Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Помимо вопросов обороны Черчилль занимался работой над последним томом «Мальборо». Дикин часто приезжал в Чартвелл помогать ему. Вайолет Пирман и Грейс Хэмблин сменяли друг друга в ночные смены. «Мы по очереди работали с ним далеко за полночь, – вспоминала позже мисс Хэмблин. – Он приходил из столовой около 10 часов – бодрый и зачастую веселый. Совершенно очевидно, что это было его излюбленное время для работы. Он полностью погружался в нее и диктовал до 2–3 часов утра – иногда очень медленно, всегда взвешивая каждое слово, бормоча про себя фразы, пока они не начинали его удовлетворять. Потом он произносил их вслух, все время пристально глядя на секретаршу. Часто один из его литературных помощников, так называемых «молодых людей», а иногда кто-то из друзей, например профессор Линдеман или мистер Брекен присутствовали при этом. Я уверена, ему нравилось, что в эти часы при нем был человек – лучше двое».

«Что и говорить, – продолжала Грейс Хэмблин, – он был очень требовательным начальником. Он подгонял нас и очень редко хвалил. Но он умел тонко выказывать нам свое одобрение, а ни на что другое мы и не рассчитывали. Он сам так напряженно работал и был настолько погружен в дело, что ожидал того же от других. Он считал, что это его право. И со временем мы, работавшие на него, понимали, что в награду за это напряжение и усталость мы имеем редкую возможность узнать необыкновенную привлекательность этого необыкновенно эмоционального, но благородного характера».

Корреспонденция и литературный труд стали занимать у Черчилля все больше времени, и 6 июля он в помощь Вайолет Пирман и Грейс Хэмблин нанял Кэтлин Хилл на должность секретаря с проживанием. «Когда босса не было в Чартвелле, – вспоминала позже миссис Хилл, – в доме стояла полная тишина. В его присутствии все гудело». В то же время, по ее воспоминаниям, это был «разочарованный человек, ждавший, когда его призовут послужить своей стране».

9 июля Черчилль с разрешения Суинтона посетил базу королевских ВВС в Биггин-хилле, чтобы понаблюдать за тренировками. Вскоре после этого Андерсон переслал ему письмо Маклина, речь в котором шла о высоких потерях среди летчиков, а потом привез и самого Маклина в Чартвелл. После визита Андерсон написал Черчиллю: «Скажу откровенно, я был очень впечатлен тем эпизодом из жизни герцога Мальборо, который вы прочитали, и вашими мыслями насчет силы влияния личного примера. Именно такого влияния сейчас катастрофически не хватает военно-воздушным силам. Мы особенно нуждаемся в лидере, он необходим нам больше чем флоту и армии, потому что на войне наша работа делается главным образом личностями».

17 сентября в статье, написанной для Evening Standard, Черчилль призвал Гитлера прекратить преследование иудеев, протестантов и католиков. В противном случае, писал он, Германия не может рассчитывать ни на возврат своих довоенных колоний, ни на британскую финансовую помощь. Впрочем, закончил он примирительно: «Можно не любить систему, созданную Гитлером, но нельзя не восхищаться его патриотизмом. Если бы наша страна потерпела поражение, надеюсь, у нас нашелся бы такой же неукротимый борец, который возродил бы в нас смелость и вернул на прежнее место в ряду наций».

Он выражал надежду, что «фюрер Германии теперь станет «мирным Гитлером», поскольку, – разъяснял Черчилль, – когда человек ведет отчаянную борьбу в условиях конфликта, он сжимает зубы и сверкает глазами. В борьбе гнев и ненависть придают ему силу. Но успех смягчает, а новые условия требуют сохранить то, что было завоевано в борьбе».

Впрочем, из частной переписки Черчилля видно, что он совершенно не верил в «смягчение» Гитлера и считал ситуацию очень серьезной. 23 сентября он писал из Чартвелла лорду Линлитгоу: «В 1938 г. мы увидим Германию еще сильнее в сравнении с британскими военно-воздушными силами и французской армией, чем сейчас. Хотя не думаю, что в этом году будет большая война, поскольку французская армия сейчас столь же сильна, как немецкая, и гораздо опытнее. Но в следующем году или еще через год находящиеся под властью диктаторов страны вооружатся до такой степени, что смогут решить свои внутренние проблемы. К этому времени мы должны уже быть готовы. Что касается лично меня, то я живу совершенно безмятежно. Занимаюсь живописью и работаю над Мальборо, почти не выходя из сада с тех пор, как закрылась сессия парламента».

3 октября Черчилль пригласил Идена с его группой «За свободу и мир» на завтрак в «Савой». Многие из этой группы имели влияние в лейбористских и либеральных кругах. «Конечно, – иронизируя, написал Черчилль, – у нас всегда был некоторый процент живых консерваторов. Тем не менее без поддержки профсоюзов наша программа вооружения не может быть выполнена. Этот аспект исключительно важен. Вполне возможно, что в будущем профсоюзы отмежуются от политических партий, и это станет огромным выигрышем для нашей политической жизни».

4 октября собрание журнальных статей Черчилля вышло отдельной книгой под названием «Великие современники». Она охватывала всю его жизнь и содержала глубокие и увлекательные очерки о таких влиятельных персонажах, как Розбери, Бальфур, Асквит или бывший кайзер. По просьбе Министерства иностранных дел он смягчил очерк о Гитлере для журнала Strand. Но ни это, ни вполне миролюбивая статья в Evening Standard не означали перемен во взглядах Черчилля. 23 октября он написал Лондондерри, который уверял, что дружба с Германией по-прежнему возможна: «Не ждите, что для английского народа станет сколько-нибудь привлекательна нацистская нетерпимость, даже если со временем она несколько стихнет. С другой стороны, все мы хотим жить в дружбе с Германией. Мы знаем, что лучшие немцы стыдятся нацистского варварства и не признают его языческой жестокости».

«Мы, разумеется, не хотим вести политику, враждебную законным интересам Германии, – говорил Черчилль одному своему старому другу, – но вы должны осознавать, что, когда немецкое правительство говорит о дружбе с Англией, оно имеет в виду, что мы вернем им их бывшие колонии, а заодно согласимся предоставить им свободу действий в Центральной и Восточной Европе. Это означает, что они поглотят Австрию и Чехословакию в качестве предварительного шага по созданию гигантского центральноевропейского блока. Очевидно, что не в наших интересах потворствовать подобной агрессивной политике. Было бы крайне ошибочно и цинично покупать безопасность для себя за счет малых стран Центральной Европы. Не говоря уже о том, что способствовать установлению нацистской тирании над демократическими странами противоречит общественному мнению Британии и Соединенных Штатов».

Лондондерри Черчилль писал: «В настоящее время Германия, судя по всему, ведет такую политику, результатом которой станет агрессия и затем неизбежная аннексия своих маленьких соседей. Этим я не готов восхищаться. Германии очень легко добиться лояльности Британии: для этого ей просто не следует совершать преступлений. Остается только надеяться, что по прошествии времени диктаторы исчезнут, как и другие уродливые порождения катастрофы», – заключил Черчилль.

12 октября на обеде в Лондоне Черчилль в частной беседе выразил общее беспокойство по поводу слабости противовоздушной обороны. Присутствовавший на обеде Хенки написал Инскипу: «По тому, что я слышал от мистера Уинстона Черчилля, витийствовавшего на обеде в Тринити-хаус, я бы сказал, что у него довольно тонкое понимание ситуации, хотя позже он сказал мне, что не может использовать свои данные в парламенте при нынешнем опасном положении в мире».

В тот же день Черчилль получил письмо от полковника авиации Маклина, в котором сообщалось о предстоящем визите в Британию германской авиационной миссии во главе со статс-секретарем Министерства авиации генералом Мильхом. Маклин отправил Черчиллю и официальную записку с директивой главного маршала авиации Эдгара Ладлоу-Хьюитта о том, что собираются показать Мильху: «Мы должны собрать достаточно самолетов и устроить своего рода спектакль».

Министерство авиации решило позволить немецкой миссии проинспектировать по одному экземпляру каждого современного самолета. Так как ни один из них не был полностью укомплектован ни приборами ночного видения, ни турелями, министерство приняло меры, чтобы, во‑первых, получить по одной полностью оборудованной машине каждого типа и, во‑вторых, специально подготовить летчиков для демонстрационных полетов. «Вот дивная демонстрация состояния вооружений и летной подготовки!!!» – заметил Маклин.

Вдохновленный интересом, проявленным Хенки во время обеда, Черчилль послал ему копию письма Маклина, которого, не называя имени, назвал «высокопоставленным штабным офицером королевских ВВС». Сделав на письме пометку: «Секретно. Лично», Черчилль написал: «Как малую толику сведений о состоянии наших ВВС, посылаю вам приложенный текст. Это только для вашего личного осведомления, а наша дружба и ваша честь порукой, что происхождение его останется тайной. Но взгляните на факты! Мы пригласили к себе немецкую миссию – не представляю зачем. Прибывают весьма компетентные люди, а нами прилагаются отчаянные усилия, чтобы устроить мистификацию. Надо показать турель, как будто производство таких вещей у нас обычное дело. Нужно ли вообще ее показывать? Вы увидите, что была послана телеграмма одному из немногих, кто знаком с этой турелью, чтобы он организовал демонстрацию. Вы также узнаете, какие чувства испытывали высшие офицеры, которые должны в этом участвовать. Из заявления, сделанного офицером ВВС, вы узнаете, что его заставили взяться за подготовку этого спектакля, узнаете, как сложно поднять в воздух чуть больше ста самолетов, подавляющая часть которых (как без труда заметят немцы) вряд ли сможет достичь берегов Германии с грузом бомб».