукопашной с ними сойтись, или — я жить не смогу.

Его, как солдата, — на бастионе убило, а я — как вор — по лесам, да оврагам…

В рукопашную мне бы теперь… В рукопашную…

Военный министр долго молчал, потом все чиркал кремнем, и никак не мог раскурить свою трубку…, а затем сухо прокашлял:

— Займи тот рубеж… И Бог тебе в помощь.

Посреди позиции тек Стонец, коий справа от нас впадал в Колочу, прямо по фронту еще какой-то ручей, а слева — псковский полк егерей князя Васильчикова.

(Через шесть лет он станет командиром Лейб-Гвардии Семеновского полка, а я — его заместителем. На деле же — в лагерях Семеновского полка тренировались мои "зондеркоманды", составленные из мадьяр и хорват. К самому же Семеновскому полку я имел весьма "странное" отношение.)

Прямо передо мной (я стал "дополнительной" линией обороны) на том берегу ручья без названия стоял новгородский полк егерей под командой Колесникова. (На Руси испокон ведется обычай — рядом стоят "земляки". Оттого — рижане просто не могли не встать меж псковичей с новгородцами.)

Передний край Колесникова кончался в топком овражке, в коем могла увязнуть атака противника. А дальше виднелась деревня Алексинки, занятая уж отрядами якобинцев, а за ней — черный лес, из коего ползла змея армии "двунадесяти языков.

Там, за Алексинками была и деревня Валуево, где в высокой траве остались четыре пары ничейных сапог и через кою якобинцы перекатывались к Шевардину, — чтоб развернуть свой ударный кулак на Флеши. Дорога же по той стороне Колочи, — справа от меня была вся изрыта траншеями. Враг, издалека увидав наши кресты, понял, что место сие до боли напоминает Прейсиш-Эйлау, и не пожелал брать "немецкие" траншеи в лоб, а решился бить по "русским" Флешам.

По Флешам…

Сие не принято рассказывать штатским, но Кутузов избрал не лучшую расстановку для битвы. За это его всячески критиковали Барклай с Беннигсеном… И знаете что?

Кутузов — Гений, а Барклай с Беннигсеном — не очень. Но здесь надобно понять одну вещь. Почему Бородинскую битву готовил Кутузов?

После войны, чтобы как-то объяснить "непонятную" замену Барклая Кутузовым родилась версия, — мол, русский народ и сам Государь — страшно недовольные постоянными отступлениями обратились к "истинно русскому полководцу" — и так далее…

Поверьте мне, как "варягу" и начальнику жандармерии, все сие — полная чушь. Во-первых, так уж повелось в Российской Империи, что мнение простого народа интересует Власть (мягко говоря) — не в первую очередь. И даже — не во вторую.

Причиной сему стал Земский собор времен Годунова, да — Смута с "Семибоярщиной"… С той поры Власть в России "зарубила себе на носу" некие Истины…

Какие? Ну… К примеру, — из той же летописи слова не выкинешь, а там сказано: "Варяг Рюрик убил славянских князей Аскольда и Дира, а народ сему — радовался.

Какие из сего выводы следуют — решать вам.

С жандармской же точки зрения — не совсем ясно, — мнение какого народа слышала Власть? Видите ли, — по причине военного времени всякое перемещение штатских "без пропусков и дозволения свыше" попросту запрещалось. Государь опасался наемных убийц и Санкт-Петербург был окружен кольцом "спецчастей", кои (извините меня за подробность) попросту вешали всех "бродяг" и вообще "подозрительных"!

Как жандарм, я — положительно не понимаю о чем идет речь, — кто и при каких обстоятельствах "пробрался" к моему кузену и доложил ему, что на счет Барклая с Кутузовым думает, или знает "народ"?! А ежели таких людей не было…

Остается лишь двор. Но "двор"-то был как раз за Барклая!

Видите ли… Барклая "потрепал" Бонапарта при Прейсиш-Эйлау и превосходно провел войну с Швецией. Кутузов же — был "разбит" при Аустерлице и не кончил войны с турками по причине "Рущукского дела". Мало того!

Барклай был любезен двору своим "тевтонским" отношением к дисциплине, а его "ливонские егеря" (ежели и были настроены против русских) славились "тягой к принципам монархическим"!

Повторюсь еще раз, — самые богатые и развитые провинции Российской Империи в смысле политики стали "оплотом" самой свирепой "феодальной реакции" в худшем смысле этого слова. И самое что ни на есть "квасное", да "посконное" окружение русского трона инстинктивно чуяло сие "родство душ" с самыми свирепыми "нацистами" моей Риги… Ворон ворону — глаз не выклюет!

Кутузов же критиковался, как "квасниками", так и "нацистами" за свое "чересчур мягкое отношение к низшим" и в сием чудилась (вообразите себе!) даже — "проповедь Революции"!

Поверьте мне, — уж кто-кто, но "Кутузов во главе русской армии" этой "нежити" мог привидеться лишь в кошмаре под утро… (Впрочем, Герцен как-то мне говорил, что "беснующимся" "кошмарами" должны представляться обычные сны. Самые обычные сны нормальных людей… Я смеялся до колик!)

Так как же Кутузов все-таки оказался во главе русской армии? Сие весьма скользкая штука…

Видите ли… В 1808 году "Михал Ларионыч" подал докладную записку, в коей анализировал… "поведение Бонапарта и вообще — любого агрессора". За четыре года до Великой Войны гениальный Старик написал: