Магнетрон - Георгий Бабат

Знакомого летчика приятели застали еще спящим. Когда он вскочил, посетители обнаружили, что его лицо покрыто пятнами красного цвета разных оттенков, от розового до ярко-малинового.

— Что с тобой? — спросил Сидоренко.

Летчик посмотрел в зеркало и глубоко вздохнул.

— Жаль смывать! Эх, ребята, — продолжал он, — какие девушки бывают на свете, как превосходно изучили они систему Станиславского…

— Ты это о ком? — осведомился Сидоренко.

Летчик отставил зеркало и взял полотенце.

— Не скрою, — вздохнул он еще глубже, — меня целовали…

— Не тяни! — перебил Сидоренко.

Летчик умылся, тщательно вытерся и снова заглянул в зеркало:

— Как вам известно, товарищи, я вчера побрился. Так? После того как Анатолий выпустил меня из своих цепких лап, я решил вернуться в «Поплавок». И, представьте, попал в самую точку.

— Так, значит, ты их выручил! — воскликнул просиявший Сидоренко.

— Когда я рассчитался с этим старым маседуаном под бешамелью, — поглаживая ладонью щеку, продолжал летчик, — девушки, все втроем, кинулись мне на шею. Я их всех трех держал в своих объятиях. Но это длилось лишь одно мгновенье, а затем все растаяло, как сон. Если бы не следы губной помады на моем лице, я мог бы поклясться, что все это мне только снилось…

— Так прими же еще один поцелуй от меня! — закричал Сидоренко. — А то, спрашивается, какого же черта ты брился?

— Ввиду того, что ты не знаком с системой Станиславского, — возразил летчик, — я предпочел бы обойтись без твоего поцелуя. Со своим начальством я уже говорил и получил разрешение взять твоего приятеля с собой в Москву.

Глава двенадцатая

КБ—217

Стечение случайных обстоятельств

В детстве Веснин читал сказку о двух студентах, заблудившихся в горах. На одной из вершин они увидели храм, а в храме — отшельника, сидевшего неподвижно.

«Как вы существуете, ведя столько лет такую однообразную жизнь?» — спросил один.

Второй молча смотрел на расписную стену храма, где были изображены девять небесных дев. Девятая, с челочкой на лбу, была неотразимо прелестна. Она подняла руку с цветком и поманила к себе студента. Тот шагнул и очутился в незнакомом городе, а дева, смеясь, манила его все дальше и дальше. Он следовал за ней по улицам, переулочкам к маленькому домику, расписанному красным лаком и золотом. Здесь они были так счастливы, что студенту казалось, будто он не жил до этого и не будет жить после, ничего не существовало прежде и ничто не произойдет впредь. Вдруг он услыхал топот тяжелых, подбитых гвоздями сапог, раздался свист ременной плети, и студент увидел покрытое черным лаком лицо воина в железных латах. Юноша испытал такой страх, что казалось ему, будто он вовсе не существовал прежде и ничто для него уже невозможно впредь. В ужасе он открыл глаза и увидел отшельника, который отвечал на вопрос, заданный первым студентом:

«Насчет однообразия скажу вам — это зависит от обстоятельств. Порой случается, что, взмахнув ресницами, успеешь прожить не одну, а несколько жизней».

Об этой сказке думал Веснин, после того как расстался с Сидоренко. В шесть часов утра он ступил на борт самолета, который мгновенье спустя оторвался от земли и стал набирать высоту. В одиннадцатом часу того же дня Веснин уже выходил из ворот Московского аэропорта, отсюда на такси он помчался в главк.

Но попасть на совещание было не так просто: его фамилия не значилась в списке участников. Пришлось побегать вверх и вниз по лестницам, добиваясь в различных отделах Главного управления пропуска на право присутствовать на совещании.

Тем временем Евгений Кузьмич Горбачев успел закончить свой доклад и ответить на все вопросы, выкурить в перерыве несколько папирос, выпить чаю и приготовиться к тому, что он предполагал услышать от товарищей, высказавших желание выступить по докладу.

Как раз к началу прений попал наконец в зал Веснин. Он не мог и теперь еще получить слова — до него записалось двенадцать человек. В зале уже зажгли люстры, а за окном было совсем темно, когда Веснин получил возможность говорить о докладе, которого он не слыхал. На выступление было дано пять минут. Но Веснин говорил и отвечал на вопросы почти целых три часа.

Совещание закончилось поздно.

У Веснина пропал голос, пот струился по лицу, и он вытирал лоб и щеки почерневшим, мокрым носовым платком. Он ничего не ел со вчерашнего дня, он утром в первый раз в жизни поднимался в воздух, и самолет не был приспособлен для перевозки пассажиров, там не было ничего, кроме пространства за бортом, куда можно было сплевывать подступавшую к горлу рвоту. Эту старую грузовую машину качало и бросало всю дорогу — погода не была в то утро «лётной».

Делая свое сообщение об импульсном генераторе сантиметровых волн, Веснин огромным напряжением воли заставил себя преодолеть головокружение и озноб. Все время, пока он присутствовал на совещании, Веснин не хотел ничего, кроме возможности склониться над раковиной и облить голову холодной водой. Он не видел ни Горбачева, ни Угарова и никого другого из тех, кому рассказывал сейчас о своих работах.

Евгений Кузьмич Горбачев не летал перед совещанием на самолете и не постился в течение суток. Но он был так же бледен, как и Веснин. Идеи Горбачева получили признание, он не был никем и ни в чем обижен. Успех Веснина с его магнетронным генератором не был оскорбительно легким или незаслуженным. И все же Евгению Кузьмичу было горько. К концу совещания он выступил в поддержку предложений Веснина. Горбачев работал над своими триодными генераторами более пяти лет. Принятие магнетрона означало, что вся техника, основанная на триодах, должна была уйти в архив; все схемы и конструкции триодных генераторов становились ненужными.

Поздно вечером главный инженер Главного управления электрослаботочной промышленности подытожил предложения, сделанные по сообщению Веснина:

— Всемерно форсировать работу по импульсным магнетронным генераторам сантиметровых волн. Организовать при Ленинградском электровакуумном заводе специальное конструкторское бюро магнетронных генераторов.

В раздевалке главка маленький человечек с морщинистым лицом подошел к Горбачеву и пожал ему руку. Это был харьковский профессор Семен Борисович Кампов.

— Евгений Кузьмич, пройдемтесь немного пешком, — сказал Кампов, когда они вышли. — Нам по пути, я провожу вас. Вы не возражаете?

Горбачев не возражал. Он, оказывается, имел намерение походить по изменившимся московским улицам. Он давно уже не был в Москве:

— Все возился со своими триодами.

Старший научный сотрудник ионосферной станции Геннадий Иванович Угаров вышел вместе с ними.

Кампов и его приветствовал весьма сердечно.

— Что касается меня, Гена, — сказал он, — то я в ваши триоды верю, работал с ними и буду работать. Триоды, несомненно, найдут себе применение. Но магнетроны меня тоже интересуют, чрезвычайно интересуют. Одно другому не мешает. И знаете что? Основное — это создать устойчивую эмиссию. Катоды! Катоды — это очень острый, проблемный, я бы сказал, вопрос. И магнетроны тоже не могут быть практически использованы до тех пор, пока не будет устойчивой эмиссии. Катоды, Гена, — это конек вашей Детскосельской станции. Занимайтесь и дальше катодами. Если вы хотите послушать совета старого харьковчанина, то продолжайте свои работы с катодами…

Прощаясь с Горбачевым, Кампов засмеялся:

— А что, Евгений Кузьмич, каков этот Веснин-то, а? Хорош юнец, ничего не скажешь, да только без нас ему не обойтись. Мы с вами еще ему пригодимся, вернее — не только ему. Нашей стране еще нужны такие, как мы с вами, еще как нужны! Вот вам моя рука, даю ее на отсечение, если мы с вами еще не покажем себя. Ого! Наше время еще придет, уверяю вас, и главное на сегодняшний день — это катоды. Можете мне верить, я старше вас, и у меня всегда правильные предчувствия.

Выступление Веснина на совещании в главке получило такой живой отклик, встретило такую крепкую поддержку потому, что расширение работ по магнетронам стало ко времени совещания настоятельной необходимостью. Поиски конструкции мощного генератора волн сантиметрового диапазона — это как раз было то, что принято называть духом времени. Веснин оказался на гребне волны. Его несло общее течение. Он плыл по этому мощному течению.

То, что Веснин добился успеха, работая над магнетроном, объясняется совпадением множества обстоятельств. Но нельзя придавать особого значения «счастливым случайностям»: встрече Веснина с командиром БЧ-2 на корабле, «случайному» чтению книги Хладного, встрече Веснина со своим другом детства Толей Сидоренко, «случайным» разговорам с Рониным и Мочаловым…