Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук

Два десятка старожилов быстро разъяснили нам местные реалии. Жили они здесь практически автономно, работали на фирму, занимающуюся ремонтом железнодорожных путей. Рабочий день по десять-двенадцать часов, невзирая на погоду. Работа тяжелая, но и кормят значительно лучше, чем в лагере. Даже ежемесячно платили зарплату от фирмы – по десятку-другому пфеннигов, причем платили по-разному: кто плохо работал – получал меньше, за этим следил мастер. Но самое главное было то, что сбежать из-под такой охраны не составляло никакого труда, а до швейцарской границы «всего» около ста двадцати километров. Осталось только продумать, как преодолеть эти самые километры, особенно последний.

Изнутри барак был разделен перегородкой. С одной стороны перегородки обитали мы, с другой – четыре солдата и унтер-офицер. Солдаты здесь назывались вахманами – солдатами, несущими вахту. На двери с нашей стороны надпись на немецком «Не входить», мы и не входили. На окнах железные решетки и деревянные ставни. Вдоль стен стоят двухэтажные железные койки. На койках лежат бумажные тюфяки, набитые соломой. Койка застлана старым байковым одеялом, используемым в качестве постельного белья. Второе одеяло служит собственно одеялом. Посреди комнаты стоит буржуйка. Обстановку дополняли длинные деревянные столы и скамьи. На ночь барак запирался, а во двор выпускали сторожевую собаку.

Подняли нас в шесть утра. Двое пленных с одним вахманом отправились за завтраком, который готовил для нас ближайший «гастхаус». Остальные наводили порядок в бараке. В пределах огороженного периметра находились уборная и комната для умывания – «вашераум». На крыше этого сооружения стоял бак, в который насосом из речки подавалась вода. Утром там можно было умыться, а вечером даже постирать одежду. Потом завтрак из миски баланды и половины хлебца. Хлебцы эти пекли в том же гастхаусе, на день двоим полагался один такой хлебец.

Если до места работы было недалеко, то гоняли пешком, если далеко – везли в товарном вагоне. Двое, заявившие, что они больны, могли оставаться в бараке. «Болели» пленные по очереди, давая отдых наиболее обессилевшим. Нередко наша команда делилась на более мелкие группы, которые работали под охраной одного-двух вахманов. Еще большее удивление вызвал тот факт, что вместе с нами работали гастарбайтеры из других стран: поляки, чехи, румыны, даже один итальянец. Причем многие из них приехали на работу в Германию еще до войны, да так и остались работать на частную немецкую фирму. После войны, когда страны Восточной Европы окажутся за «железным занавесом», сбудутся ночные кошмары всех нацистов, и их место займут турки и арабы. Экономика Германии всегда нуждается в дешевой рабочей силе.

Работа начиналась и заканчивалась по свистку мастера, пожилого фрица, носившего в петлице значок с шестеренкой и свастикой. Мастер был сух и требователен со всеми, и с пленными, и с гастарбайтерами. Никому не доверяя, проверял уплотнение щебенки под шпалами ударом острой кирки. Мастера побаивались, поскольку по его жалобе запросто могли отправить обратно в лагерь, чего никому не хотелось. Помощником мастера называли молодого здоровенного немца, не попавшего в армию только по причине умственной отсталости. Но он был немец, поэтому, несмотря на тупость, считался помощником мастера. Пленных он люто ненавидел, постоянно нас задирал и, если бы ему дали в руки оружие, то не сомневаюсь, первым делом он перестрелял всех нас.

Работа наша заключалась в ремонте железнодорожных путей и насыпи. Мы таскали тяжелые, пропитанные шпалы, грузили и разгружали гранитную щебенку. Наиболее тяжело было переносить железными цангами стальные рельсы. Неподалеку, где-нибудь на возвышенности располагался «зихерпост» – старый немец-железнодорожник с рожком. При приближении поезда он дул в свой рожок, по этому сигналу мы прекращали работу и убирались с насыпи.

По возвращении в барак нас обыскивали, но не очень тщательно, поэтому пленные всегда протаскивали в барак относительно свежую газету, выброшенную из проходящего поезда. Если отбросить пропагандистскую шелуху, то немецкая пресса довольно точно давала положение на фронте, а среди пленных один, носивший кличку «Саратовский», неплохо говорил по-немецки и мог читать. До войны он жил среди поволжских немцев, там и научился. В плену, работая наравне со всеми, он выполнял функции переводчика, а мы благодаря ему были в курсе текущих дел.

Между тем к концу третьего дня у меня уже сложились первоначальные наметки плана побега. Их я изложил Хватову, когда вечером после работы мы уединились в уборной.

– Надо напроситься пойти с вахманом за завтраком. Тут даже хлеб копить не надо, получим сразу на двадцать пять человек, двоим до швейцарской границы должно хватить.

Правда, мы оставляли без дневной хлебной пайки своих товарищей, но я надеялся, что они нас поймут, хотя, возможно, и не все. Если в этом пункте ефрейтор был со мной согласен, то дальше начинались расхождения: я хотел уйти по-тихому и вахмана не трогать, Хватов жаждал его крови.

– Винтовка нам пригодится, в случае чего – бой примем.

– Толку от той винтовки, – возражал я. – Вахманы полный боекомплект с собой не таскают, судя по количеству подсумков, всего четыре-шесть обойм. Много ты с двумя десятками патронов навоюешь?

– Сколько смогу, все мои будут.

– Вот именно. Если без крови уйдем, то немцы, может, и искать нас не будут. Понадеются на пограничников или на местных. А если вахмана замочим, то тогда наверняка получим на хвост погоню с собачками, прочесывания местности и прочую прелесть. А оно нам надо?

Какую прочую я не знал, но на кровожадного ефрейтора мои доводы, похоже, подействовали. Второй трудностью была одежда. Для работы нам выдали форму из запасов армий, оккупированных немцами стран, перекрашенную в жуткий сине-зеленый цвет с надписями белой краской «SU», сделанными на правом колене, левой части груди, правой лопатке и пилотке. Затеряться в таком наряде было невозможно, я предложил надеть под нее нашу красноармейскую форму, оставшуюся еще с фронта.

Для отрыва от погони предполагалось использовать немецкий же железнодорожный транспорт. На нужном нам направлении был крутой поворот, где поезда двигались с минимальной скоростью. Вполне реально было на ходу незаметно забраться на тормозную площадку или на платформу. До следующей станции, где поезд мог остановиться, километров двадцать. Хорошее расстояние, чтобы сбить возможную погоню со следа и нарастить отрыв. Дальше был абсолютный туман. Карты, компаса и прочего у нас не было, но и расстояние, которое требовалось пройти, также невелико. В крайнем случае по солнцу или звездам сориентируемся. Идти будем по ночам. Но как преодолевать границу, я даже не представлял. О системе охраны не было ни малейшего представления, о схеме расположения постов можно было только мечтать. Причем стрелять в нас могли начать