«Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К сожалению Камоэнс, теперь уже в свой эпический период, и другие безрассудные поэты, убедили белокурого юнца вторгнуться в Африку смертниками, без войска и тактики вести войну, там он и остался при Эль-Ксар-эль-Кебире, (или не там, мы всё ещё ждём в тумане его силуэт), а кастильцы, естественно, вторглись в нашу страну.
И среди стольких несчастий и государственных дел, дед, человек-статуя, великодушно развернулся к городу и поднял его. Устав наш, никто не сможет забрать его, и вот что важно, хотите оклеветать его, пожалуйста, называйте его фашистом, мне всё равно.
Что касается Коршу, поместив нас в водоворот текущих дел, он начал замечать снижение оборота эспрессо. Возможно, люди не привязываются к знаменитому напитку из-за младенца в унитазе. Кроме того, у нас стряслась ещё одна беда, схожая по части туалетных атрибутов, дальше вниз, в районе Ассентадореш.
Как ты знаешь, всё начинается не в момент рождения, а в момент зачатия.
Девчонка забеременела, потому что села на унитаз, где несколько минут назад сидел её отец и было установлено, что отец кое-что себе делал с помощью фотографий в журнале, ещё даже капало, даже в старости мужчины не перестают мечтать в своём липком одиночестве.
Папаша испачкал край унитаза и девушка забеременела, потому что жидкость была жемчужно-белой как фаянс, не жёлтой, как моча, эту она бы заметила и вытерла бы туалетной бумагой. Это то, что нам рассказали в школе, он её не изнасиловал, отец её не трогал, девочки, будьте осторожны, внимательно смотрите на капли, когда собираетесь умастить свои половинки, может случиться неприятность.
– И правда – грёбаная неприятность.
Этой семье реально не везло; что тоже самое случилось и с её сестрой, лично я бы просто поменял сантехнику. Мужчина был секретарём в суде и дело попало к его начальнику, судье, который, в итоге судил его, сначала он не поверил, но, в конце концов, у него не было выбора, а другой секретарь, заместитель подсудимого, вёл судебное разбирательство. А потом, чтобы ещё больше испортить историю, в середине слушания вторая девушка встала в зале суда и спросила, могу я сказать? Можете. Мой отец сделал тоже самое со мной.
Относительно туалетного младенца из Куртисы, учитывая, как он родился, по крайней мере остальная его жизнь не должна быть намного хуже. Мальчик.
Не забывай, что у тебя много дел.
– Ну, я пошёл. Это за кофе.
– До завтра.
– Прощай. [кретин].
Дети из выгребной ямы, вонючие и бесноватые. Следует осуждать некоторые определённые случаи, не так ли, но тогда зачем?
* * *
Наказание
Зэка идёт вниз на площадь Руссиу.
– Посмотрю, может, поеду домой на такси. Ты видел это дерьмо?
Он показывает мне конверт с гербом. Это ещё одно послание от его отца, написанное с его фермы на горе.
– Это последнее, пришло вчера.
– Чего он теперь хочет?
– Понятия не имею, я их не читаю. Я даже их не открываю.
Мне нравится Зэка. Он может провести чудесный активный день после бурной ночи, а весь следующий день проваляется больным в постели, потому что у него «синдром отложенного похмелья». У него есть особенности, которых я больше ни у кого не встречал. Я видел, как он ходил на десять километров ради удовольствия, но из своих поездок в Лиссабон он приобрёл такую привычку: если он видел такси на улице, по которой собирался идти, (за джин тоником или за правильным пивом, а если я говорю одно, то значит пять или десять), он ехал по этой улице на такси. Зэка придаёт драгоценное значение дружбе.
– Братан, ты придёшь на вечеринку, я рассчитываю на тебя.
– Какую вечеринку?
– В день, когда помрёт мой отец.
Он также называет отца «этим ублюдком». Он планирует оторваться не по-детски в день похорон своего отца, тёрки между ними не шуточные. Его отец уже знает, или, по крайней мере, догадывался, что есть общий план, который будет доработан позже, и без бутылок не обойдётся. Зэка иногда болтает лишнее (и знает об этом), но, поскольку он гордый и упрямый, как баран – упрётся рогом пока не продавит – он утверждает, что сказал только то, что должен был сказать, и тут же что-нибудь ляпнет, и всё испортит. В этом, он, кажется, немного походит на своего отца.
Никогда его так не оскорбляй.
Некоторым, кто, хорошо зная обоих и отказавшись принимать чью-либо сторону, если это вообще возможно, придётся выбирать между вечеринкой или похоронами. Они знают заранее, что кто-то будет чувствовать себя ущемлённым, либо Зэка, либо его отец-покойник.
Очевидно, что его отец был крепким стариком с кучей мнимых болезней, как и все скупердяи, и только одно беспокоило Зэка – если он умрёт раньше отца, то в этом случае получится, в каком-то смысле, праздник наоборот. А из того, что я знаю, отец Зэка мог бы реально принять непреложную истину похоронить всех своих детей, одного за другим, если бы так он мог сохранить своё имущество целым. Единственной проблемой могли бы стать расходы на похороны: трудно переложить на кого-то другого, будучи единственным живым прародителем с земельным участком в 300 гектар; но, не дороже денег.
Ты преувеличиваешь и несправедлив по отношению к старому сквалыжнику.
Семейство Зэка старое, разветвлённое и толстое, как пробковый дуб, который могут обхватить одновременно только два человека. Оно пустило знатные корни как в медицине, поэзии и словесности, так и на арены корриды, винные погреба и фермы боевых быков. Их проблемы носят феодальный размах: престиж и бесчестие, великолепие и упадок. Они – тоже наше наследие.
Зэка сочетает в себе незаурядный математический талант и сентиментальную душу. В баре он автоматически всё считает, калькулятор не нужен, потому что он видит всё, что можно видеть на экране планшета или мониторе компьютера у себя в голове, и на выходе вечером из кабаков всплывают довольно серьёзные суммы.
Однажды у Канариту, у старой городской стены, Канариту прикидывал, во сколько выльется ужин из свиных почек и семенников с белыми грибами, порция из 20 почек с кружкой пива или двумя, ещё кувшин красного вина, уже поздно, попросим счёт:
Так! раз, два, три… Значит три плюс шесть равняется девяти и ещё один…
– Три плюс шесть равняется девяти и ещё один? Три плюс шесть равняется девяти и ещё один?! – я думаю, что это был
