Кого не взяли на небо - Клим Мглин

— Ага, — вдуплила Арманда. — И чё?

— Я нашла выход, — задрала подбородок Флёр, — Его имя останется прежним и, в то же время, станет другим. Словно высшие вампиры и мы.

Коготь ещё глубже погрузился в рваную рану, оставленную армейской картечью.

— Добро пожаловать в семью, брат Йорген, — торжественно возвестила вампиресса.

Голый мужчина радостно оскалился. Его рот опять разорвался в безгубую пасть.

— Ты умница, — сказал он и чувственно ткнулся своей страшной рожей в бледную девичью щёчку.

— Именно такое имя я всегда хотел. Но, всё же, объясните мне, милые дамы — кто мы такие есть?

— Долгая история, — ответили обе в унисон и переглянулись.

— Надо было тебя убить, — сказала первая, — Меньше было бы возни.

— Вот, что бывает, когда думаешь не головой, а дыркой, — согласилась вторая, — В любом случае, ты это узнаешь, любимый Йорген. Но для начала ты должен узнать другие важные сведения. К примеру, как отрастить отрубленную руку или ногу. Как пришпиндорить назад отсечённую в бою голову, особенно, если та скатилась в реку и её отнесло мили на три вниз по течению. Что делать, если тебя привязали к жерлу пушки, а потом из неё выстрелили. Как быть, если сначала сожгли, а из пушки выстрелили уже пеплом. Как охмурять светских красавиц и отжимать у них деньги по-хорошему. Что делать, если по-хорошему не выходит. Почему нужно спать в гробу. В общем — сначала курс арифметики и чистописания, а потом уже история, философия и естествознание. Понял?

— Понял, — невесело ухмыльнулся Йорген.

— А на сегодня урок закончен, давайте убираться с этой сраной крыши, — Флёр пнула черепичинку.

Та метнулась со скоростью арбалетного болта и сорвалась вниз, увлекая вниз лавину своих багряных товарок.

— Ты должен прикрыть своё мёртвое тело. И выбрать себе титул. У нас у всех есть титул. У тех, кто труъ, и у тех, кто такие, как мы, — подмигнула Арманда.

— Я — баронесса, — заявила Флёр.

— А она, — ноготь, что был уже не тигриным когтем, а обыкновенным — детским и обкусанным — ткнул сестру в плечо, — Она — графиня.

— Я буду шевалье, — безапеляционно заявил Йорген, и сёстры моментально склонили прелестные головки, присев в лёгком реверансе.

— Отправимся в замок, шевалье, там наверняка найдётся что-то, что может оказаться достойным прикрыть вашу дохлую пипиську.

Обнажённый мужчина взял за руки обеих близняшек. Одна из них сжимала укороченный штурмовой вариант армейской винтовки, а вторая трепетно прижимала к груди воронёную сталь самозарядного ружья. Троица слегка разбежалась, а затем сиганула с крыши вниз — на заваленную мусором и свежим снегом узенькую улочку постапокалиптической Риги.

* * *

Соткен плакала. Она плакала и её солёные слёзы стекали на ремень, плотно стискивающий её шикарную грудь. Она плакала и думала о Харли, разбитой мечте, её несостоявшейся половинке, негоднике, что сбежал от неё, бросил одну. Мысли о нём помогали ей грызть плотную материю. Осознавание того, что кому то уже удалось совладать с подобными путами, придавало ей силы. И эластичная тряпка поддавалась. Соткен материлась, плакала и грызла мокрый от слёз ремень.

Броневик жутко трясло и мотало из стороны в сторону. Казалось, что его колёса сражаются с ярыми заносами песчаной пустыни. Ньяла дёрнулась и замерла. Соткен прекратила терзать свои путы и подняла зарёванное лицо, пытаясь разглядеть что-либо сквозь узкое боковое стекло. Но тёмные очки, примотанные скотчем к её голове, и спутанные сальные космы, свисающие вниз, делали обзор окрестностей невозможным.

— Stupefacente! Восхитительно! — раздался приятный итальянский баритон со стороны пассажирского кресла.

— Прекрасное место, чтобы умереть, — продолжил епископ, любуясь окрестностями через опущенное стекло.

На этот раз из грязных уст Его Преосвященства звучала чистая правда.

Брутальный протектор «Ньялы» увяз в белом песке — вековой смеси ракушек, камушков, рыбьих экскрементов и прочих окаменелостей, что, возможно, когда-то тоже были живыми существами. Песчаная полоса рассекала свинцовую водную гладь кривым белёсым рубцом, а на самом кончике острой косы вздымалась вверх гордая чёрно-белая башня, увенчанная зубчатым железным венцом. Пара невысоких, крепеньких зданий, с потемневшими от ветра и соли стенами, крепко прижимались к круглому стволу, устремлённому вверх, в сумрачное балтийское небо.

— Извечная, неистовая, лингамная мощь, — восхищённо бормотал горбун, вставая со своего кресла и направляясь в сторону кресел десанта, — Mio cuore, любимая, ты прекрасно держишься, и теперь настало время отдохновения.

Его огромная ладонь пошарила за пазухой проклёпанной бригантины и на свет появился шприц и стеклянная ампула. Шприц забулькал, наполняясь.

— А после мы пойдём прогуляемся — осмотрим эту красоту, и найдём место для надёжной засады.

Горбун склонился над Соткен, ласково приподнял свисающие волосы и кривушка вызывающе вскинула голову. На Теофила Руха в упор смотрели два красных зарёванных ока — сталь окрасилась кровью. С уголков рта женщины свисали полоски прогрызенного изнутри скотча, по подбородку текли слюни, а к губам прилипли измочаленные кусочки ткани. Разноцветные глаза епископа вмиг сфокусировались на прелестном личике, но это ему не помогло. У Соткен было два варианта: первый — высказать всё накопившиеся прямо в лицо этому предателю — высказать это на любимом немецком, и в самых излюбленных выражениях. Но она предпочла второй вариант.

Невенку Оскаала подбросила в воздух та же мистическая сила, что поднимает над землёй котов, застигнутых врасплох. Она метнулась вглубь салона, где ошалевший от боли, истошно визжащий калека прикладывал огромным кулаком худенькую женщину, привязанную к десантному креслу. Кровь летела во все стороны сочными, вязкими брызгами. Соткен хрипела, булькала, но челюстей, плотно сомкнутых вокруг епископских пальцев, не разжимала. Её тело вздрагивало при каждом ударе — горбун явно обезумел от боли. Наконец кривушка конвульсивно содрогнулась и обмякла. Горбун, тоненько пища, сполз на пол рядом с креслом. Его рука всё ещё оставалась во рту у женщины.

— По-моему я убил её, — простонал епископ, — Будь я проклят.

— Наконец-то, — облегчённо выдохнула подоспевшая Невенка.

Она заботливо склонилась над двумя инвалидами, но хлёсткая пощёчина заставила её отшатнуться. Невенка с трудом устояла на ногах — горбун обладал поистине чудовищной силой. Она громко засопела, держась за разбитую скулу.

— Прости, но я действительно её люблю, дурочка, — извинился епископ, — Принеси что-нибудь острое.