Психология телесности - Александр Тхостов

Быстрота и адекватность смены конструктов зависят от огромного числа психологических факторов, к конкретному анализу которых мы еще обратимся: когнитивного стиля, степени ригидности или гибкости, когнитивной дифференцированности, структуры категориальной системы, ее артикулированности, возможностей или ограничений действий и манипуляций с объектом и пр. Существуют случаи особой ригидности концептуальных систем, в силу той или иной патологии практически не поддающихся коррекции. В качестве примера можно назвать бредовые конструкции, особенность которых заключается не столько в степени ложности лежащей в их основе идеи (случай, довольно нередкий и в норме), сколько в полной ее некоррегируемости и непроницаемости для опыта. При столкновении идеи и реальности искажается реальность, причем до пределов, приводящих к летальному исходу (идея о собственной невесомости, например, в этом случае не коррегируется практикой падений).

Адекватность восприятия в значительной степени определяется качеством его проверки, возможностями манипулирования, сопоставления, практической деятельности, изменения позиции. Сужение возможностей такой проверки может приводить к стойким иллюзиям и неадекватности восприятия. Поскольку мир дан нам не непосредственно, а через инструмент наших ощущений, то при невозможности проверки мы будем относить искажения, рожденные самим инструментом, к качествам реальности.

П. Фейерабенд (1986) приводит очень интересный случай феномена, который стоит разобрать подробнее. Это неадекватность восприятия космических объектов при помощи телескопа, обнаруженная сразу же после его изобретения и служившая сильным аргументом противников Галилея. Смысл этого феномена заключается в том, что если при рассматривании земных объектов телескоп демонстрировал хорошие результаты, то наблюдения неба были смутными, неопределенными и противоречили тому, что каждый мог видеть собственными глазами. «Некоторые из этих трудностей уже заявили о себе в отчете современника Avvisi, который заканчивается замечанием о том, что “хотя они (участники описанной встречи. – П.Ф.) специально вышли для проведения этого наблюдения… они все-таки не пришли к соглашению о том, что видели”. <…> “Это могут засвидетельствовать самые выдающиеся люди и благородные ученые… все они подтвердили, что инструмент обманывает”…» (Фейерабенд, 1986, с. 266–267).

Самим Галилеем были описаны явления, совершенно противоречившие как современным ему, так и более поздним наблюдениям. На рисунке Луны, сделанном им с помощью телескопа, нельзя обнаружить ни одной черты, которую можно было бы с уверенностью отождествить с какими-либо известными деталями лунного ландшафта. Объяснение таких явлений заключается, в частности, в том, что, как это отмечал уже Аристотель, органы чувств, работающие в необычных условиях, способны давать необычную информацию (Owen, 1961). Человек знаком с близлежащими земными объектами и поэтому воспринимает их ясно, даже если их телескопический образ значительно искажен. При рассмотрении же небесных объектов невозможно опереться на нашу память для отделения черт объекта от помех. Все знакомые ориентиры (задний план, перекрытие, параллакс, знание размеров предметов) отсутствуют, когда мы смотрим на небо, поэтому и появляются новые и неожиданные феномены. Добавим, что при рассматривании небесных объектов трудно проверить на практике получаемые знания.

Кроме того, наблюдатель может находиться под влиянием устойчивых позитивных иллюзий, связанных с его представлениями об устройстве неба. Так, например, кольцо Сатурна в то время «видели» как 2 спутника. «“Луну описывают согласно тем объектам, которые, как считают, можно воспринять на ее поверхности” (Kästner, 1800 <…>), “Мэстлин увидел на Луне даже ручей” (Kepler, 1865 <…>); см. также записные книжки Леонардо да Винчи… “Если вы помните подробности наблюдаемых на Луне пятен, вы часто обнаружите в них большие изменения – в этом я убедился, зарисовывая их. Это происходит под действием облаков, поднимающихся от лунных вод…”»(Фейерабенд, 1986, с. 273). Большой обзор фактов изменчивости образов неизвестных объектов в зависимости от представлений о них содержится в работе В. Рончи (Ronchi, 1957). Для того, чтобы значительное число телескопических иллюзий исчезло, потребовалось создание И. Кеплером теории телескопического видения. Аналогичные феномены описаны для наблюдений с помощью микроскопа (Tolansky, 1964).

Эти примеры, демонстрирующие легкость возникновения иллюзий в условиях ограничения практики, имеют большое значение для понимания особенностей интрацепции, характеризующейся крайне ограниченными возможностями манипуляции, активных действий с источником стимуляции, находящимся, как правило, внутри тела. В этом смысле объект для интрацепции менее доступен, чем Луна для зрения. Ипохондрические иллюзии, связанные с ложными идеями о тех или иных внутренних повреждениях, весьма легко образуются, но с большим трудом поддаются коррекции. Форма переживания этих ощущений, в первую очередь, определяется усвоенными представлениями. Так, при истерии локализация поражения соответствует не реальному анатомическому строению организма, а субъективным ожиданиям пациента (Ходос, 1974). Огромный материал для анализа зависимостей такого рода дает этнография и история медицины (Howells, 1975; Якубик, 1982; Carry, Feher (ed.), 1980). На собственном опыте каждый знает, насколько трудно определить и точно локализовать необычное или новое, ранее не испытанное телесное ощущение. Оно лабильно, неотчетливо, изменчиво и единственным способом его более точного определения служат своеобразные викарные формы манипулирования: ощупывание, перкуссия, изменение положения тела и пр. Даже для точной локализации зубной боли требуется пропальпировать всю челюсть. Медицинская статистика полна случаев неправильной оценки и локализации болезненных ощущений, приводящих зачастую к безосновательному оперативному вмешательству.

Г.Е. Рупчев (2001) подчеркивает, что невозможность непосредственного взаимодействия с сердцем или, например, со своим желудком делает невозможной четкую квалификацию их границ, как это возможно с предметами внешнего мира или с видимыми участками своего тела. Не имея стабильных границ, внутреннее тело, соответственно, не получает статуса полноценного объекта в сознании, так как оно лишено необходимых для этого характеристик и свойств.

Эта особенность внутреннего тела позволяет рассматривать его восприятие в качестве «первичного психического процесса»[5], характеризующегося снижением контроля за объектом и широкими возможностями искажения, связанными с тем, что «первичные психические процессы» (мечты, сны, фантазии, грезы) подчинены не «принципу реальности», а «принципу удовольствия» и допускают высокую степень свободы интерпретации. В переживаниях внутреннего телесного опыта реализуются, в первую очередь, не объективные характеристики стимула, вызывающие эти ощущения, а скорее проекция аффективных составляющих самосознания: страхов, ожиданий, желаний. Результат «первичных психических процессов» – отражение не объективной реальности, а фантазматических представлений о ней, порождающее феномены, близкие к «галлюцинациям воображения».

На близость восприятия внутреннего тела к первичным психическим процессам указывал Гроддек (1917), описывая динамику сновидений и органической симптоматики. Он сформулировал концепцию сходства генеза органических симптомов с формированием сновидений и невротических симптомов. Он утверждал, что «не существует принципиального различия между психическими и органическими процессами… Оно проявляет себя в большей мере то психическим, то органическим путем» (Цит. по: Рупчев, 2001).

2.5. Проблема объективации телесности

И, наконец, последняя особенность интрацептивного восприятия, нуждающаяся в прояснении, – это его предметность, объективированность. Это самое фундаментальное качество сознания, которое, конечно, следовало бы обсудить в первую очередь. Однако, поскольку объективированность проявляет себя не непосредственно, а через качества модальности, чувственного наполнения и значения, сделать это до их выделения и определения затруднительно. Несмотря на то, что предметность – самое очевидное качество сознания, оно с наибольшим трудом поддается анализу.

В самом общем виде предметность заключается в том, что чувственное содержание относится во-вне сознания. «Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают реальность сознательной картине мира, открывающейся субъекту. Что, иначе говоря, именно благодаря чувственному содержанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в сознании, а вне его сознания – как объективное “поле” и объект его деятельности» (Леонтьев А.Н., 1975, с. 134). Раскрывая содержание понятия «чувственной ткани», А.Н. Леонтьев наряду с чувственным содержанием включил в него и объективированность, «отнесенность», понимаемую как имманентное качество чувственного образа.