Магнетрон - Георгий Бабат

— Который же из двух математик? — спросила Загорская, хихикнув точь-в-точь, как хихикала дочь короля Лира — Гонерилья.

— Слушай, Володя, — сказал Сидоренко, — ты завтра должен быть на совещании в главке. Этот мой парень, которого мы ждем, завтра летит в Москву; я уговорю его.

— Но я обязан здесь докладывать на конференции, я ведь от завода послан.

— Все пропало! Без конденсатора приемника не собрать!.. Девушки, девушки, — спохватился Сидоренко, — наполним бокалы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум!

И Сидоренко на этот раз действительно наполнил бокалы пивом.

— Я придумал, — сказал Веснин. — Можно попросить сделать доклад Цветовского. Это один наш инженер. Он остановился в той же гостинице, где я.

— Идем к нему немедленно! — поднялся из-за стола Толя.

Тут в дверях появилась сильно напудренная физиономия только что побрившегося летчика.

— Вот кстати! — приветствовал его Сидоренко. — Есть срочное дело…

— Позволь, Анатолий, — перебил Веснин. — Сначала познакомь между собой наших гостей.

— Ах, да! Само собой разумеется, — спохватился Сидоренко. — Это как раз те самые королевские дочери, о которых я тебе говорил, — обратился он к летчику. — И если бы ты был на спектакле, то сам увидел бы их при орденах и знаках различия.

— Весьма сожалею, — начал летчик, крепко стиснув руки Кати-Гонерильи, — что не имел чести, — продолжал он, схватив руку Арфик Вагановой, — лично присутствовать в театре, — заключил он, потрясая руку Риты.

— А теперь идем с нами, — сказал Сидоренко, взяв летчика под руку. — Дело есть.

— Простите, — обратился Веснин к актрисам, — мы сию минуту вернемся.

И молодые люди покинули ресторан «Поплавок».

Гонерилья продолжала еще некоторое время принужденно хихикать. Регана сидела с видом царственного равнодушия. Рита плакала.

— Я же говорила вам: одевайтесь скорее, — рыдала она, — я же предупреждала, что они могут, ожидая нас, выпить лишнее, я же рассказывала вам о том, как он однажды ночью собирал фиалки…

— Идемте отсюда! — решительно сказала Катя Загорская.

Но как только они поднялись, перед столиком вырос красивый розовый старик во фраке, с салфеткой, перекинутой через плечо:

— Mille pardons, Mesdames![9] Стол был заказан на шесть персон. Первое — Potage purée d’écrevisses au riz, то есть суп — раковое пюре с рисом, а к сему petites сгеpinettes grillées, то есть пирожки крепиньеты, жареные на ростре, а затем следует, как положено, labardan à lа bechamel, сиречь лабардан под бешамелью…

— Можете не переводить, — молвила Регана, — же компран франсе.[10]

— Mille pardons, — залепетал официант грассируя, — стол был заказан pour six personnes.[11]

— Трэ бьен,[12] — все с тем же акцентом, далеким от парижского, и с тем же апломбом продолжала Арфик, — сколько у вас там на счете?

— Жигулевского шесть бутылок, консоме а ля рен могадор и дамский сабайон… Это было отдельно заказано.

— Же деманд комбьен, компрене ву?[13]

— Арфик, ты гениальная актриса! — прошептала Рита.

— Типичная Коонен, Коонен в роли Адриенны Лекуврер,[14] — признала так же тихо Катя Загорская.

— Сколько на счете? — засуетился официант. — Это можно, это сейчас.

И он принялся спешно карандашиком вычислять в маленьком блокноте.

Оставим же на время трех девушек с многоопытным официантом, который, конечно, не выпустит их из ресторана до уплаты счета, и последуем за тремя молодыми людьми.

— Какого черта я брился? — в который уже раз спросил летчик, когда Сидоренко остался с ним наедине в вестибюле гостиницы. (Веснин заявил, что будить Цветовского он пойдет один.) — Какого дьявола меня погнали бриться? — повторял летчик.

Сидоренко, как мог короче и убедительнее, рассказал ему о магнетроне и о совещании в Москве, на котором Веснин должен быть во что бы то ни стало.

— Ладно, приходите к шести утра на аэродром, я выпишу на вас пропуск, — угрюмо произнес летчик, потирая свои гладко выбритые щеки.

— Ну, иди с миром, — вздохнул Сидоренко, — катись.

Веснин покидает совещание по электротермии

Не сразу решился Веснин постучать к Цветовскому. Ведь был уже первый час ночи. В нерешительности взялся Веснин за ручку двери. Полированный шар легко повернулся с чуть слышным скрипом.

— Входите, входите! — раздался голос Цветовского.

В комнате горел свет. Цветовский был уже в постели, поверх одеяла лежали чертежи и схемы. На соседней кровати громко храпел Мухартов. Его верхняя губа в «наусниках» опускалась и вздымалась в такт его ровному дыханию.

— Я был уверен, что вы зайдете ко мне, — сказал Виктор Савельевич Веснину. — Вам Илья Федорович, вероятно, достаточно подробно описал, какие у нас тут осложнения. У них на рации тут огромный запас газотронов старых выпусков, еще моей конструкции, до того, как ее успел испортить Женя Моторин…

Веснин вспомнил, как резко охарактеризовал Дымов эту конструкцию Цветовского, но сдержался и промолчал.

— И из всех этих газотронов, — продолжал Цветовский, — я не могу выбрать комплект, который работал бы без обратных зажиганий. Сегодня у меня совсем руки опустились. И вот теперь я лежу и думаю: что же мне еще предпринять? Вы ведь тоже занимались обратными зажиганиями. Вот почему я надеялся, что вы непременно зайдете и мы посоветуемся. Я не гасил света, чтобы не уснуть. Илья Федорович сказал мне, что вы в театре. Вот я и ожидал, что после театра вы непременно зайдете ко мне.

Веснин понял, что сейчас бесполезно было бы говорить с Цветовским о чем-либо, не касающемся обратных зажиганий в выпрямительных установках. Со свойственной ему добросовестностью он стал обдумывать создавшееся у Цветовского положение.

— Я уж пробовал и токоограничивающие сопротивления, как те, что вы на станции Медь на тяговой подстанции ставили, — говорил Цветовский. — Толчки тока, конечно, уменьшились, но все равно обратные не ликвидировались…

— Знаете, Виктор Савельевич, — сказал наконец Веснин, — запас газотронов, вы говорите, здесь большой. Я бы переделал установку на последовательное включение газотронов. Вместо каждого газотрона включил бы по два последовательно.

— Но у меня тогда вдвое возрастут потери энергии.

— Потери в вентилях теперь составляют две десятых процента, — возразил Веснин, — а если они возрастут вдвое, это все равно будет меньше половины процента. Потери же в токоограничивающих сопротивлениях у вас составляют пять процентов.

— Ну, а будет ли напряжение равномерно распределяться между последовательно включенными вентилями, если не применять делителей напряжения?

— Да ведь это подтверждается статистикой, что при последовательном включении вероятность обратных зажиганий значительно уменьшается. Если вы, Виктор Савельевич, читали обзоры нашей внезаводской инспекции, то там они это всегда отмечают.

Но Цветовский приводил всё новые и новые доводы против последовательного включения.

Веснин сначала терпеливо отвечал на каждый из них, потом стал раздражаться.

— Виктор Савельевич, конечно, это не уравнение первой степени с одним неизвестным, которое допускает только одно-единственное решение. Всякая инженерная проблема может быть решена бесчисленным количеством разнообразнейших способов. В данных конкретных условиях то, что я вам предлагаю, мне кажется самым рациональным. Но, конечно, вы вправе принимать любое другое решение.

— Вообще говоря, я уже думал об этом последовательном включении, — глубокомысленно заметил Цветовский.

Веснин невольно улыбнулся, вспомнив наставление Мочалова: «Не говорите: я думал».

— Вы извините меня, Владимир Сергеевич, — продолжал Цветовский, — я всегда так поступаю, если мне кажется нечто очень легким, доступным и желательным. Я в таких случаях стараюсь привести доводы, которые могли бы заставить меня от такой находки отказаться. Делаю я это для вящей крепости. Что крепко, того и купоросом не возьмешь. А что начнет поддаваться, от того я и отказываюсь. Видите, ваше предложение, хотя оно и весьма примитивно, не поддалось. Теперь позвольте вас поблагодарить. Очевидно, сегодня, впервые за все время этой командировки, я усну спокойно. Прошедшую ночь я по здешним кладбищам бродил, чтобы хоть немного развлечься… Я вообще любитель этого дела — изучаю надгробные надписи. Вот и вчера любопытный памятник попался.

Цветовский выдвинул ящик ночного столика, достал оттуда записную книжку, перелистал ее и, найдя нужную страницу, прочел:

— «Дорогому Бене, которого я встретила на улице Дюка Ришелье и была ему верной женой в течение двух лет и семи месяцев. Беня, помни одну меня, как я лишь одного тебя буду помнить».