Прокурор Никола - Вячеслав Белоусов

– Борис Васильевич? – помолчав, подступился к нему Игорушкин.

– Я повторил, простите, древнее изречение римлян. Увлекся, знаете ли, латинским языком в студенческие годы. Умели они спрессовать мысль в красивой фразе. Не все нравственно, что дозволено. Красиво? Не правда ли?

– Я историк по первому образованию… – Игорушкин смутился.

– Вы правы. От нас время другого требовало.

– А я тоже приметил, Борис Васильевич, не приживется и у нас владыка Иларион.

– Вы так считаете?

– Похоже.

– Интересно, как он сейчас выглядит?

– А вы встречались?.. Тогда.

– Знаете, как-то мельком, поговорить не привелось серьезно. Хотя я очень хотел. Архиепископ Иларион был болен, а меня срочно отозвали из Киева, как только я доложил предварительные результаты проверки. Потом другие заботы закружили. О его судьбе узнал значительно позже. И вот здесь… вдруг… у вас… услышал о нем.

– Ну теперь увидитесь.

– Да, да. Интересно.

– Как раз и приехали, – вмешался в разговор Михал Палыч, останавливая автомобиль у парадных дверей областной прокуратуры. – Старший лейтенант, видать, заждался нас. Ишь, бегает у подъезда.

Они вышли из машины.

Из дневника Ковшова Д. П.

Все, что произошло, напомнило страшные тайны древней инквизиции.

В подземельях церкви на глазах агента секретной службы убивают загадочного монаха, пользовавшегося особыми полномочиями самого архиепископа. Когда убийцу пытаются схватить на месте преступления, совсем уж непонятным образом пропадает сам труп. Словно сгинул в преисподнюю. Кстати, что вовсе не лишено оснований. Во всяком случае, мы с Володей Шаламовым вчера, не сговариваясь, так и решили. Подземелье церкви представляет собой одно целое с подземельем склепа, а в общем, оно является таинственным лабиринтом старинных подземных ходов и тайников, шастать по которым без проводника, подручных средств, элементарных инструментов защиты небезопасно для здоровья и жизни непосвященных. Смело можно шею сломать и покалечиться, если не сгинуть совсем, в чем мы убедились, когда оперативник Волошин, проявив чрезвычайное усердие перед начальством, едва не свалился в темноте в коварную яму, неизвестно для кого приготовленную. Всем стало ясно, что без света, веревок, специального снаряжения, а может быть, и спелеологов, нам там делать нечего.

Слуги дьявола

– Забьете до смерти! Будет! – передав перепуганного мальчугана шустрому Дубку, Кирьян Рожин широким шагом прошел в комнату, ударами ног отбросил от безжизненного тела Мунехина свирепствующих Ядцу и Хряща, упруго бросил могучее, налитое силой тело на стул так, что тот жалобно заскрипел под ним, но устоял.

Бандиты звериными голодными глазами поедали явившегося, ворча недовольно и злобно.

– Кто под землю поведет? Кто полезет? Думаете пустыми башками? – рявкнул на них еще раз для острастки Кирьян и для пущей верности рубанул кулачищем по столу, уловив в их глазах неповиновение.

– Справимся. Бумагу-то добыли, – сплюнул кровь с разбитой губы Ядца.

– Какая бумага? Ты видел?

– Сам же говорил! – Хрящ тяжело оперся на стену, куда отлетел от удара, с трудом попытался встать на ноги.

– Ну и что! Там мешок каменный обозначен. Может, тайник. А может – шутка!

– Какая шутка? Сам же радовался!

– Проверять все надо, – оборвал Хряща Кирьян, не удостоив того и взглядом. – Теперь главная работа предстоит. Под землю лезть. А ты полезешь?

– А чем я тебе не гож? – взвился Хрящ.

– Сдохнешь под землей! От тебя толку, как от козла молока! Вон уже задыхаешься. Это здесь, в доме, на свежем воздухе! А в подземелье?

– Вчера еще, значит, нужен был? Когда рыскать по дворам, шмурдяк этот искать! – Хрящ харкнул на зашевелившегося Мунехина. – А ты примчался, значит, мы с Обжорой не в кону!

– Заткнись!

– Я че-то не пойму, Кирьяша! – ядовито усмехнулся Ядца, смиренно приблизившись к Рожину, пододвинул табурет, присел к краешку стола. – Я не в деле? Как планчик, бумажку ту, нашли, меня побоку?

– Кто сказал?

– Только что здесь прозвучало.

– Я не слышал.

– Не пойму я чего-то, – продолжал Ядца смелее. – Значит, кому-то я нужен был? Сам Легат меня посылал. Сам Илья Давыдович наставлял. А ты командовать подоспел, когда я бумажку ту, заветную, можно сказать…

– Пьянствовали вы здесь оба! – гаркнул Рожин так, что Ядца смутился и опустил голову. – По бабам шлялись. Сколько времени угробили? Легат чуть концы не отдал.

– Легатушка наш ноги протянуть может в любую минуту, Кирьяша, – снова ощерился в ядовитой улыбке толстяк. – И тебе это не хуже, чем нам, известно. Я-то с ним с каких годков вместе! Знаю его, изучил вдоль и поперек. Это ты прибился к нам невесть откуда. Откуда он, Хрящ?

Толстяк нарочно обернулся за помощью и советом к подельнику. Хрящ молчал, его одолевали мысли, нагрянувшие после неприятных откровений Рожина.

– Хрящ! Заснул, бродяга?

– Легат тебя переживет, Обжора! – Кирьян уставился в желтые больные зрачки Ядцы. – Чего мелешь?

– Располосовали, говорят, нашему отцу нутро, – съехидничал толстяк, – да не все отрезали.

– Чего брешешь?

– Гнилой весь наш отец родной, Кирьяша, – процедил толстяк еще слаще, только слюни не капали у него с жирных блестящих губ от удовольствия. – Нечего у него резать-то уже. Не ровен час, загнется Легат, пока ты к нам в эту тмутаракань добирался!

– Врешь, гнида!

– Не на того поставил, дружок.

– Вот, значит, почему вы здесь дурака валяли! С Дантистом заговоры плетете! Надеетесь, Легат копыта отбросит, а вы клад наш захапаете?

– Дантист не в пример Легату всю Москву золотую давно в кармане держит. А Легатушка наш дрожащий не у дел. Сколько лет-то он, бедолага, по больницам валялся? Кто знал его, и тот запамятовал. Только глазки у тебя открылись, Кирьяша, – Ядца плавал в восторге от злорадства. – А все почему?

Рожин злобно взирал на толстяка, сдерживаясь с трудом, чтобы не наброситься на него.

– А потому, что пришлый ты, Кирьян. Не наш. Со стороны. И где тебя Легат подобрал, еще неведомо никому. Может, на одной больничной койке? Не знаком ты с нашей братвой. А мы с двадцатых-тридцатых годков дружбу водим. И не просто. На крови наше братство скреплено, спаяно! Мы за золотцем, за сундучками старинными в земле порылись, покопались. И земли наглотались. И кровушки. Ты такого не видел. И не знаешь. А туда же прешь! В начальники! Не подавишься?

– Заткнись!

– Нас укоряешь? – Ядца не унимался. – А сам что натворил?

– Не тебе рассуждать, Обжора!

– Зачем монаха кончил? Тот уже под меня совсем лег. Сам бы бумажку мне отдал. Миром. Договоренность у нас была. А ты? Загубил все дело!

– Не суй нос!

– Легат-то тебе этого не простит. Не выкрутишься, если менты след возьмут.

– Я только что с ним по телефону говорил. Чистит он вас с Хрящом, как последних пройдох.

– Это с чего бы? Не иначе ты нас дерьмом облил?

– Месяц тут торчали. А толку на грош! Если бы не я!

– Он про монаха еще не знает, – Ядца сморщился, предвкушая наслаждение. – А узнает, в шею тебя погонит. Илья Давыдович не любитель почем зря кровь пускать.

– Пошел вон! – Кирьян ударом ноги выбил стул из-под толстяка, и тот скатился на пол. – Башку подняли, суки! Легат старшим меня сюда прислал. Чтобы вас, козлов, гонять. И интриги ваши разведать. Теперь у меня есть, что ему сказать. Несдобровать ни вам, ни Дантисту!

Хрящ выхватил нож, щелкнуло, засверкало лезвие, но Рожин и дернуться ему не дал, коротким ударом ноги выбил из рук, а самого кулачищем впечатал в стену. Хрящ так и сполз на пол, рядом с Ядцей. Подниматься оба они не решались.

– Ползать у меня в ножках будете, не прощу! – смерил их уничтожающим презрительным взглядом Рожин. – Мразь! На кого башки подняли? Легат узнает, живыми прикажет в землю закопать. Забыли Сеньку Ушастого? Веселый был парнишка. Соображал. Только под себя греб золотишко. Где он теперь?

И Хрящ, и Ядца подавленно помалкивали, отползая подальше от стола, за который опять уселся Кирьян.

– В каменном мешке его кости крысы догладывают. А тоже на Легата замахнулся… А вы, значит, с Дантистом паутину плетете? Вместе поживиться решили?

– С чего ты взял про Дантиста, Кирьяша? – осмелившись, подал голос толстяк. – Никаких сговоров у нас не было. Скажи, Хрящ? И в голову не приходило. А если что прошляпили?.. Что не так?.. Тут ведь тоже не медок. Это ты на готовенькое приехал. А нам пришлось обстановку разведать. Кистеня, этого местного королька, ублажить… Да ты все сам понимаешь, Кирьюш? Голова у тебя светлая. А если что, прости. Бумажку-то про тайный схрон мы же выведали у служки.

– И с монахом тебя свели, – присоединился Хрящ, утирая разбитую в кровь морду.

– А раз миром он ее не отдал, наверное, правильно ты его казнил, – закончил Ядца, кисло усмехаясь. – Поганец дорого запросил, вот и нашел свое.

– И с каждым так будет, кто башку подымать на меня станет! – уже миролюбивее рявкнул Кирьян. – Поняли, значит?