Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Черчилль частным образом связывался с министрами, стараясь побудить их действовать энергичнее и ответственнее. Так, 14 января он написал Инскипу, что нежелание правительства сильнее загружать отечественные обрабатывающие предприятия военными заказами вызывает у него опасения: «Имея надлежащую систему контроля, следовало бы пересмотреть весь потенциал британской промышленности. При этом правительство, размещая заказы за рубежом, могло бы гарантировать британским фирмам, производящим жизненно необходимое для обороны, что их продукция будет востребована. Вы говорите, что не вмешиваться в экономику – правительственная политика. Но политика может быть правительственной и при этом неправильной. Вы находитесь во власти предубеждения, когда утверждаете, будто я прошу, чтобы промышленность отказалась от всего, что она обычно производит. Я был бы вполне удовлетворен, если бы вместо «всего» вы написали «всего, что требует правительство».

Кроме того, Черчилль сообщил Инскипу, что, по его данным, британская программа перевооружения отстает все сильнее, а слабость британской авиации в сравнении с немецкой совершенно очевидна. «Я не спешил писать вам, – заканчивал он, – пока с радостью не услышал, что вы быстро выздоравливаете после гриппа. Я велел вашему секретарю не показывать вам мое письмо, пока вы полностью не оправитесь. Надеюсь, времени на поправку оказалось достаточно. Как бы ни были тяжелы нынешние времена, но для полного выздоровления требуется некоторое время отдыха от любой работы. Все мои домашние тоже свалились от этой напасти. То, что я до сих пор жив и пока еще не заболел, приписываю как своему здравому смыслу, так и здоровой конституции».

27 января, выступая на дебатах по противовоздушной обороне, Инскип отстаивал существующую программу развития авиации. «К июлю 1938 г. будут готовы как минимум 120 из обещанных 124 эскадрилий, – сказал он, – хотя и не все будут полностью укомплектованы». После Инскипа взял слово Черчилль. Он сказал: «Из 124 эскадрилий, обещанных к 31 марта, на самом деле готовы будут лишь около ста, но даже из этой сотни далеко не все будут боеспособны. Так что в реальности мы будем иметь только около семидесяти восьми эскадрилий. Поэтому, – продолжил он, – я заявляю, что мы не достигли паритета, который был нам обещан. Мы даже не приблизились к нему. Мы не достигнем его и в 1937 г., и я сомневаюсь, что получим хотя бы нечто похожее на него в 1938-м».

Через два дня после этой речи Черчилль получил от Андерсона обстоятельный доклад, написанный полковником авиации Лахланом Маклином, старшим штабным офицером 3‑й бомбардировочной авиагруппы. В документе содержалась критика развития ВВС, включая средства дальней навигации, ремонтные работы и летную подготовку. Черчилль попросил Маклина встретиться с ним.

2 февраля Черчилль писал Клементине, которая на праздники отправилась в круиз по Вест-Индии, что Болдуин, похоже, собирается сложить с себя полномочия премьер-министра в мае, сразу после коронации Георга VI, и что Невилл Чемберлен, который «по сути, и так делал всю работу, без сомнения сменит его». Клементина в ответном письме заметила: «Это принесет большое облегчение и упростит наши дела, потому что в любом случае устранит неопределенность».

Черчилль, который еще не справился с финансовыми проблемами, вызванными падением его акций при обрушении американского фондового рынка, задумался о продаже Чартвелла. «Если нам не дадут хорошей цены, мы спокойно протянем еще год-два, – писал он Клементине. – Но хороших предложений отвергать не будем, учитывая, что почти все наши дети уже разлетелись, а моя жизнь, вероятно, вступила в завершающую фазу».

4 марта, участвуя в дебатах по обороне, Черчилль поддержал недавно принятое правительством увеличение оборонных расходов на ближайшие пять лет, но все же спросил: «Когда весь континент лихорадочно вооружается, когда мощные страны отказываются от комфорта, когда для войны готовят миллионы людей и массу вооружений, когда целые нации существуют в условиях крайнего напряжения, когда даже самые самоуверенные и надменные диктаторы вынуждены считаться с состоянием своих финансов, можете ли вы быть уверены, что все ваши программы, принятые так поздно, будут исполнены вовремя?»

Черчилль закончил воззванием к патриотизму британцев и оптимистической оценкой нравственных сил нации. «Не будем смеяться над этим, – сказал он, – потому что нравственные силы наверняка на нашей стороне. Не смейтесь, потому что теперь, возможно, именно такое время, когда это станет нашим главным стратегическим оружием. Не смейтесь, потому что сейчас, как ни странно и даже дико это может показаться, Право может идти рука об руку с Силой».

16 марта умер Остин Чемберлен. Его дружба с Черчиллем началась еще на рубеже веков, и все четыре года со времени прихода Гитлера к власти их взгляды на германскую угрозу были близки. 18 марта Черчилль написал вдове Остина: «Я был потрясен и поражен до глубины души, когда узнал об этом. Я просто молюсь, чтобы у вас нашлись душевные силы вынести этот страшный удар. Ничто не может смягчить одиночество или заполнить пустоту. Все его друзья, принадлежностью к которым я горжусь, будут горько переживать эту потерю. В этот последний год я виделся и работал с ним теснее, чем когда-либо за сорок с чем-то лет. И я чувствую, что порвалась едва ли не единственная моя связь со старыми великими временами».

«Я знаю, что вы любили Остина, – ответила 20 марта леди Чемберлен. – Он также всегда любил вам и восхищался вами, даже когда вы не соглашались друг с другом! Я буду очень сильно ощущать его потерю».

В конце марта Черчилль снова уехал во Францию, позволив себе девятидневный отдых в Кап-Мартене. «Я целый день занят живописью, – написал он бывшему королю, а ныне герцогу Виндзорскому, – а когда темнеет, играю, насколько позволяют средства». Кроме этого, он снова проинформировал Инскипа о возможностях британской авиации.

Через неделю после отъезда Черчилля во Францию Инскип заявил в палате общин, что после 1 апреля в Соединенном Королевстве будут базироваться 103 эскадрильи. Но в частном письме Черчиллю он сообщил: «В десяти из этих эскадрилий будет недокомплект машинами вплоть до следующей поставки, а в некоторых, недавно сформированных, вспомогательных эскадрильях, скорее всего, будет некомплект личного состава. Я чувствую себя обязанным, – писал Инскип, – сообщить вам эту конфиденциальную информацию, как своему советнику, тем более что вы уже располагаете большим количеством секретных сведений».

Отвечая, Черчилль изложил свое видение того, как следует браться за решение проблем, вскрытых Маклином: «Почему бы вам не обзавестись списком всего, что должна иметь авиационная эскадрилья? Это летчики, самолеты, запасные двигатели, запчасти, пушки, прицелы для бомбометания и т. п. А потом, вооружившись этим, нагрянуть вместе с тремя-четырьмя компетентными людьми – как бы совершенно случайно и неожиданно – в какую-нибудь эскадрилью ВВС. Если в течение дня ваши люди исследуют все, согласно этому списку, а вы в это время опросите офицеров, то получите информацию, на которую сможете надежно опереться. Причина, по которой я публично не затрагиваю эти вопросы, – опасение обнаружить нашу слабость еще больше, чем о ней известно за рубежом».

Прочитав это письмо, Мортон написал Черчиллю: «Как часто бывало и раньше, я поражен, насколько детально вам известны вопросы обороны».

Лейбористская партия выступила с запросом: почему ВМФ Британии не охраняют суда, пытающиеся доставлять продовольствие испанским республиканцам? В запросе отмечалось, что, в то время как Британия и Франция придерживаются договора о невмешательстве, Германия и Италия его игнорируют. Под недовольные крики со скамей лейбористов Черчилль выступил в поддержку правительства, заявив, что нужно продолжать политику невмешательства. «Разве не отраден тот факт, – спрашивал он, – что немецкие, французские, русские, итальянские и британские военно-морские силы официально сотрудничают, пусть и недостаточно, в рамках того, что отдаленно напоминает Священный союз, и поддерживают, хотя лишь в виде бледной, уродливой тени, идею власти закона и коллективной воли, что многие из нас считают жизненно важным?»

Черчилль считал необходимым сохранять нейтралитет по отношению к Испании. «Я не считаю возможным стать на какую-либо сторону, – заявил он. – Я не могу сказать, что если бы пришлось выбирать между коммунизмом и нацизмом, то выбрал бы коммунизм. Надеюсь, мне не придется выбирать. Я не испытываю ни малейшей симпатии к обеим этим соперничающим идеологиям. Но я ощущаю безграничное сочувствие к их жертвам».