Призвание варяга (von Benckendorff) - Александр Башкуев

На западе — густой лес (французские квартирьеры по простоте душевной записывали: "много грибов, ягод и — прекрасное укрытие для людей в случае вражьей контратаки"), через город протекает милая речка ("полна рыбы и пляжей для отдыха и купаний, в случае внезапной атаки противника — весьма легко удержать высокий западный берег от ударов со стороны русских"), а на востоке — огромные поля с перелесками ("возможности для облавной охоты и катания на лошадях, любая атака противника обнаружится много загодя и в сей степи (они называли сие — степью!) нет ни единого рубежа, чтоб спастись за ним от удара нашею конницей"). Самое ж забавное в сем отчете говорилось в конце (впоследствии многие из историков намекали, что сие было Остережение Господа). "Согласно истории, Велиж ни разу не был взят русскими, но всегда оставлялся ими без боя, — в страхе пред возможной атакой из лесу — как сие однажды случилось в годы Ливонской войны"!

У русских много ужаснейших недостатков. Но одного у них не отнять, они очень злопамятны. Истории былых катастроф настолько откладываются в людской Памяти, что раз и навсегда в ней высекается будто на камне — "Велиж беззащитен при ударе из лесу — с западной стороны!", "В XVI веке (вообразите, — русские сие до сих пор помнят!) целая опричная армия была истреблена здесь ливонскими арбалетчиками — все до единого и война в Ливонии фактически кончилась". Но французам не интересна чужая история — за сие была и расплата…

По приказу Наполеона Велиж стал "отпускным городом" и в первый же день после этого туда получили свои отпуска до трети офицеров-гвардейцев и половины офицеров Французского Генерального Штаба. Все сии люди поехали туда — "отдохнуть пред Генеральным Сражением с русскими"…

Дело было — после Смоленска. Армии противников "слились" после этого, образуя единый фронт. Никому и в голову не пришло, что какие-то французские части могут оказаться — далеко впереди за линией фронта, иль — кто-то русский безнадежно "отстал" сзади нее. Да и странно было бы думать, — на запад от Велижа лежал густой лес, через коий попросту не могли выйти отставшие русские! (Они должны были бы спасаться по трактам!)

Мало того, — в первый же день "оккупации" кто-то из французского штаба прислал целый полк егерей "для охраны и приготовления города к приему отпускников". Полк был егерским. Он шел под развернутыми красно-бело-черными стягами (как сие часто бывает у северных немцев), а форма его была зеленой и черной. Никто (повторяю — никто!) ни разу не поинтересовался, — откуда мы и по чьему приказу здесь оказались.

Французский Штаб обрадовался, что какую-то из частей прислали охранять их "отдыхающих", а в командовании "Великой Армии" облегченно перевели дух, что Штаб обошелся "своими силами". Так выяснилось — во время следствий, проведенных по приказу взбешенного Бонапарта. Откуда появились сии документы (да еще на самом верху вражьей армии!) — Богу ведомо.

Как бы там ни было, — ежели у вражеской жандармерии и возникли какие-то изумления на сей счет, ни один из моих людей не понимал ни слова по-русски, внешность их была — нисколечко не славянской, а офицеры разговаривали с французами на прекрасном французском с легким "тевтонским" акцентом. А в высшем обществе справляться о национальности собеседника — как-то не принято…

Дело дошло до того, что все якобинские офицеры прибывали лично ко мне и моим адъютантам и просили "распределить их по квартирам". Никому в сием не было отказано. Вещи "отпускников" сразу же подхватывали молчаливые егеря и "обустраивали" пришельцев: всем топили русские бани, а мрачноватые каптенармусы и повара готовили чистое белье и хороший обед…

Латыши — дети Велса, и по их основному преданию — Велс, прежде чем разделаться с Перконсом, обеспечил тому баню, обильный ужин с питьем и вообще…

Впоследствии, — все из них говорили, что все происходящее с их участием было похоже для них на ежегодную летнюю "мистерию" гибели Перконса, а каждый из них в те минуты "сутью своей слился с Даугавою — Велсом". (И все они в те минуты решили, что "Война должна кончиться до Рождества", ибо "в сей день Перконс возвращает силу свою и опять сильней Велса".)

Помню, как какие-то молодые ребята (по виду — явные буржуа) спрашивали у меня, как им проехать к указанным им адресам и "Где тут — банья де рюсс?" Я им указал.

На другое утро, проезжая по горящему Велижу, я узнал одного из двух пареньков. Он полусидел-полулежал лишь в исподнем на завалинке у пылающей русской бани… Кто-то из моих егерей перерезал ему горло сзади и у мальчика так и застыло какое-то удивленное и обиженное выраженье лица.

Я невольно остановил лошадь, попросил прощения у трупа несчастного и сказал адъютантам:

— Слава Богу, что хоть помыться успел…" — на смертном одре я, наверное, буду вспоминать удивленное лицо сего мальчика…

Но сие было только лишь частью задуманного. "Главный приз" заключался в ином. Кроме отпусков в те дни шла Война и выяснилось, что большие силы французов должны идти мимо Велижа, не входя в город. Примерно к девяти часам утра они бы в массе своей оказались на марше в трех-пяти верстах восточней него. Наша кавалерия в сей миг нанесла б контрудар и погнала несчастных на Велиж, на его тихую речку с обрывистым западным берегом, на штуцера моих егерей…

Представьте же мое удивление, когда уже на рассвете (часов в шесть утра!) мне докладывают, что восточнее Велижа идет тяжкий бой. К семи наши подходят к Велижу и пытаются выбить из него — мои части! Да не просто "выбить", — какой-то идиот среди русских пытается навести переправу и выбраться на высокий западный берег — прямо под огонь моих снайперов, перекрывая нам все "директрисы" обстрела!

Я чуть не рехнулся от ярости… Я выскочил верхом на окраину, кою уже "очистили" мои егеря. Вылетаю на мост, у коего мы могли обратить в кашу тысячи лягушатников, а навстречу мне — страшно довольный русский. Морда, что твоя масленая сковорода — в месяц не обцелуешь! Говорит он мне по-французски:

— Извольте сдаться, мсье!

Я его так обложил, что он аж — посерел. Я сказал ему:

— Ты, чудак человек, — во сколько тебе сказали здесь быть? В девять?! А сейчас сколько? Ты что — до девяти считать не умеешь?! Ты понимаешь, что якобинцы, коих ты должен был положить, еще лес не прошли? Ты понимаешь, что теперь… Твою мать…

Твое имя, чудак…

Совсем уж сникший офицер промямлил:

— Сергей Волконский — Ваша Честь", — на том и расстались.

Конечно же, как старший по званию, я доложил дело так, будто Волконский действительно взял Велиж, хоть в реальности он "взял" лишь его залитую кровью и заваленную трупами "отпускников" восточную часть.

Меня за "Велиж" произвели в генералы, Волконского же в полковники, а потом — потихоньку предложили перейти на иной, — менее значительный пост. (Самое любопытное, что когда Волконский узнал, что именно "было в Велиже" он, как черт от ладана, открещивался от любого упоминанья себя в сей операции!)

Многие пеняли потом, что если б я так не обошелся с Волконским, — может он никогда бы не стал бунтарем. Я же…

Я в жизни не думал сомневаться ни в личной честности, ни безусловной смелости князя Волконского, но…

Я просто знаю, что князь начал атаку под Велижем за три часа до срока не по скудоумию, но — чтоб первым войти в город. Часы в те годы были дрянны и скверны, так что многим офицерам такие фокусы могли сойти с рук. Зато вообразите себе, — он стал бы "единоличным" и "единственным" победителем сражения в начале Войны. Сие — много стоит. А брань, в отличие от лычек и эполет… "На вороту", она, к сожаленью, "не виснет.

Знаете почему Волконский стал участником мятежа? То же самое, что при Велиже. Не будь Революции, — он так и остался бы заштатным полковником. Проиграй они (как сие вышло), для сего честолюбца — он ничегошеньки не "потерял". А уж приди к Власти он сам и его "сотоварищи" — "выигрыш" был бы и больше того, что его ждал при Велиже…

Да только "промахнулся" он с Велижем…

Иной раз кто-то из "шустрых" чуть "толкнет Судьбу под руку", — вдруг она "метнет" ему лучше? Да вот — шулеров испокон веков принято бить подсвечниками! Такова Божья Воля.

И раз уж такова Воля Его, неужто он не заметит этакого — вроде бы "невиннейшего" толчка?!

История сия нашла продолжение самое неожиданное. Приходит на днях в мой кабинет Варенька и говорит:

— Батюшка, благословите нас. Вот мой избранник.

Я же писал записку для Государя о положении дел в стране к очередному заседанию Тайного Совета, думал о своем и не сразу понял — о чем идет речь. А когда осознал услышанное, так растерялся, что выронил бумажки. Я поскорее нацепил очки, чтоб лучше рассмотреть вероятного зятя и — что я вижу?! Волконский-младший своею персоной!

Нет, я знал, что Вареньке нравится бывать в его обществе. Выросли они у меня на глазах, — на одних балах плясали, играли в фанты и прочее…