Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Словом, бред какой-то. Меня трясло от возбуждения. При мне еще никто никого не вызывал на дуэль.
— Юля, это ужас! — прошептала я. — Аларих убьет этого старичка!
— Еще не факт.
— Но Алариха-то не убьешь. Он-то бессмертен!
— Еще не факт.
— Да что ты заладила одно и то же! Юля! Дуэли! Это же запрещено!
— Фигушки! У нас в Щедром дуэли разрешены с марта прошлого года. Думское постановление. Отстаешь от жизни, подруга.
А опечаленная Эстрелья, отбросив букет, меж тем увещевала Алариха:
— Алик, милый, откажись от дуэли! Ну зачем тебе это!
— Я пущу ему кровь! — жестокосердно отвечал Аларих. — Пусть знают, каковы настоящие вампиры!
— Я больше никогда не буду танцевать, обещаю тебе, — каялась Эстрелья. — Только откажись драться.
— Ну это ты напрасно, сестричка! — возмутилась Юля. — Тебе надо танцевать, ты прирожденная танцовщица. Ты выглядела гораздо лучше, чем эти мороки.
— Что? — изумилась Эстрелья. — Эти цыгане — мороки?
— Ага, — беспечно кивнула Юля. — Мороки. Весь табор.
— И кто же их наслал?
— А это не насылаемые. Так называемые автономные. Но дело не в этом. Эсси, ты не переживай за Алариха, пусть себе рапирой помашет. Это весело. Счет, пожалуйста!
Юля и Эстрелья расплатились по счету. Я было заикнулась о том, что отдам им деньги, но они посмотрели на меня такими глазами…
Мы вышли из ресторана и остановились в небольшом скверике.
— Ночь еще молода, — бесшабашно заявила Юля. — Куда пойдем, чем займемся?
— А знаете что, — протянула я. — Мне нужно кое-куда отлучиться.
— То есть? — удивилась Юля. — Ты же не…
— Нет, нет, ты не поняла. Я хочу посетить кладбище.
Свою могилу. Я там давно не была и чувствую, что пора бы туда сходить.
— Сходим вместе. Ты не против нашего общества?
— Нет, я буду очень рада. Это все равно, как если бы вы навестили меня у меня дома.
— Тогда пошли на стоянку такси, — сказала Юля. — Тебя на каком кладбище похоронили?
— На Новоспасском.
— Путь неблизкий. Такси пригодится.
… На стоянке как раз дремала новенькая "Лада-Приора", а в ней — шофер весьма кавказской наружности.
— Шеф, — коснулась его плеча Юля, — до Новоспасского довезешь?
Тот немедленно проснулся.
— Всэх вас?
— Да.
— Пицот рублэй. За всэх.
— Хорошо. А если ты нас там подождешь и привезешь обратно, даю полторы тысячи.
— Вах, красавица, как скажешь! Значит, эдем до Новоспасского парка…
Тут я должна сделать пояснение. У нас в Щедром с названиями негусто. Поэтому у нас есть Водопьяновский парк и Водопьяновский переулок, Новоспасский парк и Новоспасское кладбище. Кстати, одноименные парк и кладбище расположены на противоположных концах города.
А Юля меж тем пояснила:
— Нет, шеф, нам не в парк. Нам на кладбище.
Водитель дернулся:
— Вах, зачэм таким молодым-красивым на кладбище?
— Зачем — не твоя печаль. Вези, — ослепительно улыбнулась Юля.
— Харашо, — смирился водила. — Садитэсь.
И мы "сэли".
Миновав сумеречные пригороды и ряды аккуратных дачек, "Лада" с легким шуршаньем шин подкатила к громадным кованым воротам. Над ними литыми позолоченными буквами вилась надпись "Новоспасское кладбище". Буквы подсвечивались двумя фонариками и на фоне чернеющего неба смотрелись несколько инфернально.
— Приэхали, — немного нервно сказал водитель.
Еще бы! Занервничаешь тут, когда тебя просят приехать на кладбище в половине одиннадцатого ночи!
— Вы никуда не отъезжайте, — вынимая из сумочки двести рублей и протягивая их водителю, заговорила Юля. Глаза ее при этом фиалково поблескивали. — Вы нас дождетесь и отвезете обратно.
— Дождусь и отвэзу обратно, — механически повторил водитель, принимая сотенные бумажки и пряча их в барсетку. Глаза его немного остекленели. Он получил коан, и теперь все его мысли будут вертеться вокруг этого коана.
Мы вышли из машины. Роскошные кованые ворота кладбища в такой час, конечно, были заперты. Но рядом лепилась будочка привратника, а возле нее — небольшой проход, перегороженный обычным шлагбаумом.
— Ох, люблю я шлагбаумы, — хмыкнула Юля, вспоминая что-то из своей прошлой жизни.
Она деликатно постучала в хлипкую дверь будочки. Дверь отворилась, и на пороге появился старичок. Был он оборотнем, и в давние времена довольно известным. В девятнадцатом веке он наводил ужас на окрестности Щедрого, охотясь на овец, коз и даже людей. На него устроили облаву свои же соплеменники, поймали и приговорили к пожизненному заключению без права перекидываться. Но в девяностых годах двадцатого века старичка выпустили из тюрьмы за примерное поведение и устроили работать на кладбище. Он теперь ни на кого не охотился. Предпочитал маринованные баклажаны, сою и капусту брокколи.
— Благословенны будьте, — вежливо поклонилась старичку Юля.
— И вам благословение, светлая ведьма. Вам и вашим друзьям, — в ответ прошамкал старичок. — Что привело вас сюда в этот час?
— Моей подруге. — Юля указала на меня, — пришла пора посетить собственную могилу.
— А-а, умертвие, — понимающе кивнул старик, — Тогда я вас пропущу. Вампиры тоже с вами?
— Да, с нами.
— Надеюсь, вы будете вести себя прилично.
— Разумеется.
— У нас ведь тут вандалы объявились, — посетовал старик. — Разрушили два могильных памятника. Милиция искала, да что там…
— Какой ужас, — искренне посочувствовала Юля. — А к ведьмам обращались?
— Ведьмы дорого берут за такую работу, — вздохнул оборотень, — Вот если бы вы, госпожа…
— Я? — на миг задумалась Юля. — А почему бы и нет? Хорошо. Я попытаюсь найти этих вандалов и примерно наказать. А сейчас пропустите нас на кладбище.
— Конечно, конечно, — засуетился старик. — Вас, может быть, проводить?
— Нет, спасибо, я знаю дорогу, — улыбнулась я.
Шлагбаум со скрипом поднялся, и мы ступили на кладбищенскую землю.
И сразу на нас обрушилась тишина, как будто невзрачный шлагбаум отсекал все звуки внешнего мира.
— Куда идти, Тийя? — негромко спросила Юля.
— Сначала по главной аллее. Вот сюда.
Я взяла Юлю под руку, она приняла это как само собой разумеющийся факт, и мы пошли по гладко вымощенной главной аллее. Вампиры молча двигались следом. Эстрелья не расставалась с ненюфарами, и это, по всей вероятности, не нравилось Алариху. Он вообще был на взводе и дулся. Поэтому и молчал, как чопорный инглишмен.
По обе стороны от главной аллеи тянулись бесконечные ряды могил, осененных крестами или укрытых гранитными плитами. Щедрый — город небогатых людей, поэтому помпезные статуи в виде рыдающих ангелов или скорбящих дев встречались редко. То и дело попадались дорожки, ведущие в глубину кладбища, в переплетение склепов и могил.
— Нам сюда, — сказала я, и мы свернули на неширокую боковую дорожку, выложенную гранитной плиткой.
Могилы и кресты стали ближе. Дорожка иногда сужалась, и мы порой почти задевали руками выкрашенные серебряной краской оградки. Нечаянно мы спугнули несколько привидений (одно — привидение крошечного младенца), и они растаяли на фоне украшающегося первыми звездами неба.
Наконец у меня возникло такое чувство, будто я возвратилась домой.
Что ж, так оно и было. Мы стояли перед мраморной плитой, на которой были выбиты мои прежние имя, фамилия и годы жизни. А еще строчка из моего любимого стихотворения: "Не будет меня, но останутся звезды".
— Вот мы и пришли, — для чего-то объявила я. Все всем и так было понятно.
Эстрелья подошла к надгробию и молча закрыла слова "останутся звезды" букетом злосчастных ненюфаров.
— Спасибо, — прошептала я.
Все отошли на шаг, словно понимая, что мне надо немного побыть одной. Я опустилась на колени и коснулась кончиками пальцев надгробной плиты…
…И словно перенеслась в тот день, когда были совершены похороны. Мои похороны.
Совершенно неуместно ярко светило солнце, и наша погребальная процессия казалась черной гусеницей, попавшей из глубокого темного подвала на чистый лист бумаги. Кричали сороки, в кустах бузины до смертной головной боли трещали воробьи, а мы шли тихо, словно воры, забравшиеся в дом, полный спящих хозяев. Процессию не сопровождал ни оркестр (упаси боже!), ни священник с певчими.
Многочисленные родственники, собравшиеся на мои похороны, шли с несколько ошалелым видом. Вероятно, у них не укладывалось в голове то, что я сама иду рядом с собственным гробом и поддерживаю под руку негромко плачущую маму.
Наконец наша процессия остановилась возле свежевырытой могилы. Разрытая земля была деликатно прикрыта полотнищами искусственной газонной травы, и эта зелень приятно радовала глаз, хоть и была ненастоящей, Гроб поставили на небольшое возвышение, рядом примостили обитую лиловым бархатом крышку. В гробу лежала большая кукла с фарфоровым личиком, золотыми роскошными кудрями и в подвенечном платье. На платье куклы было кривовато вышито "Елизавета".