Звезда Берсеркера (Клуб Любителей Фантастики — « L») - Фред Саберхаген

— Ты Мишель Геулинкс, — сказала машина.

— А ты — один из Директоров.

Он теперь видел, что подобно Координатору, эта машина была не единственной по своим возможностям и функциям. Другие Директоры должны были находиться где-то за пределами Таджа, но, очевидно, поддерживали хотя бы периодическую связь со своим собратом. Существование и деятельность берсеркеров не зависели от какой-то определенной главной машины, так же, как существование человечества не зависело от гибели отдельной протоплазменной жизнеединицы.

Машина молчала. Она ждала — нападения или новых вопросов. Она была заключена в грандиозный бронированный мозговой футляр, чьим единственным назначением были защита и поддержание работы самого сложного вида компьютеров берсеркеров. Еще секунда — и Директор бросит на Мишеля легионы своих роботов-слуг. Он чувствовал, как новые и новые полчища спешат к Директору из дальних районов Таджа.

Что ж, он начнет атаку, когда будет готов к ней. Но ему нужно было выяснить еще один вопрос.

— Отец, — обратился он к машине, и засмеялся. Если бы он услышал этот смех со стороны, то назвал бы его безумным.

— Кто вычислил тебе, что я твой отец?

— Этот секрет я выпил вместе с электронной кровью твоих машин.

Мишель широко развел руками, и в одной из вспомогательных машин сработала триггерная цепочка, выстрелил излучатель. Мишель небрежно отбил в сторону язык пламени и продолжил:

— Два человеческих тела соединились. Две клетки из этих тел слились в новую клетку, и новый человек должен был получиться из этого слияния. Но то, что получилось, было не совсем человеком, потому что внутри Таджа был ты, ты наблюдал и воздействовал.

Директор молчал, поглощенный анализом поступавшей от Мишеля информации.

— Вместо того, чтобы уничтожить этих людей, ты воспользовался случаем внести изменения в новую жизнь, возникшую внутри одного из них. Чтобы она перестала быть, эта жизнь, в полном смысле слова человеческой. Возможно, это была уже не совсем жизнь — где-то в глубинах ее структуры было заложено тобою нечто от вашей любви к смерти. В самых управляющих атомах первых клеток этого нового существа… Я не знаю слов в языке людей, чтобы назвать те виды энергии, которые делают вещь тем, что она есть. Ты приложил руку к началу новой жизни, и потом ты…

Директор перебил его:

— Ты превосходишь все остальные формы жизни, Мишель.

— Для тебя любая жизнь — зло. Ты хочешь сказать, что я — еще большее зло? Нет, я знаю, что ты имеешь в виду — я высшая форма любых видов добро-жизни. Я родился из искусственного чрева, и здесь ты тоже приложил руку, контролируя, внося нужные изменения. Ты лепил меня таким, каким хотел видеть, с самого начала.

— Ты — уникален.

— Добро-жизнь на Алпайне, должно быть, старалась изо всех сил помочь тебе. Ты спас кого-нибудь из них в последний момент?

— Нет. Все они были избавлены от бремени жизни!

— Включая Сикстуса Геулинкса? — Вопрос вырвался криком, вызвав громкое эхо.

— Нужда в его услугах отпала. Он получил покой, которого хотел.

Мишель вдруг задушено всхлипнул. И звук этот показался еще менее человеческим, чем его безумный смех перед этим. Содрогание заставило отражение его огненного тела весело заплясать в зеркальном корпусе Директора. Это была истерика бога, гиганта, до предела измученного щекоткой.

Директор молча ждал. Внутри у него находилось что-то, все еще теплое и живое, но даже чувства Ланселота не могли проникнуть за экраны корпуса берсеркера, подобно тему, как Ланселот отражал все виды «зондов», которыми Директор пытался прощупать Мишеля. Еще никогда Мишель-Ланселот не противостоял такому могучему противнику.

Когда он, наконец, успокоился и замолчал, он снова обратился к врагу.

— Отец? Ты понимаешь, какое совершил преступление против ваших машинных законов? Я не имею ничего общего с добро-жизнью. И никогда не буду добро-жизнью. Теперь ты сознаешь, какой совершил грех против твоей собственной программы? Ты помогал создать меня. Ты создавал жизнь вместо того, чтобы уничтожать ее. И ты должен сказать мне, зачем ты это сделал.

— Возможно, ты и не стал добро-жизнью. Я ведь сказал, что ты уникален. Но даже создание жизни позволено мне, если это помогает в уничтожении в конечном счете всей жизни. Ты был создан, чтобы помочь найти ответ на вопрос: что такое Тадж? Живое существо или нет? Если он — живое, то должен быть уничтожен. Если нет — то, может быть, его удастся использовать против жизни.

Тадж… он был за пределами понимания. Именно это чувствовал сейчас Мишель, стоя лицом к его центру, который лежал где-то совсем недалеко. Берсеркер был прав — если и можно было найти ответ на этот великий вопрос, то ответ этот должен находиться где-то неподалеку. Мишель не чувствовал, что это — жизнь или нет. Это было что-то среднее — и не то, и не другое. Это было тем, чем было. Но из центра Таджа продолжал дуть сильный и ровный ветер неправильности.

— Думаю, я действительно был приведен сюда предопределенностью. Но не по вашей, берсеркеров, воле, — сказал Мишель Директору.

— Я старался привести тебя сюда, когда ты был готов к тому, чтобы тебя можно было использовать. Но мои машины и живые слуги потерпели неудачу. Только самые необыкновенные создания и вещи Галактики появляются здесь. Те, кто не подчиняется законам, являются сюда, как на суд. Потому что законы создаются здесь.

— И ты, машина, хочешь создавать законы?

— Я хочу делать то, что я должен делать. Теперь ты попытаешься меня уничтожить.

Это был не приказ, а предсказание.

— И ты попытаешься спасти женскую жизнеединицу, которая заперта у меня внутри. И стараясь сделать это, ты последуешь за мной к центру Таджа.

— Я не стану помогать тебе.

— Ты будешь делать то, что должен. С моей помощью за нами будут наблюдать все Директоры, которые сейчас за пределами Таджа. Мы постараемся узнать то, что должны узнать.

Ланселот нанес удар по электронным нервам Директора. Тот не стал отвечать ударом, а только ловко парировал. Рука Мишеля сомкнулась на чем-то твердом и ускользающем одновременно — это была энергия, замораживающая себя до недоступности, стоило лишь ему попытаться взять ее под контроль. Снова шел бой в застывшем времени, он наступал, Директор медленно отходил. Какая-то вспомогательная машина попала в ураган энергии, бушевавший между Директором и Ланселотом, и исчезла, дезинтегрированная, как метеор в плотной атмосфере, взрывом своим заставив сородичей завертеться и покатиться прочь по бесконечным серым лентам петель Таджа. Директор вел бой со скоростью, не уступавшей предельной быстроте Мишеля-Ланселота.