Магнетрон - Георгий Бабат

Оленин протянул Веснину первое издание поэмы Блока Двенадцать с устрашающими иллюстрациями Анненкова.

— Олег Леонидович, я пришел поговорить с вами о деле, — сказал Веснин, закрыв книгу, на которую едва взглянул. — У нас на заводе организовано конструкторское бюро. Мы будем заниматься магнетронными генераторами сантиметровых волн.

Оленин порывисто вскочил со стула, достал из книжного шкафа школьную, разграфленную в клеточку тетрадь.

— Хотите взглянуть? — Он перелистал тетрадь и показал Веснину чертеж.

Пока Веснин перелистывал тетрадку, Оленин говорил ему:

— Александр Васильевич Мочалов верил, что мы, работавшие с ним, будем продолжать дело, которому он отдал жизнь. Вот почему и мне и моей жене, нам обоим, так горько, что я от этого дела отошел. Я веду в Педагогическом институте лабораторию по общей физике, учу будущих учителей средней школы обращению с простейшими физическими приборами. Но когда урвешь свободную минуту, так и тянет к магнетрону. Даже во сне я часто вижу Мочалова… Ощущение такое, словно должен и не заплатил. Александр Васильевич наметил обширную программу, но мне не довелось завершить. Я теперь начал постепенно приводить в порядок свои старые лабораторные дневники. Возможно, потомству пригодится, говорит Ия Юльевна.

Веснин; знакомясь с этими дневниками, вспоминал свои диски и подковки, подковки и диски, которые он рисовал год назад, в поезде по дороге из Севастополя в Ленинград.

«Как далеко вперед продвинулось теперь наше дело!» — думал Веснин, рассматривая чертеж вращающегося электронного колеса со спицами, знакомого ему по его собственным старым тетрадям.

— Если я не ошибаюсь, вы кандидат технических наук?

— О, пусть вас это не смущает! — смутился Оленин. — Я пошел бы к вам даже на должность техника, уже не говоря о младшем научном сотруднике. Завкафедрой Мстислав Львович Рокотов обещает представить меня к званию доцента, но я готов хоть сию минуту все это оставить. Жена будет довольна. После разговора с вами я не могу без стыда думать о том, как сам я спасовал перед трудностями, поспешил укрыться от житейских бурь в тихой гавани Педагогического института.

Беспокойная должность

Позади стекольного цеха, на участке, где совсем недавно была волейбольная площадка, заканчивалось строительство нового большого корпуса. Веснин не ожидал, что по приказу директора завода Жукова лучшие комнаты этой новостройки — половина второго этажа — будут отведены для нового конструкторского бюро по магнетронам — КБ № 217. В новый корпус переезжал также и химический отдел лаборатории. Профессор Петр Андреевич Болтов должен был стать соседом Веснина по этажу. Они оба ходили почти каждый день смотреть, как подвигаются отделочные работы.

— Трудно теперь вообразить, — сказал как-то Веснин Болтову, — что еще прошлым летом я здесь гасил мяч у сетки.

— А я, — улыбнулся Болтов, — вскапывал здесь землю под картофель, и, представьте, тоже не очень давно.

И Болтов рассказал Веснину, как в 1920 году дядя Коля Мазурин, который был тогда старшим дворником завода, пришел к Студенецкому с просьбой разрешить рабочим сажать картошку на заводском дворе: «На четвертушке хлеба не проживешь…»

«К сожалению, из старых ружейных гильз не вырастают корнеплоды», — ответил в своем обычном стиле Константин Иванович.

— Иного посадочного материала у нас в то время действительно не было, — продолжал Болтов. — Можно было бы написать роман о том, как нам удалось засадить огород. Тем летом многие из нас говорили: «Я не знал, что цветущий картофель так красив», «Когда голод кончится, будем сажать картофель просто так, для красоты». Да, этот картофель нас тогда поддержал, — вздохнул Болтов. — Жаль, что нельзя прибить на этом нашем новом корпусе мемориальную доску, посвященную картофелю, который мы здесь сажали.

Ящики с оборудованием для нового КБ уже прибывали на заводской склад. Трещали доски упаковки, поддетые ломами такелажников. И лоснящиеся от слоя предохранительной смазки станки постепенно заполняли просторные помещения нового корпуса.

Напрасно надеялся Веснин, что станки можно будет расставить осторожно, что стены будут сиять в своей первозданной чистоте и паркет нигде не покоробится. В первый же день старый знакомый Веснина, рыжебородый бригадир такелажников, легонько приподняв своими татуированными ручищами дверь, ведущую в опытную мастерскую, снял ее с петель и вынес во двор. Так же были сняты и вынесены оконные рамы. Стали втаскивать в окно громоздкий, тяжелый строгальный станок, и подоконники треснули, обвалилась штукатурка с наружной стены.

Корпус нового здания лаборатории проектировали, когда о магнетроне еще не было и речи, а строился он, когда Веснин еще только приступал к своим первым опытам. Естественно, что в то время размещение оборудования для КБ-217 не могло быть учтено, и теперь приходилось многое переделывать на ходу: рубить пол, пробивать стены.

Веснин испытывал ощущение, близкое к физической боли, когда втаскиваемые наверх сварочная машина, высоковольтные трансформаторы, выпрямители грохотали по ступеням лестницы, обламывая углы, оставляя глубокие борозды.

— Закурим, товарищ начальник? — видя огорчение Веснина, подошел к нему бригадир такелажников.

Еще во времена монтажа цеха цельнометаллических ламп бригадир попытался однажды угостить Веснина папиросой. Веснин отказался, и бригадир пошутил тогда:

«Как же инженеру да не курить? Станете начальником, получите отдельный кабинет, сядете за стол, и что же тут делать, как не курить? Покурил и задумался, задумался и покурил…»

— Теперь я начальником стал, и кабинет у меня есть, а вот задумываться некогда, — вспомнил шутку грузчика Веснин, когда тот протянул ему пачку папирос. — Да, думать некогда, вот и не курю.

Многие такелажники приветствовали Веснина, как старого знакомого, вспоминали случаи из той поры, когда он вместе с Френсисом монтировал цех металлических ламп. Если случалось, — а это случалось не так редко, — что вместо ожидаемого груза в ящике оказывались совсем другие изделия, грузчики, смеясь, советовали Веснину послать на завод «кейбл». И Веснин не мог не улыбнуться. Обнаружив, что чувствительные, требующие особо осторожного обращения аппараты оказывались упакованными недостаточно тщательно или были уложены вверх дном, припоминали нарисованных на импортных ящиках вежливых человечков с поднятыми руками: «Не ставьте меня на голову», и человечков, вежливо раскланивающихся: «Спасибо, что поставили меня на ноги».

Среди такелажников Веснин, к своему удивлению, увидел «современного Геракла-Атланта», которого некогда рекомендовал ему для переноски царского кресла продавец комиссионного магазина.

Перехватив взгляд Веснина, парень улыбнулся:

— А кресло кому препоручили, товарищ начальник?

— Да никому. Так и стоит у меня в комнате. Я к нему привык.

— К этому креслу и у меня тоже была сильная привычка. Не счесть, сколько раз я его таскал! Из комиссионного к заказчику, а от заказчика обратно в комиссионный.

— Вы человека хлеба лишили, — пошутил бригадир. — Не стало кресла — пришлось на завод пойти.

Все оборудование КБ и опытной мастерской было заказано отечественным заводам, впервые осваивавшим новую для них технику. Ошибки при выполнении сложных заказов КБ-217 были неизбежны. Но каждая очередная неполадка выводила Веснина из состояния душевного равновесия, он приходил в ярость:

— Опять некомплектная поставка! Снова станки без технической документации!

Каждый новый день приносил новые огорчения, новые хлопоты:

— Опять «Буревестник» изменил габариты! Снова «Электропечь» поставила железные гайки вместо латунных! Сколько раз я должен повторять, что в наших конструкциях нельзя токоподводы делать из черного металла!

— Стыдно вам, Владимир Сергеевич, в ваши годы так распускаться, — укорял Веснина Болтов.

— Петр Андреевич, но ведь это возмутительно! Это халатность, небрежность, граничащая с преступлением!

— Когда я слышу у себя в лаборатории через две закрытые двери ваши вопли, у меня повышается давление. А мне, Владимир Сергеевич, несмотря на гипертоническую болезнь, хотелось бы продержаться в рабочем состоянии возможно дольше. Отчасти это также и в ваших интересах. Мы ведем сейчас довольно перспективные исследования по новым газопоглощающим составам…

Петр Андреевич говорил о временах, когда на этом же заводе пытались делать волосок для лампочек накаливания из прессованного осмиевого порошка, о той поре, когда здесь делали гильзы для патронов, а позже из пустых гильз мастерили зажигалки.