Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Вдохновленный интересом, проявленным Хенки во время обеда, Черчилль послал ему копию письма Маклина, которого, не называя имени, назвал «высокопоставленным штабным офицером королевских ВВС». Сделав на письме пометку: «Секретно. Лично», Черчилль написал: «Как малую толику сведений о состоянии наших ВВС, посылаю вам приложенный текст. Это только для вашего личного осведомления, а наша дружба и ваша честь порукой, что происхождение его останется тайной. Но взгляните на факты! Мы пригласили к себе немецкую миссию – не представляю зачем. Прибывают весьма компетентные люди, а нами прилагаются отчаянные усилия, чтобы устроить мистификацию. Надо показать турель, как будто производство таких вещей у нас обычное дело. Нужно ли вообще ее показывать? Вы увидите, что была послана телеграмма одному из немногих, кто знаком с этой турелью, чтобы он организовал демонстрацию. Вы также узнаете, какие чувства испытывали высшие офицеры, которые должны в этом участвовать. Из заявления, сделанного офицером ВВС, вы узнаете, что его заставили взяться за подготовку этого спектакля, узнаете, как сложно поднять в воздух чуть больше ста самолетов, подавляющая часть которых (как без труда заметят немцы) вряд ли сможет достичь берегов Германии с грузом бомб».

Призывая Хенки принять меры, Черчилль писал: «Я помню, что вы сыграли существенную роль в спасении страны посредством создания системы конвоев. При удобном случае я мог бы раскрыть вам ужасающее состояние военной авиации, и никто не был бы рад больше меня, если бы мои сведения были опровергнуты. Но на вас лежит большая ответственность, возможно уникальная, вот почему я передаю дело в ваши руки. Пожалуйста, – закончил он, – верните мне документы, когда закончите работать с ними, поскольку я намерен подготовить меморандум премьер-министру. Разумеется, это не для публичного рассмотрения».

Хенки на некоторое время озаботился недостатками в программе перевооружения. Но главным образом он был возмущен, что Черчилль имеет доступ к секретной информации. Его ответ представлял собой развернутый, на восьми страницах, упрек: «Не стану в нынешних обстоятельствах выяснять, кто был вашим информатором, – написал Хенки, – но, не скрою, весьма встревожен тем фактом, что вы получаете так много закрытых сведений. Мы с вами старые друзья, – продолжал Хенки. – Мы вместе охотились в опасных и трудных условиях. Я всегда ценил вашу дружбу. Частые похвалы от того, кем я безмерно восхищаюсь, были и остаются для меня огромной поддержкой, тем более в такие тревожные времена, которые мы переживаем. Поэтому я чувствую, что могу совершенно прямо сказать вам, что думаю по данному поводу. Меня поражает, что высшие офицеры непосредственно общаются с одним из ведущих государственных деятелей, который, при всем его патриотизме, ни у кого не вызывающем ни малейшего сомнения, тем не менее рассматривается всеми как критик тех ведомств, в которых служат эти офицеры. Закулисная информация может только подпитывать недоверие и оказывать разрушительное действие на дисциплину». Он предложил Черчиллю дать своим информаторам «дружеский совет»: во‑первых, в интересах армии, а во‑вторых, их собственной карьеры и репутации, чтобы они обращались не к нему, а к своим непосредственным начальникам. Обескураженный отповедью Хенки, Черчилль коротко ответил: «Мой дорогой Морис, я, по правде говоря, не ожидал получить от вас многословного поучения, тем более что, вопреки своему обыкновению, строго конфиденциально передал вам сведения в интересах общества. Благодарю вас за то, что вернули бумаги, и можете быть уверены, что я больше не побеспокою вас таким образом. Искренне ваш, Уинстон С. Черчилль».

Черчилль отправил свой ответ Хенки 21 октября. Ему было неизвестно, что за девять дней до этого секретный документ о состоянии британской авиации вызвал панику в правительственных кругах и привел к внутреннему конфликту. Это был меморандум штаба ВВС, который Суинтон раздал членам кабинета министров. В нем сообщалось, что к декабрю 1939 г. Германия будет располагать 3240 самолетами против всего лишь 1736 британских. Суинтон отмечал: «Всем совершенно очевидно, что британские противовоздушные комплексы не будут оснащены согласно программе до 1941 г. Причем, по оценке подкомитета по обороне, даже выполнение этой программы не обеспечит достаточной безопасности. Таким образом, к 1939 г. мы не достигнем паритета с Германией в ВВС, что провозглашалось целью правительства его величества и было обещано стране мистером Болдуином».

Убедившись, что Британия не сможет догнать Германию в авиационной гонке, Черчилль направил всю свою энергию на создание единого фронта против нацизма. Присутствуя на завтраках неформальной организации «Свобода и мир», он расширил контакты как среди лейбористов, так и среди соратников по Консервативной партии. 2 ноября он свел в отеле «Савой» министра иностранных дел Энтони Идена и мэра Манчестера, социалиста Джозефа Тула. «У нас тут маленький «центр», – объяснял Черчилль лорду Дерби, – который добивается, чтобы все партии, особенно левые, выступили за перевооружение Британии, объединение западных демократий (Франции и Британии) и обеспечение мира посредством усиления британского военного могущества».

В письме лорду Линлитгоу от 3 ноября Черчилль с горечью отмечал: «Смертельными для нашей политики были 1934 и 1935 гг. Я ожидаю, что в ближайшем будущем мы испытаем последствия этих лет». Но он не собирался предаваться отчаянию. «Наш народ един, дух его крепок и здоров, – писал он. – Народ готов защищать дело Свободы ценой жизни. Соединенные Штаты, насколько можно судить, подают нам обнадеживающие сигналы. Мы должны отстаивать свое дело изо всех сил, каждый на своем месте, большом или маленьком. Я хочу, чтобы Британская империя еще несколько поколений сохраняла свою мощь и блеск. Но только чудо и британский гений позволят добиться этого», – добавил он.

В конце ноября лорд Галифакс посетил Гитлера. Этот визит обозначил поворот в правительственной политике миротворчества. Отчитываясь перед кабинетом министров 24 ноября, Галифакс отметил, что «встретился с дружелюбием и хорошим отношением». Впрочем, он допустил, что его оценка может быть ошибочной. «Немцы, – отметил он, – не сторонники политики быстрых авантюр, и с Чехословакией все будет хорошо, если она с пониманием отнесется к их желанию восстановить свои границы». В заключение Галифакс сказал коллегам, что предвидит «настойчивость Германии в преследовании своих целей в Центральной Европе, но не в такой форме, которая дала бы другим странам повод вмешаться. Гитлер, – заявил он, – предложил двигаться к разоружению и резко критиковал распространенные разговоры о неминуемой катастрофе, поскольку он не считает, что мир находится в опасности».

Чемберлен поддержал Галифакса, сказав, что по отношению к Лиге Наций он придерживается того же взгляда, что и Гитлер: «В настоящее время она выглядит мошенницей, в частности делая вид, что способна навязать свою точку зрения силой».

Обеспокоенный нарушением баланса сил, Черчилль сказал генералу Айронсайду, заехавшему к нему в Чартвелл 5 декабря: «Хотя в настоящий момент французская армия представляет собой великолепную машину и останется таковой и в 1938 и 1939 гг., но в 1940 г. призыв в Германии будет вдвое большим, чем во Франции». Черчилль и Айронсайд сошлись на том, что 1940 г. будет «очень тяжелым для нас периодом».

Черчилль произвел на Айронсайда большое впечатление. «Возраст не сказался на его пламенной энергии и ясности сознания, – записал он в своем дневнике. – Его совершенно не пугают наши трудности. Он говорит, что наши правители испуганны. Он сказал, что иногда ночью не может заснуть из-за мыслей о том, что нам угрожает, о том, что наша прекрасная империя, строившаяся так долго и упорно, может быть в одну минуту уничтожена».

Визит Галифакса к Гитлеру обсуждался в палате общин 21 декабря. Чемберлен не считал это обсуждение необходимым. «Так трудно сказать что-нибудь приятное и так легко наговорить кучу такого, что приносит боль», – сказал он. Черчилль же выказал недовольство визитом Галифакса в Берлин и заговорил о преследовании евреев в Германии. «Это ужасно, – заявил он, – что целую человеческую расу пытаются выкинуть из общества, в котором эти люди родились. Нам надо помнить, насколько остра сейчас ситуация. Если кто-то думает, что мы создадим себе благоприятные условия либо за счет маленьких стран, либо идей, которые дороги миллионам людей в любой стране, надо иметь в виду, что в Европе звучит набат. Именно поэтому визит лорда Галифакса вызвал, как всем известно, большое беспокойство в самых разных странах, перед которыми у нас нет иных обязательств, кроме тех, которые предписывает устав Лиги Наций».