Звезда Берсеркера (Клуб Любителей Фантастики — « L») - Фред Саберхаген
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
15
«Джоханн Карлсен» был похож на огромный драгоценный камень, оправленный в перламутрово-серые петли и ленты, вместе с более мелкими шариками неподвижных сейчас вспомогательных кораблей, примостившихся у него под боком. Когда Тупелов, наконец, выбрался из шлюза, то сразу увидел трехмерный парящий лабиринт Таджа, расходящийся во все стороны пространства. Он чувствовал, что если даст волю своим впечатлениям и своей фантазии, теперь, когда от Таджа его отделяет лишь лицевая пластина шлема, то легко вообразит, что здесь существует не три, а гораздо больше измерений, и что стоит он в середине материализовавшегося творения Эшера.
Два дня назад, чтобы исследовать Тадж, он приказал дредноуту подойти ближе к таинственному объекту. Инстинкт и логика говорили ему, что Мишеля в конечном итоге придется искать здесь, если его вообще где-то можно найти. А эти сектора Ядра кишели остаточными радиосигналами берсеркеров неопределенной давности. Имели ли какой-то успех две предыдущие экспедиции людей к Таджу, вернулись ли они на Землю — он все еще не знал этого. Поэтому тщательное исследование было необходимо.
Ему удалось настоять на выполнении приказа, хотя и раздавалось кое-какое недовольное ворчание. Кое-кто в экипаже уже шептал за его спиной, что маниакальный поиск одного ребенка, которого наверняка уже и нет в живых — это чересчур, и Тупелов зашел слишком далеко.
Капитан флагмана подошел ближе к Таджу, не имея намерений входить в него. Они находились рядом с объектом, но потом, вдруг, никуда не перемещаясь, в один миг оказались внутри Таджа. Интеркомы взорвались удивленными криками команды, приборы выбросили на шкалы невообразимые данные, потом успокоились, но на некоторых шкалы продолжали показывать нечто совершенно бессмысленное…
Корабль в буквальном смысле слова застрял. Два стандартных дня ушли на попытки привести его в движение с помощью двигателей и короткодистанционного оружия, но без успеха. Огромные серые ленты неизвестной субстанции намертво привязали дредноут к месту стоянки. В бездонном пространстве этого лабиринта серых петель и лент, судя по приборам, имелось достаточно воздуха. Наконец, был выпущен разведкорабль с полковником Маркусом и вновь призванным квази-рядовым Темисвар на борту. Это был самый необыкновенный полет в их жизни. Разведкорабль был пойман серой петлей в десяти метрах от флагмана, хотя во время старта на этом месте никакой серой петли не было.
Последовал оживленный диалог между кораблем-маткой и разведчиком, причем все коммуникационные системы работали превосходно, словно окружавший корабли воздух с нормальным давлением земной атмосферы был реальностью.
После этого, казалось, не оставалось ничего другого, как выбраться из корабля в скафандре и произвести разведку местности. К тому же, гравитация за пределами корабля, если верить приборам, была достаточной и постоянной, направленной в одну сторону. Сила притяжения соответствовала нормальной земной с точностью до четвертого знака после запятой.
Тупелов, чувствуя себя самоубийцей, но и не решаясь посылать кого-то в эту экспедицию приказным порядком, сам вызвался быть первым разведчиком. Ему никто не возразил, а других добровольцев не нашлось, что, впрочем, не слишком сильно его расстроило. И как только он был облачен в скафандр, он вышел из люка шлюза наружу. Единственное, о чем он теперь думал и чего опасался, что материализовавшаяся в воздухе серая лента цепко поймает его поперек туловища. Что ж, по крайней мере, можно будет пощупать руками, что это за чертова субстанция.
Он выбрался наружу через вспомогательный аварийный люк — крышка его была толще собственной высоты и ширины. Проем люка бесшумно и бесследно исчез за спиной Тупелова, едва он сделал первый шаг за пределами корпуса. Этот шаг принес Секретарю некоторое облегчение — серая лента вела себя вполне миролюбиво, первый признак космической болезни — тошнота, — тоже не испугала его больше — гравитация, как и докладывали приборы, была нормальной. Его ноги в мощных ботинках скафандра упирались в серую полосу, и направление гравитации было точно перпендикулярно плоскости серого вещества.
Во всех направлениях бежали другие полосы и петли, ближайшая — в сотне метров от Тупелова. Серые, совершенно безликие, эти полосы казались прямоугольными в сечении, хотя некоторые, как он заметил, имели сечение круглое. Все это было залито веселым, ярким и не имеющим видимого источника светом, к тому же, сильно рассеянным, потому что нигде не было видно теней. Лента, на которой он стоял — аварийный люк был избран именно из-за ее близости — имела метров пять в ширину, и когда он осторожно подошел к краю, то обнаружил, что толщиной она примерно в метр. Поглядев вниз, он увидел новые и новые ленты, а самые дальние из них виднелись на фоне чего-то очень похожего на светлое серое небо. Оно ничем не отличалось от такого же «неба», которое Тупелов видел слева, справа, вверху.
— Сэр, вы слышите меня? Сэр, это мостик.
Да, не стоило так долго молчать. Нужно было сразу дать им знать, что у него все в порядке.
— Слышу вас, мостик. Пока что данные приборов полностью подтверждаются моими непосредственными ощущениями. Я стою прямо на серой полосе, хотя понятия не имею, что это такое. Субстанция кажется слегка упругой. Гравитация — нормальная. Индикаторы скафандра подтверждают присутствие воздуха. Полковник Маркус!
— Сэр? — В голосе Франка слышалось легкое удивление.
— Почему бы вам и Темисвар не выбраться из разведчика? Может, вам удастся пройти по ленте, ведущей в мою сторону.
— Слушаюсь, сэр.
— Иенари?! А почему бы вам тоже не выйти наружу? Попробуем разобраться, из чего же сделаны эти полосы.
Доктор подтвердил согласие — он выйдет наружу, как только наденет скафандр. Возможно, в скафандрах и не было нужды. Но Тупелов пока не собирался снимать свой. И пока, ожидая коллег, он продолжал описывать окружающее для всех, кто его слушал, а его аудитория, несомненно, включала весь экипаж «Большого К.».
— Даже на большом расстоянии нет ни малейшей дымки. Ленты и петли расположены без видимого порядка, не заметно также и никаких опор. Совершенно непонятно, что держит их на весу. Температура воздуха в том месте, где я нахожусь, — ровно восемнадцать градусов по Цельсию. Ветра не заметно. Да, работы тут хватит, так что лучше поскорее заняться анализом.
Он сделал паузу, тяжело дыша. Даже внутри костюма он чувствовал свежий грозовой запах озона. Воздух был насыщен ионами, как в горах или после грозы.
Серый свет заливал серые полосы, но общий эффект почему-то был вовсе не таким унылым, как можно было ожидать. Во всем чувствовалась какая-то перламутровая свежесть, словно после освежающего очистительного дождя.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});