«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но их лучшей вылазкой был манёвр в Вилиамо. Что за Вилиамо, спросил я, деревня в Мозамбике, ответил он, резня в Вилиамо, об этом я вроде что-то слышал, твой отец был там? Да, они сравняли с землёй Вилиамо и две другие деревни, потому что думали, что они укрывают турров – террористов, которые стреляли по португальским военным днями раньше.
Они убили 400 негров за раз, почти все женщины и дети, крестьян загнали гранатами внутрь хижин и тут же подожгли, от взрыва один старик вылетел прямо через соломенную крышу, и когда он приземлился, рванул, как заяц на охоте, только уши сверкали, кстати, ему между ушей и попали, смешно, правда.
И будущий отец Шику, который тогда был элегантным и активным молодым человеком крепкого телосложения, отличился изобретением новой формы убийства, (если не совершенно новой, то, по крайне мере, улучшенной), использовав редкую для G3 вещь – штык, лезвие на конце винтовки, предназначенное для ближнего и даже рукопашного боя; но он использовал его, чтобы, аккуратно забрав ребёнка у матери, подбрасывать его в воздух, и когда ребёнок падал, насаживал его на штык, как кусок хлеба; и многие из тех, кто был в Вилиамо, несмотря на множество придуманных по случаю развлечений, надолго запомнили эту картинку: отец Шику подбрасывает ребёнка в воздух, как кусок хлеба, другие, правда, в качестве метафоры, предпочитали цыплёнка на вертеле.
Несколько младенцев были убиты так, как это делают с котятами, швыряя головой об стену или о ствол дерева, (держа их за лодыжки); но единственный поступок, действительно сопоставимый (пояснил Шику) с поступком моего отца, было выступление его друга, который спросил четырёхлетнюю девочку, хочет ли она соску или детскую бутылочку, то есть, она хочет есть, тогда он засунул ствол ей в рот, и сказал, хочешь есть, пососи это, и выстрелил.
В тот день всем в Африке досталось и молока, и хлеба.
[отец Шику, заткнись уже, больше не смешно]
– Мой отец только один раз рассказал об этом, и я не думаю, что он помнит. Штырь, я никому этого не рассказывал, но сегодня, да, сегодня…
Хорошо знает все эти истории Епископ.
– Какой Епископ?
– Наш Епископ был тогда там Епископом. Он видел тела в джунглях, он пошёл туда, чтобы посмотреть на них.
– А Епископ знает твоего отца?!
– Может быть.
Затем, внезапно, как будто бы за этот разговор требовалось заплатить астрономическую сумму, или Бог всё же существует, свинарник взорвался. Белая вспышка, и меня швырнуло к стене, а Шику вылетел через крышу и сделал пол оборота в воздухе, выпрямившись, как легкоатлет-прыгун на олимпийском батуте. Граната взорвалась, подумал я, я оглох, что даже не мог услышать свои мысли.
Ты внимательно смотришь вниз, не оторвало ли тебе ноги, или живот, или яйца, но всё было в целости и сохранности, только замазано грязью, сорняками и сухим навозом.
Я потерял сознание и очнулся.
Пахло дерьмом, обугленной плотью и обгоревшими волосами. Я в порядке, я в порядке. Шику уже поднялся с того места, куда он упал и прыгал под дождём, собирая винтовки G3 с земли и разгоняя дым сапогами.
– Чёртова свинья, чёртова свинья, чёртова свинья!
Я ничего не мог понять. Потом увидел как Апофигей что-то ел, как гигантская ящерица жадно пожирал кровавые кишки, а рядом с ним лежала часть свиньи, обугленная голова с высунутым языком. Апофигей яростно зарычал на меня, он съел бы и окорок, и сало целиком, (тонкие белоснежные кусочки), если бы ему дали. А так он собирался съесть хрустящие шкварки этой грёбаной свиньи. Зелёная слюна блестела у него во рту.
– Молния попала прямо в свинью. Кто просил её высунуть морду? Смотри, что за дерьмо! Иди отсюда, Штырь, я должен позвонить отцу. Апофигей, брось эту ногу сейчас же!
Я пошёл вниз по тропе под дождём. Даже тогда мои волосы, стояли дыбом, голова была батарейкой, а руки – электрическими кабелями. Шику матерился вдалеке, пытаясь сделать звонок.
– Алло? Алло? Грёбаная молния, испортила мне мобильник! Штырь, подожди, одолжи мне твою симку!
– У меня нет, я разбил свой мобильник, – крикнул я в ответ.
У меня был один из тех якобы небьющихся телефонов, как у мотогонщиков, однако, я даже не знаю, как уронил его вниз экраном о край булыжника. Я отдал в ремонт, заменить жидкокристаллический экран, несколько недель назад, но никак не соберусь его забрать. Ощущение «вне зоны доступа» мне нравится. Никто не спрашивает меня, как дела, только если встретят на улице. Дома я бойкотирую стационарный телефон, эти компании – кровопийцы, счета – сплошная обдираловка, теперь у меня только Интернет.
Я должно быть, в наше время, один из самых недоступных португальцев на планете, включая четыре или пять миллионов диаспоры. В Португалии активных мобильных телефонов больше чем людей, это цифры статистики.
Если мне захочется, мне будет проще поговорить с каким-нибудь японским парнем в сети и поделиться точками зрения, чем с друзьями-собутыльниками ночью, днём, когда угодно.
Ты также получишь огромное преимущество: ты больше не сможешь бомбардировать её шпионскими телефонными звонками (ты где? в своей комнате? это не моё дело… с кем сегодня пойдёшь?) и не будешь оставлять длинные голосовые сообщения в три часа утра (это я, извини, ты уже спишь? Как там погода в Лиссабоне? здесь такая жара! но всё в порядке, я не знаю, что на меня нашло, я не пил, не волнуйся, и т. д., и т. п.). Без телефона ты экономишь деньги, а личные решения достигают новой глубины.
Я был уже рядом с главной дорогой, когда вспомнил, что у меня в кармане куртки. Нащупал выпуклости. Заглянул внутрь: ёжик свернулся у себя в норке, он в спячке. Если металл может устать, он также может и спать.
Рукава моей куртки, грязные и жёлтые, пахли мокрой псиной, как Апофигей. Я безмятежно подумал, что сначала приму душ, отдохну пару дней, почищу ботинки и только потом решу, что с этим делать.
Так, так, так, Ваше Преосвященство… Его Преосвященство были там. Я