Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кукла изображала меня.
— Кто хочет сказать несколько слов о покойной? — негромко спросила распорядительница похорон.
Вперед вышел папа. Он посмотрел на меня, потом в гроб.
— Милая моя девочка… — сказал он, а в глазах блестели слезы. — Вот и подошел к концу твой земной путь. Мы часто ссорились с тобой, но отныне… Отныне ссор не будет. Это я заявляю как отец. Я всегда любил тебя и буду любить.
Он пошатнулся, и к нему сразу подошел двоюродный дядя с ваткой, смоченной нашатырным спиртом. Папа разрыдался, и его увели, посадили на ближайшую скамеечку.
Теперь настала очередь мамы. Она нетвердыми шагами подошла к гробу. Заглянула внутрь, побледнела, отшатнулась.
— Так будет лучше, — пробормотала она. — До свидания, милое мое дитя.
Гроб забили крышкой. Хорошо, что мне не пришло в голову выступить с речью на собственной могиле, хватило такта.
Потом все было как обычно. Гроб опустили, все бросили по горсти земли на крышку, а следом пара могильщиков все живенько закопала. Над могильным холмом повисла тишина.
— Идемте, — первой нарушила тишину мама, — помянем нашу девочку.
Распорядительница повела нас в небольшое местное кафе, где уже были накрыты столы для поминального угощения. Я проводила родителей и родственников, а сама вернулась на свою могилу. Я бездумно стояла над ней и размышляла: вот теперь у меня начинается новая жизнь…
Жизнь?!
А если не жизнь, то что?!
Вдруг у меня сильно заломило в затылке. Я задрожала так, как будто замерзала. А потом поняла, я дрожу не от холода, нет. От невыносимого жара.
Я обернулась. В двух шагах от меня стоял священник и с какой-то жалобной печалью смотрел на мою могилу.
— Кого здесь похоронили? — наконец спросил он.
— Меня, — ответила я резко. Слишком резко.
Священник внимательно посмотрел в мои глаза. Потом протянул грустно:
— Ах вот оно что… Еще одна душа бесприютная.
Я разозлилась:
— А вы, конечно, это осуждаете?
— Что осуждаю?
— Жизнь после смерти.
— Жизнь после смерти будет по Втором Христовом Пришествии. Тогда восстанут сущие во гробах и все преподобные возрадуются, как говорит псалом. А это разве жизнь? Так, существование.
Меня переполняла боль и горечь.
— А где была ваша Церковь, когда я мучилась и умирала?!
Он подумал и сказал:
— Не потому ли ты мучилась и умирала, что не знала, где была наша Церковь?
Я примолкла, срезанная этим ответом. Молчала и разглядывала священника. Был он далеко не молод, бородат, полноват и одет не роскошно. Его темно-фиолетовая ряса выглядела более чем скромно.
— Послушай меня, девочка, — сказал священник. — Когда тебе станет невмоготу от твоего нового существования, приди в церковь великомученика Димитрия Солунского, спроси отца Емелиана.
— И что? Вы меня убьете?
— Помилуй бог. Я тебя отпою. По-человечески, по-христиански.
— Спасибо, не надо!
— Ну смотри сама.
И священник, развернувшись, медленно пошел прочь. В руке его тихо позвякивало кадило…
А я смотрела ему вслед.
…Все это вспомнилось мне сейчас, когда я касалась руками своей могилы. Я потрясла головой, приходя в себя. С этими воспоминаниями в меня словно влились новые силы. Я будто вновь и вновь говорила тому священнику: "Нет". Я существую. И буду существовать!
— Все, — сказала я своим спутникам. — Концерт окончен. Идемте отсюда.
— И верно, — поддакнула Эсси. — Что-то здесь неуютно.
— И на дуэль можем опоздать, — напомнила коварная Юля.
Мы распрощались с привратником-оборотнем и сели в такси. Юля послала водителю новый коан, и тот резво сорвал свою машину с места. Ехали мы в Водопьяновский парк.
На дуэль.
Всю дорогу Эстрелья уговаривала Алариха примириться с Тропилиным.
— Зачем тебе эта дуэль, Алли? — горестно вопрошала она, прижимая его ладонь к своей высокой груди. — Ты хочешь убить человека из-за какого-то жалкого букета?!
— Он был дерзок, — упрямо бычился Алли, но ладони не отнимал. Скорее наоборот. — Я никому не позволю так смотреть на мою девушку!
— В общем, полный бред, — заключала Юля. — Повеселимся от души!
Я не разделяла ее оптимизма.
В половине двенадцатого ночи мы оказались в Водопьяновском парке. На большой поляне. К нам сунулись было сатанисты, но, поскольку на этот раз мы превосходили их числом, да еще Юля создала мощный плазмоид, быстро отстали. Мы разместились на скамейках на краю поляны. Было прохладно и безветренно, — Какая погодка-то для дуэли — закачаешься! — радостно сказала Юля.
— Прекрати! Нашла чему радоваться! — набросилась на нее Эстрелья.
Юля хихикнула. Я не знаю, почему предстоящее событие так ее веселило. Кстати!
— Дуэль не может состояться, — торопливо сказала я.
— Это еще почему? — возник Аларих.
— Нет секундантов, а без них она будет незаконной.
И тут на поляну, освещенную большим, высоко висящим плазмоидом, вышел Владислав Тропилин.
Но он был не один. С ним шли еще двое, и в свете плазмоида я увидела, что это оборотень и вампир.
— Дуэль состоится, — громко и резковато сказал Тропилин. — Я привел секундантов. Этих господ зовут Юрий и Константин. Юрий — вампир, и я предлагаю господину Алариху его в качестве секунданта.
— Согласен, — холодно сказал Аларих. — Это очень любезно с вашей стороны. Я принимаю секунданта.
Они с Юрием вежливо поклонились друг другу.
— Осталось обсудить вопрос с оружием, — сказал Тропилин, — Кто-то из этих прекрасных во всех отношениях дам заявил, что возьмет обеспечение оружием на себя. Я ошибаюсь?
— Нет, вы не ошибаетесь, — вышла вперед Юля. — Я ведьма Юлия Ветрова, и я предложила вам бой на рапирах. Вот и рапиры.
Она хлопнула в ладоши, затем резко развела руки, и меж ее ладоней проскочила золотистая молния, такая яркая, что я поневоле закрыла глаза. Всего на миг. А когда этот миг прошел и я открыла глаза, в руках у Юли оказался продолговатый деревянный ящик, инкрустированный перламутром и эмалью. Она не без торжественности открыла его. Внутри на алом бархате лежали две рапиры. От них исходило золотистое свечение, и я поняла, что это магическое оружие.
— Волшебные клинки! — оживленно воскликнул Тропилин. — Как мило!
— Разбирайте оружие, господа, — сказала Юля. — Скоро пробьет полночь.
Противники взяли по рапире. Волшебное оружие не перестало светиться, и этот свет придавал всей сцене нечто сюрреалистическое. Да и вообще вся эта дуэль…
Интересно, как бы на это посмотрел Лекант?
Меж тем Эстрелья подбросила вверх платок, и поединок начался. Я вспомнила, как Юля дралась за мое тело с Овидием, и невольно задрожала. Что хорошего в поединках? Только и жди, как один противник насадит другого на рапиру, как жука на булавку! Алариха не убьешь, он бессмертен, значит, погибнет Тропилин… Чем провинился этот человек, чья жизнь может так бесславно оборваться?! Только тем, что повел себя как мужчина и послал понравившейся девушке букет цветов? Черт побери, это бред какой-то!
Я подошла к Юле, наблюдавшей за дуэлью с живейшим интересом.
— Юля, это надо остановить, — прошептала я ведьме. — Нельзя допустить, чтобы Аларих убил Владислава.
— А, — беспечно отмахнулась Юля, — он его и не убьет.
— Мм?
— Это же заколдованные клинки. Я сама заколдовала. Ими невозможно убить. Даже поцарапать. Ах, ты посмотри, какой выпад! Жалко, у меня нет с собой ни фотоаппарата, ни камеры!
— Юля, это неприкрытый цинизм.
— Ничего подобного. Это одна из тендерных парадигм. Самки всегда с волнением наблюдали за тем, как за них бьются самцы. Вот черт! Да этот Тропилин мужик не промах! Как у него работает кисть!
Дуэль становилась все яростнее. Аларих владел рапирой так, что у меня по спине бежали мурашки. Я боялась за Тропилина, хотя Юля и сказала мне, что волшебной рапирой нельзя ни убить, ни ранить. Но и Владислав не сдавался. Он то уходил в защиту, то сам делал блистательные выпады, достойные быть занесенными в учебник по фехтованию. И этот мужчина — из Щедрого?! Где он был все последнее время?
Видимо, об этом же размышляла и Юля. Потому что обняла меня и зашептала на ухо:
— Как ты думаешь, мне согрешить?
— Что ты имеешь в виду?
— Изменить Ромулу. Переспать с этим Тропилиным.
Если он занимается любовью хоть вполовину так же хорошо, как фехтует, мне будет очень славненько.
— Развратница.
— Конечно, развратница. Была, есть и буду во веки веков, аминь. Нет, такого мужика упускать нельзя. А Ромул ничего не узнает.
И тут… Аларих сделал какой-то особенно хитрый выпад и легко коснулся кончиком рапиры рубашки Владислава. Лишь коснулся, я видела это очень четко. Укола не было, даже рубашка не порвалась. Но Владислав замер на месте, потом пошатнулся, выронил рапиру (она засверкала как молния) и рухнул на землю.