Не пытайтесь это повторить - Надежда Первухина

Юля вытерла глаза. Я впервые увидела, как плачет эта бесстрашная ведьма.

— Идемте, ребята. Здесь мы уже ничего сделать не сможем.

Мы подошли к дверям, и тут…

Нас ослепил дивный свет. Мы на мгновение замерли в благоговении, опустили глаза, а когда подняли, то увидели, что душа Тропилина уже не одна. С нею рядом стоял крылатый некто и держал душу за руку, источая неземное сияние.

— Это ангел-хранитель за ним пришел, — прошептала Юля. — Скорее отсюда. Мне стыдно.

И мы ушли.

Было часа три пополуночи, когда я наконец вернулась домой. Мама лежала на диване с мокрым полотенцем на лбу, а отец при виде меня взялся за тонкий ремешок в своих брюках.

— Тийя! — укоризненно сказала мне мама. — Ну разве так можно?

— Мам, пап, простите меня. Тут такие дела были…

И рассказала им все, чем оказался знаменит этот день. Родители только головами покачали, и я их понимала. Они-то считали, что после смерти дочь остепенится, а дочь осталась такой же непутевой.

Поклявшись родителям, что больше никогда не буду их так волновать, я отправилась натираться тальком. В этот раз моя любимая процедура не вызвала у меня воодушевления. Мне только и хотелось, что спать, спать, спать…

Я уснула, едва голова коснулась подушки. И мне снова приснился сон про Леканта.

Будто иду я по полю, заросшему высокой травой и цветами — яркими до невероятия. Иду и спотыкаюсь на каждом шагу, потому что поле это и не поле вовсе, а какие-то сплошные ямы и буераки. И вот оно кончается, сменяется картинка: теперь я иду по проселочной дороге, взбивая каблуками пыль, и впереди у меня только дорога да бескрайнее пасмурное небо цвета простокваши. Но и дорога кончается. Передо мной высоченный дуб с раскоряками-ветвями. И на одной из них сидит Лекант в какой-то черной хламиде, подпоясанной золотым поясом. Он не видит меня — его глаза закрыты, а пальцы ласкают флейту-пикколо, извлекая из нее чарующие звуки. Я замираю, словно завороженная красотой Леканта и прелестью мелодии, и не сразу понимаю, что он никогда не откроет глаз.

— Лекант, — говорю я растерянно, — открой глаза! Здесь я, Тийя.

— Не могу, — напевает флейта.

— Почему? — вырывается у меня.

— Ты не даешь мне жизни, Тийя. Ты не возвращаешь меня.

— Лекант, я сделаю все, чтобы дать тебе жизнь! Лекант, будь со мной, я не могу так!

— Как?

— Без тебя!

— Верни меня, Тийя. Нужна кровь. Просто кровь.

— Я исполню все, Лекант! Ты оживешь!

И тогда он открывает глаза.

И для меня нет ничего прекраснее этих глаз.

Лекант протягивает мне руку, и я взбираюсь на ветку, сажусь рядом с ним. Он обнимает меня. Мне так сладостно и уютно, что словами не передать.

— Мы должны быть вместе, Тийя, — шепчет он. — Разве мы не созданы друг для друга?

— Ты так прекрасен, — вырвалось у меня. — А я всего-навсего…

— Тише, тише, Тийя. Ты еще прекраснее. Ведь ты моя спасительница. А знаешь, что это за дерево, на ветви которого мы сидим?

— Дуб?

— Не в этом дело. Это Древо Дара, Тийя.

— Древо Дара? Что это значит? Объясни.

— Тот, кто выпьет сока этого дерева, становится Дарителем. Ты знаешь, кто такие Дарители?

— Н-нет.

— Это существа или люди, которые никогда не устанут дарить счастье и свет другим. Они разгоняют тьму, с ними можно познать истинное счастье…

— Ты пил сок Древа, Лекант?

— Мне это не нужно, Тийя.

— Почему? — спросила я и проснулась.

…Сон был долгий, но проспала я совсем немного — электронные часы показывали половину четвертого утра. Еще темно.

Я вышла в гостиную. Родители конечно же спали. И слава богу! Им ни к чему знать о том, что их дочь собралась пуститься в очередное приключение.

Я оделась потеплее, прихватила с собой объемистую спортивную сумку и деньги.

И выбежала в ночь.

Я действительно бежала, я боялась не успеть.

Словно от моей скорости что-то зависело.

Я добралась до круглосуточной аптеки и вошла внутрь. Кроме пары нищих, распивавших настойку боярышника у стенда с косметикой "Виши", там никого не было. Нет, я неправильно выразилась. Еще продавщица была — молоденькая девочка в белом халатике с беджиком.

— Здравствуйте, — сказала я ей. — Мне нужна размороженная кровь.

— Сколько? — понимающе улыбнулась она.

Видимо, она приняла меня за вампиршу. Люди иногда путают оккультных существ, это случается.

— Минутку, я посчитаю, — сказала я.

И произвела в уме быстрый подсчет, припоминая длину, ширину, высоту и глубину гробницы Леканта.

— Мне нужно двадцать литров крови, — отчеканила я.

— Хорошо, — кивнула фармацевт. — Сейчас принесу.

Она удалилась, а я принялась нервно расхаживать по аптеке, привлекая ненужное внимание нищих.

— Дочка, — решил попытать счастья один из них, — дай на хлебушек.

Я протянула десятку.

— Спаси тя Христос, — торопливо прогнусавил нищий, и тут же возник второй:

— А мне?

Пришлось протянуть десятку и ему.

— Мало даешь, — хмыкнул второй попрошайка, принимая мое доброхотное подаяние.

— Я больше не могу, — принялась оправдываться я. — Мне может денег не хватить.

Тут из подсобки вышла девушка-фармацевт и, слегка покряхтывая, выставила на прилавок четыре пятилитровые бутыли с кровью.

— Спасибо! — воскликнула я. — Сколько я вам должна?

Она пощелкала на компьютере и сказала:

— Две тысячи двадцать рублей.

Две тысячи у меня нашлись, их я подала продавщице.

А вот двадцатка…

Как я ни пыталась наскрести ее мелочью, ничего не выходило.

— У меня только шестнадцать рублей, — выложила я горку мелочи на прилавок. — У меня было две десятки, но я отдала их нищим. Не требовать же обратно…

— Да что вы так волнуетесь, девушка, — улыбнулась продавщица. — Подумаешь, четыре рубля! Как-нибудь занесете. Берите кровь.

— Если бы вы знали… — прошептала я. — Вы меня спасли. И не только меня.

— Ерунда. Давайте я помогу вам упаковать бутыли.

Мы сообща поставили бутыли в спортивную сумку. Та раздулась, как беременная мышь. Что, вы никогда не видели беременных мышей?

Зря.

Мне было не привыкать таскать тяжести, поэтому я легко взяла сумку за ручки и распрощалась с аптекаршей.

А двое нищих на поданные им червонцы купили еще настойки боярышника.

Благо она у нас в Щедром очень дешевая.

Я волокла сумку и торопливо направлялась к родному музею древней истории. Конечно, сейчас там никого и все стоит на сигнализации, но, во-первых, я знаю, как пройти сквозь стены, а во-вторых, в курсе, как обойти маячки сигнализации. Она реагирует на тепло. А разве умертвия бывают теплыми?

То-то и оно.

До музея я добралась без приключений. Включила ночное зрение (оно у меня как у кошки), прошла сквозь запертую дверь служебного входа и оказалась в темном коридоре, ведущем в подсобки.

Я дошла до кладовой, в которой спрятала гроб со скелетом Леканта, и тут меня обуял внезапный липкий страх.

А вдруг кто-нибудь обнаружил гробницу и выкинул ее из музея ко всем чертям?!

Нет! Этого просто не может быть. Не таковы наши музейные работники, чтобы выкидывать из запасников таинственные гробницы весом в полторы тонны!

Я ладонью отперла дверь кладовой. Поставила на пол сумку с кровью, принялась расшвыривать во все стороны полиэтиленовые полотнища, скрывавшие гробницу.

Слава небесам, она была на месте. В темноте она слабо засветилась, едва я к ней прикоснулась.

Я нашла на крышке потаенные знаки.

Круг.

Птица.

Волнистая линия.

Пальцы нажали на последний — и я почувствовала, как легко пришла в движение крышка.

Я осторожно, практически бесшумно сдвинула ее до конца. Скелет Леканта лежал все так же, тускло блеснули браслеты на запястьях.

— Я принесла кровь, милый, — прошептала я.

Беря по одной бутыли с кровью, я аккуратно выливала их в гробницу. Вылила четвертую бутыль и увидела, что просчиталась.

Крови оказалось мало.

Что же делать? Снова бежать в аптеку? Но до утра совсем немного времени. Рассветет, меня заметят… В общем, невесело.

И тут случилось невероятное. Кровь стала прибывать. Медленно, но верно.

И наконец кровь заплескалась вровень с краями гробницы.

"Закрой крышку", — приказал мне внутренний голос.

Я повиновалась.

Мне показалось или гроб действительно тихо загудел?

"А теперь уходи, — приказал мне все тот же голос. — И будь осторожна".

Что мне оставалось делать?

Я собрала пустые бутыли в сумку, вновь закидала гроб полиэтиленом. Вышла из кладовки и заперла ее. На все про все у меня ушло полтора часа.

Тем же путем я покинула музей. Шла по спящим улицам, точно пьяная. Мне казалось, весь мир должен узнать о том, что я сделала.

А что я сделала?