Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Для любой страны, объяснял Черчилль палате, было бы роковой ошибкой «подбрасывать часть своей территории в топку кипящего нацистского котла». После этого он вернулся к теме отношений с Францией как краеугольному камню безопасности Великобритании. «Наши отношения, – заявил он, – основываются на мощи французской армии и мощи британского флота. Британия и Франция, несмотря на отставание в перевооружении авиации, представляют собой такую силу, которая, вероятнее всего, останется непревзойденной, во всяком случае в обозримое время». В конце своей речи Черчилль вновь подчеркнул, что недопустимо игнорировать нравственные силы общества: «Пять лет подряд я просил парламент и правительство ускорить производство оружия, но при этом я совершенно уверен, что одно лишь оружие никогда не защитит нас от испытаний, которые нам, вероятно, предстоят».

Правительство Чемберлена проводило политику, диаметрально противоположную той, к которой призывал Черчилль. 22 декабря Инскип излагал кабинету, какую опасность несет рост расходов на оборону. «Жизненно важно, – сказал он, – сохранить британскую систему кредитования и сальдо торгового баланса. В перспективе экономическая стабильность страны может рассматриваться как четвертый род вооруженных сил, без которого чисто военные действия будут невозможны». Другим доказательством вредности увеличения военных расходов, убеждал Инскип, является британская внешняя политика, направленная на изменение нынешних приоритетов в отношении потенциальных врагов. В противоположность сотрудничеству с Францией, на чем настаивал Черчилль, это означало отказ от какой-либо роли континентальной армии, основной задачей которой должна была стать оборона метрополии и колоний. В довершение всего Инскип утверждал: «Германия гарантировала нерушимость и целостность бельгийской территории, и, похоже, нет серьезных оснований сомневаться, что в ее интересах не придерживаться этой договоренности».

Чемберлен поддержал Инскипа: он больше не считал, будто равенство с Германией в воздухе необходимо, аргументируя это тем, что, по его словам, «ни одно обязательство не бывает вечным». Таким образом, обещание Болдуина официально, хотя и тайно, было отменено. А после того как сэр Джон Саймон выступил против вложения денег в «избыточное производство», Галифакс подвел итог дискуссии, объявив коллегам, что «чрезвычайно важно добиваться дальнейшего прогресса в отношениях с Германией».

Черчиллю было шестьдесят три года. 2 января 1938 г. он снова покинул Англию, чтобы провести праздник у Максин Эллиотт в ее замке Шато-де-л’Оризон. Там он продиктовал последние главы заключительного, четвертого тома биографии Мальборо. По свидетельству Вайолет Пирман, работал он так напряженно, что у него даже не было времени на живопись. Отправляясь во Францию, он выглядел очень усталым, но во время работы, казалось, к нему возвращались силы. «Мистер Черчилль выглядит лучше даже после такого короткого отдыха», – писала Вайолет Пирман Линдеману.

Когда Черчилль вернулся в Чартвелл, его ждала новая информация о проблемах подготовки летчиков. Ее сообщил ему Маклин, которого он снова пригласил к себе. Друг Уигрэма Майкл Кресуэлл, два с половиной года проработавший в британском посольстве в Берлине, тоже просил о встрече, чтобы обсудить последние данные о состоянии немецкой армии.

В конце января полковник авиации Фрэнк Дон, три с половиной года отслуживший атташе в берлинском посольстве, сумел в обход Министерства авиации передать Черчиллю новейшие сведения о подготовке Германии к войне в воздухе. Кабинет министров, правда, тоже располагал этими сведениями, но тем не менее отверг предложения Суинтона перестроить в связи с этим работу штаба ВВС.

27 января в качестве первого шага, направленного на то, что он называл «общим успокоением» напряженности в Европе, Чемберлен предложил комитету по внешней политике при кабинете министров «абсолютно новую главу», как он выразился, в развитии африканских колоний: Германию, по его выражению, следовало «втянуть» в урегулирование ситуации, придав ей статус одной из колониальных держав в Африке.

Чемберлен, кроме того, надеялся завоевать и дружбу Муссолини. На заседании кабинета министров 16 февраля стало ясно, что Иден с его жесткой позицией по отношению к Италии не получит поддержки Чемберлена. Разногласия, ставшие известными многим парламентариям, достигли кульминации 17 февраля на заседании «заднескамеечного» Комитета по иностранным делам. Черчилль участвовал в нем, выступив в поддержку Идена. По воспоминаниям последнего, он предложил комитету «в трудное время сплотиться вокруг» Идена и сказал коллегам по палате общин: «Если сейчас мы проявим слабость, то в будущем риск войны неизмеримо вырастет».

Упорно стремясь добиться дружбы с Италией, Чемберлен решил начать переговоры с Муссолини. Оказавшись в одиночестве, Иден подал в отставку. Черчилль в это время был в Чартвелле и как раз беседовал с полковником авиации Доном, когда пришло известие об отставке Идена. «Должен признаться, – писал он позже, – что сердце у меня упало. На мгновение захлестнуло темное отчаяние». Иден, легковесности которого он прежде опасался, теперь был единственной сильной фигурой, противостоящей зловещей, унылой беспомощности и неизбежной сдаче позиций. В ту ночь Черчилль не смог заснуть. «С полуночи до рассвета лежал в постели, – вспоминал он, – снедаемый чувством горечи и страха. Я глядел, как в окна медленно просачивается дневной свет, и перед моим мысленным взором возникало видение Смерти».

Хенки смотрел на вещи совсем иначе. Он сказал одному своему другу, что в то утро проснулся «со странным чувством облегчения», и объяснил, что Чемберлен «стремится улучшить отношения с Италией и по возможности с Германией». 21 февраля на обсуждении отставки Идена Черчилль говорил и об Италии, и о том, что 16 февраля Гитлер вынудил австрийское правительство поручить Министерство внутренних дел австрийскому нацисту. «Эта неделя была хорошей для диктаторов, – сказал он. – Одна из лучших во все времена. Немецкий диктатор наложил свою тяжелую руку на маленькую, но имеющую великую историю страну, а итальянский диктатор завершил свою вендетту победой над моим почтенным другом, бывшим министром иностранных дел. Конфликт между итальянским диктатором и моим почтенным другом был долгим. Однако нет сомнения в том, кто победил. Победил синьор Муссолини. Вся мощь и величие Британской империи не обеспечили защиту моему другу. Синьор Муссолини заполучил его скальп».

Черчилль заявил палате общин, что Чемберлен действует, «надеясь смирением, затрагивающим даже не эмоции и гордость нации, но чисто материальные интересы, сохранить мир». Продолжая свою речь, он сказал: «Какую цену мы все заплатим за это? Никто не может подсчитать. Но малые страны Европы сделают выводы и встанут на сторону силы. Я предсказываю, что раньше или позже придет день, когда вам придется подниматься на борьбу, и я молю Бога, чтобы, когда этот день придет, не оказалось, что из-за неумной политики мы останемся в одиночестве». Эти заключительные слова многих заставили содрогнуться.

Yorkshire Post писала, что «Черчилль, как и во многих других случаях, вызвал у людей по всей стране чувство тревоги и растерянности». А Evening Standard не только не поддержала призыв Черчилля к коллективным действиям, чтобы предотвратить агрессию Германии, но, напротив, даже расторгла договор с ним на две статьи в месяц. Зато Daily Telegraph, выступавшая против правительственной политики и принадлежавшая другу Черчилля лорду Кэмрозу, согласилась раз в две недели печатать тексты Черчилля.

26 февраля Чемберлен назначил Галифакса преемником Идена на посту министра иностранных дел. После этого Гитлер стал еще сильнее давить на Австрию, стремясь включить ее в состав Германского рейха. В ответ на это давление премьер-министр Австрии Курт фон Шушниг назначил плебисцит: Австрия должна была ответить, хочет она сохранить свою независимость или нет. 11 марта Галифакс телеграфировал Шушнигу: «Британия не может взять на себя ответственность за советы, способные поставить страну под угрозу, защиту от которой правительство его величества гарантировать не может». Во второй половине того же дня, после того как Италия объявила, что не предпримет ничего в поддержку независимости Австрии, Шушниг подал в отставку, а в десять часов вечера немецкие войска пересекли австрийскую границу. В течение двадцати четырех часов были арестованы и отправлены в концлагеря тысячи противников нацистского режима. Сотни были расстреляны. Десятки тысяч либералов, демократов, социалистов и евреев вынуждены были бежать.

14 марта во время дебатов по Австрии в палате общин Чемберлен пообещал коренной пересмотр британских оборонных программ. Черчилль приветствовал обещание, но предупредил: «Если это слишком затянется, есть риск дойти до такой точки, когда продолжительное сопротивление и подлинная коллективная безопасность станут невозможны. Тяжесть событий 11 марта нельзя преуменьшать, – продолжал он. – Европа столкнулась с хорошо продуманной и рассчитанной программой агрессии, и выбор может быть один – не только для нас, но и для других стран, которые имели несчастье быть втянутыми в это, – либо подчиниться, как Австрия, либо, пока еще остается время, принять действенные меры, чтобы предотвратить опасность. А если предотвратить ее уже не удастся, то справиться с ней».