Власть и наука - Валерий Сойфер

Презент назвал еще нескольких генетиков, не нравящихся ему -- Н.П.Дубинина, Ф.Х.Бахтеева, М.Л.Карпа и других (фамилии М.Е.Лобашова и Г.Г.Тинякова он переврал). Но главный удар пришелся по персоне Жебрака. Его по требованию Презента надлежало "разоблачить и вытравить" в первую голову.

Этот выпад желанной цели не достиг. Должного внимания на статеечку не обратили. Тогда Презент отправил ее еще раз -- в центральную газету "Культура и жизнь", однако из редакции презентовский текст послали Жебраку с просьбой дать свою оценку статье. Получив обстоятельный ответ Антона Романовича, редакция ответила Презенту, что не видит оснований вступать в обсуждение вопроса, не являющегося профильным для газеты (99).

Но вся эта закрытая пока от глаз ученых и жителей страны полемика могла оставаться закрытой только до того момента, пока не были обнародованы сталинские директивы по борьбе с "безродными космополитами". Сразу после их озвучивания ситуация резко изменилась. Как только "Закрытое письмо" стало известным Лысенко и Презенту, их возможности в нанесении удара по генетикам и по Жебраку в первую голову, неимоверно возросли. Их не нужно было учить, в каком направлении надо строить свои нападки на генетиков. Хотя с момента публикации жебраковской статьи и отправки им писем Маленкову прошло уже несколько лет, Лысенко решил, что важен не срок, а возможность расплаты за прошлое унижение. Можно и нужно было использовать изменения в политической обстановке в стране и выставить сегодня Жебрака на роль предателя Родины.

И тем не менее несколько месяцев развить атаку не удавалось, пока во второй половине августа заведующим отделом науки и культуры "Литературной газеты" не был назначен "философ", которого знал Сталин, М. Б. Митин -- член ЦК ВКП(б) и депутат Верховного Совета СССР 3-го -- -5го созывов. Назначение Митина было сделано не без участия самого Сталина, который в это время решил всемерно усилить "Литературную газету", придав ей функции якобы независящего от властей выразителя мнения масс (свое желание Сталин изложил писателям на описанной выше встрече с ними 14 марта 1947 года /100/). А уж кто жаждал реванша в споре с генетиками, так это Митин, уже вписавший свое имя в число главных гонителей генетики своим руководством дискуссией в журнале "Под знаменем марксизма" в 1939 году (101).

Митин получил от ленинградского писателя Геннадия Фиша (давнего знакомого Презента еще с той поры, когда Фиш учился на факультете общественных профессий ЛГУ) статью с ругательствами и оскорблениями в адрес Жебрака. Но одного имени Фиша для мощного удара было маловато. Поэтому Митин позвонил двум самым известным в стране поэтам того времени -- А.Твардовскому и А.Суркову, попросив их подписаться под опусом Фиша. Оба поэта ничего ровным счетом в генетике не понимали, но перечить члену ЦК партии не посмели, и 30 августа 1947 года в "Литературной газете" появилось письмо за тремя подписями (102), в котором, в частности, говорилось:

"Мы оставляем в стороне противоречие между утверждением Жебрака о том, что Лысенко является только агрономом-практиком, и обвинением того же Лысенко в "чистой умозрительности". Но нельзя не возмутиться злобным, клеветническим заявлением Жебрака о том, что работы Т.Лысенко, по существу, мешают советской науке и что только благодаря неусыпным заботам Жебрака и его единомышленников наука будет спасена. И залог этого спасения А.Жебрак видит в том, что он не одинок: "Вместе с американскими учеными, -- пишет Жебрак в журнале "Сайенс", -- мы, работающие в этой же научной области в России, строим общую биологию мирового масштаба". С кем это вместе строит Жебрак одну биологию мирового масштаба? ...

... Гордость советских людей состоит в том, что они борются с реакционерами и клеветниками, а не строят с ними общую науку "мирового масштаба" (103).

Сталин начинает борьбу с "безродными космополитами",

и Лысенко использует её для атаки на своих противников

Конечно, эти идеологические споры не имели отношения к безрезультатным практическим обещаниям Лысенко, несшим стране одни беды. Хотя некоторые члены Политбюро ЦК партии уже готовы были отступиться от Лысенко, осознавая несомый им стране вред, Сталин продолжал упрямо верить новатору. Новый "гауляйтер" в сталинском окружении -- Михаил Андреевич Суслов стал смотреть на позицию вождя как на аксиоматическую истину и полностью подчинился мнению Сталина. Во всяком случае в те же дни в Управлении агитации и пропаганды, где годами зрели антилысенковские настроения, обстановка вдруг разом переменилась. Новый секретарь ЦК партии по идеологии лично распорядился опубликовать в "Правде" 2 сентября 1947 года разгромную статью мало кому известного кандидата экономических наук И.Д.Лаптева, смело подписавшегося под статьей профессором. В еще более категоричных тонах, причем перевирая слова Жебрака, автор статьи продолжил обвинения его в антипатриотичности и предательстве "интересов Родины" (104). Многие фразы из "Литературной газеты" и из статьи Презента в "Ленинградской правде" были Лаптевым повторены, что указывает на хорошее дирижирование действиями "публикаторов". По словам Лаптева:

"А.Р.Жебрак... вместе с реакционнейшими зарубежными учеными унижает и охаивает нашу передовую советскую биологическую науку и ее выдающегося современного представителя академика Т.Д.Лысенко, ...потерял чувство патриотизма и научной чести... ослепленный буржуазными предрассудками, презренным низкопоклонством перед буржуазной наукой он встал на позицию враждебного нам лагеря" (105).

Лаптев не скупился на выражения типа: "с мелкобуржуазной развязностью обывателя", "разнузданно", "клеветник" и т. п. Упомянул он и о Дубинине, также осмелившемся опубликовать в том же презренном американском журнале статью, в коей он будто бы обругал замечательные достижения мичуринской биологии. Заключительные фразы статьи напоминали стиль 37-го года:

"К суду общественности тех, кто тормозит решение этой задачи (в кратчайший срок превзойти достижения науки в зарубежных странах), кто своими антипатриотическими поступками порочит нашу передовую советскую науку" (106).

Статья в "Правде" была уже нешуточной акцией12 . Всё, что появлялось на страницах этой центральной партийной газеты, становилось руководством к действию -- заклейменных газетой ждали лагеря, прославленных -- ордена.

Однако времена менялись и безоговорочного согласия со всем, о чем писала газета, не было. С протестом против позиции газеты обратилась к Секретарю ЦК партии А.А.Жданову сотрудница Государственной комиссии по сортоиспытанию селекционер Е.Н.Радаева (107). С нескрываемым возмущением она писала о Лысенко и его "подпевалах", утверждала, что

"за короткий срок акад. Лысенко развалил ВАСХНИЛ... [которая] превратилась в пристанище шарлатанов от науки и всякого рода "жучков"...Одновременно акад. Лысенко захватил в свои руки с. х. печать... Лысенко удалось полностью заглушить критику его ошибок. Но вместе с критикой заглохло и развитие с. х. науки" (108).

Решительно отозвавшись о статье Лаптева как о совершенно неверной и по сути и по форме, Радаева не боялась писать в ЦК партии следующее:

"Расправой над отдельными учеными с использованием политической ситуации акад. Лысенко пытается спасти свое пошатнувшееся положение, страхом расправы удержать от критики остальных ученых и, воспользовавшись созданной им суматохой, захватить снова в свои руки с/х Академию в предстоящих выборах.

Одновременно, припертый к стене, он капитулирует в основных своих теоретических положениях. В частности, он всенародно на коллегии Министерства сельского хозяйства уже отрекся от созданной им системы сортосмены, почувствовав, что все-таки придется отвечать за бесплодие этой системы.

Зазнавшийся интриган и путаник! Убаюканный лестью окружающих его подхалимов: он не заметил, что за годы Советской власти выросло поколение советских ученых, которых не запугаешь террором, не введешь в заблуждение спекуляциями, которым не преподнесешь махизм под флагом диалектического материализма. Этим ученым пока негде сказать свое слово, но они терпеливо ждут своей очереди.

Акад. Лысенко, кажется, еще не осознал, что созданное им учение -- это не больше чем поганый гриб, сгнивший изнутри и только потому сохраняющий свою видимость, что к нему еще никто не прикасался...

Можно согласиться с предложением проф. Лаптева о привлечении к суду общественности антипатриотов, но скамью подсудимого заслуживает акад. Лысенко и его подхалимы..." (109).

Письмо Радаевой поступило в ЦК партии 4 сентября. На следующий день Жданову написал Жебрак (110). Еще более сильное письмо, наполненное фактами провалов Лысенко на фоне успехов генетиков, направил в тот же адрес 8 сентября 1947 г. И.А.Рапопорт (111). В тот же день в ЦК партии пришло аргументированное письмо заведующего кафедрой Московского университета Л.А.Сабинина (112). 10 сентября краткое письмо направил Жданову крупнейший советский селекционер П.И.Лисицын. Он писал: