Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук

– Еще один вопрос. Как вы меня нашли?

– После того, как ваш корпус в марте попал в окружение, мы обратились к нашим немецким коллегам. Среди пленных вас не было, но пометка на ваших данных осталась. Мы прошерстили вышедших из окружения – никто ничего не мог о вас вспомнить. Тогда предположили самое худшее, но тут вы опять всплыли уже в другой части. Стоило только послать за вами людей, как опять пропали. Машину потом нашли, даже труп водителя идентифицировали. И вдруг неожиданно ваша фамилия всплывает в дулаге под Орлом, да еще с пометкой «расстрелян при эвакуации лагеря». Но я не верил, нет, не верил, что вас можно просто так расстрелять. И как видите, не зря. Система сработала второй раз уже здесь в Германии. Но скоро мы с вами распрощаемся, надеюсь, навсегда.

– Быстрее бы.

– Быстрее? Да вы себя в зеркале давно видели? У вас же такой вид, будто только что из концлагеря сбежали.

– Пошутил, да? Тебя, козла, туда хотя бы на пару дней! Гнида ты натуральная.

– Хорошо, признаю – шутка была неудачной. Но извиняться не собираюсь.

– Засунь свои извинения себе…

Минуты через две поток моего красноречия иссяк, и Джеймс, наконец, продолжил:

– Для начала, за месяц вас подлечим, откормим. Вот тогда можно и назад возвращаться. А пока отдыхайте и набирайтесь сил. Не буду вам мешать.

Потянулись однообразные больничные дни. В принципе, ничего такого, что могло приковать к больничной койке, у меня не было. Слишком мало времени я провел в плену, а на ремонте железнодорожных путей некоторые пленные работали уже не первый год и помирать пока не собирались, хотя некоторые и не выдерживали. Стерегли меня строго, за дверью всегда находилась пара охранников. В туалет, в душ, только в сопровождении и так, чтобы все время был на глазах. Каждый день на два часа выводили на прогулку. Почетный эскорт следовал в трех метрах позади, готовый действовать в любую минуту.

Кроме охранников со мной общались доктор и медсестра. Доктор осматривал меня раза два в неделю, ничего, естественно, не находил. Нормальный такой доктор, эсэсовский: приказали – лечит, прикажут – вколет воздух в вену. Никаких эмоций. Медсестра – белокурая фройляйн, лет двадцати. Мечта истинного арийца: губки бантиком, носик чуть вздернут, глазки голубенькие-голубенькие, тупенькие такие, просто прелесть. И подержаться есть за что, во всех местах. Трижды в день она приносила пищу из госпитальной кухни и уносила грязную посуду. Стоило ей перешагнуть порог моей камеры-палаты, как глазки ее леденели, губки брезгливо поджимались. Понимаю, тяжело ей, истинной арийке, за славянской свиньей ухаживать. Не иначе накосячила где-то и сюда ее сослали в наказание.

Зато как она щебетала с охранниками у двери! Я, естественно, ничего не понимал, но слушал, скучно потому что. Самому-то поговорить не с кем, ни врач, ни медсестра, ни тем более охранники по-русски ни слова не знали, да и я в немецком недалеко продвинулся. И еще одного я никак не мог понять: лагерные вахманы все сплошь из выздоравливающих, всех, кто с двумя руками, ногами и глазами гонят на восточный фронт, а меня постоянно охраняют два здоровенных лба. Но они же еще и меняются! Итого четверо на меня одного, вроде как при деле. При том, что бежать я не собираюсь. Нет, конечно, ни Германию, ни Гитлера эта четверка спасти не может, но… А сколько таких еще по тылам кого-то охраняют? Тенденция, как говорится, налицо. Ничего, и двух лет не пройдет, как до всех доберутся.

Спустя месяц я уже привыкать к такой жизни стал, меня опять посетил сэр Джеймс. Когда он вошел, я в первое мгновение его не узнал. Сэр как-то осунулся, потух и постарел лет на десять, похоже, у него большие проблемы.

– Вы за мной?

– Да, собирайтесь. Ах да, – спохватился он, – у вас же нечего собирать. – Сейчас вам сделают укол снотворного, отвезут на нашу здешнюю базу и отправят в свое время.

– У вас проблемы? Они связаны со мной?

– Нет, нет у меня никаких проблем. Вообще никаких.

Врет. Сразу видно, что врет. И проблемы его именно из-за меня. Сэр Джеймс направился к выходу, но в дверях задержался и, обернувшись, спросил:

– А что бы вы сделали с человеком, открывшим возможность путешествия по времени?

– Убил!

Это слово сорвалось с моего языка еще до того, как я успел дослушать вопрос до конца. И сейчас это было правдой – убил бы. Пристрелил не задумываясь, нож всадил в гада в тот же миг, как только представилась возможность, душил бы и чувствовал утекающую между пальцев чужую жизнь, не испытывая ни малейших угрызений совести.

Стоявший в дверях постаревший сэр разглядывал меня пристальным немигающим взглядом так, будто увидел впервые.

– Что вы так на меня уставились? Или у меня третий глаз на лбу появился?

Англичанин проигнорировал мой вопрос, похоже, он глубоко ушел в свои мысли, потом задумчиво повторил:

– Убил.

Джеймс слегка тряхнул головой и вернулся обратно из своих размышлений, взгляд его опять стал живым и осмысленным, видимо, он принял какое-то решение. Уже поворачиваясь, чтобы уйти, он обронил:

– А ведь всего через месяц после вашего возвращения он защитит диссертацию на физфаке университета. И поторопитесь, у вас будет не больше двух месяцев.

Щелкнул замок, и теперь была моя очередь замереть с полуоткрытым ртом – только что Джеймс сдал мне ключевую фигуру во всей этой истории и прозрачно намекнул, что с ним нужно сделать. И в какие сроки.

Очнулся я в темноте, но сразу понял, что лежу у себя в гараже между стеной и машиной. Выбравшись из этой щели, толкнул ворота – не заперты. Несколько минут постоял, вдыхая прохладный осенний воздух, голова понемногу начала проясняться. С возвращением Гар… хрен с ним, пусть будет Джеймс, не соврал. Но что он имел в виду, когда говорил о двух месяцах? Через два месяца неведомый пока гений-злодей свалит из зоны досягаемости или эти два месяца отведены мне? Непонятно, но в любом случае за месяц надо успеть. А про какой университет он мне говорил? По стране их. Нет, он не полный идиот, был бы какой-нибудь Новосибирский – так бы и сказал. Будем исходить из того, что университет местный, возможно, Московский. Если это так – найду.

Кстати, а с чего бы это Джеймс на такое пошел? Ведь понимает, чем все это может закончиться, и для него лично тоже. Значит, альтернатива его не устраивает еще больше.