Слово атамана Арапова - Александр Владимирович Чиненков

Но Арсан-бий не желал так просто расстаться с рабыней. Но не жажда мести мучила его. Он знал, что девушка была лишь орудием в руках казненного Исмаил-бека. Больного визиря мучила мысль, что не он будет обладать красавицей, а безалаберный наследник Джантюрей, которого он ненавидел.

– Ты еще осмеливаешься угрожать мне, наглец? – побледнев от злобы, прошептал он. – Слуги, вяжите его!

Джантюрей окинул слуг визиря насмешливым взглядом:

– Я не пойму, что здесь происходит? В стенах дворца назревает измена или визирь окончательно спятил перед смертью?

Он бросил на палача властный взгляд и повелел:

– Всем охранять этого выжившего из ума старого осла как государственного преступника до моего особого приказа.

Из глаз Арсан-бия вдруг хлынули слезы. Они бежали по впалым щекам. Передав Нюру на руки палачу, Джантюрей нехотя подошел к визирю. Тот был в полубредовом состоянии. Он схватил юношу за рукав и жарко прошептал:

– Джантюрей… я…

– Вижу сам. Лежи. – Он посмотрел на слугу. – Лекаря звали?

– Да, – кивнул тот.

Наследник склонился над больным и в ту же секунду резко выпрямился. Он не проронил ни звука, только бледность разлилась по лицу.

Больной визирь не открывал глаз, сухие губы двигались, нижние веки ввалились.

– Что сказал лекарь? – спросил Джантюрей.

– Он сказал, что вылечить хозяина не в силах, – ответил слуга.

– Я и сам вижу. – Юноша снова впился глазами в лежащего перед ним визиря. Арсан-бий задвигался, задрожали ресницы.

На зов слуги вбежал дворцовый лекарь, ожидавший все это время за дверью.

– Немедленно отойдите, – сказал он и посмотрел на слугу. – Кумыс приготовьте. Дайте руку, – тихо сказал лекарь.

Схватив руку, он нащупал пульс. Пульс бился неровно, быстро, громко.

– Дышать больно? – заученно спокойно спросил он.

– У-у-у, – промычал что-то непонятное Арсан-бий.

– Лежите спокойно!

Джантюрей взял из рук палача девушку и шагнул к двери, но умоляющий шепот остановил его:

– Нe уходи.

С девушкой на руках юноша подошел к тахте. Визирь смотрел жалким просящим взглядом.

– Забирай ее, принц, а меня прости, – услыхал Джантюрей тихий, но уже вполне вразумительный шепот.

– Я тебя простил, – ответил юноша. – Если Всевышнему угодно тебя забрать, то покойся с миром!

– Пpo-сти!

– Прощаю. И… и мне надо идти.

Джантюрей вынес Нюру из покоев и остановился за дверью. Навстречу шел личный лекарь его отца. Он пропустил лекаря и остался в коридоре. Юноша слышал, как тот задавал вопросы больному, просил то дышать, то не дышать, то дышать глубже. Он отдавал распоряжения слуге.

Когда лекарь вышел, Джантюрей подошел к нему и тихо спросил:

– Его можно спасти?

– Ничего не понимаю, – покачал тот головой и посмотрел на юношу и притихшую на его руках Нюру. – Могу сказать одно, принц, что сердце у него крепче и моложе, чем у вас двоих, вместе взятых!

20

Свой новый лагерь Егорка основал на окраине леса недалеко от того места, где сходятся все караванные пути, идущие из Бухары и Хивы в Малую Орду. Разбойничье войско постепенно увеличивалось. Между землянками в лагере сновало множество людей. У некоторых еще сохранилась одежда крестьян, кто-то был одет в военную форму, кто-то – в одежду степняков, ну а некоторые – в разношерстье, награбленное у людей разных национальностей. За месяц эта жалкая кучка изгоев стала сильным боеспособным отрядом, который под умелым руководством Егорки совершал настоящие чудеса.

Юный атаман, веря в свою звезду, бесстрашно нападал на караваны, аулы кайсаков и громил всех без разбора. За счет освобождаемых пленников и рабов он пополнял свое разбойное войско.

Множество повозок с добром, скот и большое количество пленных указывали на то, что войско Егорки только что возвратилось с очередного удачного набега и не с пустыми руками. А куда деваться? Войско разбойников само должно кормить себя.

Если вначале знавшие Антипа разбойники роптали, что Егорка сам себя назначил атаманом, то теперь они были вполне довольны. Юноша был храбрый и, несмотря на возраст, опытный воин, хитрый и лукавый, красивый лицом и сильный, как медведь; со своими он был милостив и суров, а для врагов – настоящий демон. Егорка, как вурдалак, упивался своей силой и черной славой, которая многократно превзошла славу Антипа.

Но удача – «девица» коварная и изменчивая. Видимо, наглость разбойничьей шайки так надоела восточным правителям, что они негласно объявили атаману самую настоящую войну. Из Малой Орды выступило большое войско, которое возглавил султан Танбал. Он еще не приступил к активным действиям, но Егорка чувствовал, что уже скоро им предстоит встретиться.

* * *

Пыль и дым. Жители кишлака пребывали в смятении. В лунном свете мелькали силуэты вздыбившихся коней с всадниками, походившими на огромные тени. Люди пригибались и старались убежать как можно дальше. Кто-то из них, воздев руки к небу, вдруг падал и оставался лежать. Временами в клубах дыма взвивался язык пламени и, разметавшись во все концы, снова пропадал в дымной черноте. Все вокруг наполнилось запахом гари.

Отряд Егорки напал на кишлак ночью. Поводом для этого послужило принесенное лазутчиком известие, что в кишлаке остановился на ночлег караван, шедший из Малой Орды. Караван не перевозил ценностей, на которые обычно зарятся разбойники. Цель Егорки заключалась в освобождении большого числа невольников, переправляемых султаном Малой Орды на Восток.

Подстегивать и воодушевлять разбойников не приходилось, бились они и без того отважно. Но Егорка тем не менее в пылу боя то и дело восклицал: «Руби с плеча басурманов, братцы! Покрепше да побольше. Не жалей ворогов, ибо вас оне в жисть не пожалеют».

Сам атаман рубил саблей налево и направо, а то вдруг спрыгнет с коня в развалины, чтобы передохнуть, но, увидев, что кто-то из кайсаков хватает его коня, тут же кидается на несчастного, сбрасывает с седла и взмахом кистеня препровождает вражью душу на небеса для покаяния.

С Егоркой неразлучны Гаврила Крыгин и Тимоха. И куда только подевалась их природная трусость?!

Быстро редели ряды охранявших караван воинов. Освобожденные из неволи подбирали брошенное оружие и тут же вступали в бой.

Паника во вражьем стане царила довольно долго. Но вот киргизы на какое-то время вроде бы оправились, стянули оставшихся воинов и, поддерживая друг друга, бились не на жизнь, а на смерть.

Потери с обеих сторон были огромны. Но ряды разбойников тут же пополнялись взявшимися за оружие невольниками, а ряды защитников каравана пополнить было некому.

Невольники, подгоняемые гневом, очертя голову бросались вперед и погибали первыми. Остальные действовали решительно и без лишней горячности.

И уже вскоре иссякли последние силы противника, сопротивление было сломлено. Потерявшие надежду степные воины, бросая пики, сабли,